и там ее остановили. Уверения, будто она идет к отцу, работающему в столовой во дворце, не помогли. Ситниченко пошла назад в авиапарк, зайдя по дороге в Арсенал и встретив там Андрея Иванова. В ту ночь она несколько раз ходила между Арсеналом и авиапарком с записками для Богданова, солдата авиапарка, принимавшего активное участие в подготовке восстания:
Що там в нім було написане[,] не знаю. Витрівалість конспіратора не дозволяла прочитати те, що не мені призначалось. Я знала одно: якщо затримають юнкери, я повинна проковтнути записку {595}.
В авиапарке происходило совещание с участием Затонского. В какой-то момент в парк пробрался посланец из дворца, который подтвердил, что весь военно-революционный комитет арестован.
Раздаются возгласы: «Идем выручать!», «А, если поздно, так – мстить мерзавцам!».
С трудом удерживаю их. Надо выяснить свои силы, установить связь с другими частями,
– вспоминал Затонский.
Около 3-х часов ночи вместо арестованного комитета был создан новый. В его составе были Богданов, Кудрин {596}, Карпенко, Иванов {597}, Новиков {598}, Кошелев, Друзякин {599}. Организацию военных действий против штаба взяли на себя 3-й авиапарк и понтонный батальон. Было условлено, что вооруженное выступление начнется вечером того же дня, 29 октября (11 ноября). Сигналом к восстанию должны были стать тревожные гудки Арсенала и полет самолета над Печерском и Липками. По плану, авиапарковцы при поддержке конно-горного дивизиона должны были атаковать Константиновское юнкерское училище (Московская, 45), после чего повести наступление на юнкеров Алексеевского училища (нынешний Военный лицей имени Богуна, бульвар Леси Украинки, 25). Другая часть авиапарка, совместно с понтонерами, должна была с двух сторон атаковать Николаевское военное училище (Никольская, 11). Арсенальцам надлежало получить подкрепление в 400 человек и сдерживать наступление юнкеров со стороны Мариинского парка и Кловского спуска. Наступление должен был поддерживать находившийся за Слободкой тяжелый артиллерийский дивизион – огнем через Днепр по зданиям училищ.
Николаевское военное училище
Солдат 3‑го авиапарка Савва Бондаренко в ту же ночь отправился на Пост-Волынский – обеспечить вылет самолета с тамошнего аэродрома. Из-за усиленных патрулей в городе идти пришлось по окраинам – через Зверинец, Демиевку и Байковую гору. Прибыли на место к утру. На аэродроме подготовили к полету новый самолет типа «Вуазен» (Voisin; конструкция французского авиатора Габриеля Вуазена). Самолет, пилотируемый летчиком Егоровым и наблюдателем Кебчуком, совершил пробный полет и благополучно возвратился на аэродром. В 5 часов вечера этот же самолет появился над Арсеналом. Раздался тревожный гудок. Его поддержали гудки завода Гретера и Криванека и других предприятий. Авиапарковцы захватили гауптвахту, освободив находившихся там заключенных, обезоружили комендатуру. Попытались, как и было запланировано, начать атаковать юнкеров.
Габриель Вуазен (Gabriel Voisin, 1880–1973), французский авиаконструктор
Биплан конструкции Вуазена
Но вместо наступления пришлось быстро перейти к обороне. Конногорцев окружили юнкера и заперли в казармах. Понтонеры оказались не готовыми к выступлению. Наконец, не на руку восставшим сыграло то, что дело было в воскресенье. В «Арсенал» явилось значительно меньше рабочих, чем обычно. (По версии Ситниченко, по случаю воскресного дня из заводского гудка был выпущен пар, и потому завод так и не дал гудок. Из-за этого, в свою очередь, арсенальцы вовремя не вступили в бой {600}.) Пришлось направить туда подкрепление; проехать по Московской улице было абсолютно невозможно, и грузовики поехали кружным путем, через Новонаводницкую, набережную и Теличку на Зверинец. Расположенные там склады боеприпасов охранялись георгиевскими кавалерами, которые еще накануне согласились выдать повстанцам патроны и артиллерийские снаряды. Получив на складах боеприпасы, отправились в обратный путь. У Цепного моста грузовики попытался остановить патруль юнкеров, но они проскочили. Остановились у старой водокачки, откуда боеприпасы перенесли на руках вверх по днепровским склонам, через территорию понтонного батальона, к Арсеналу.
Но в это же время территория ипподрома и авиапарка подверглась перекрестному обстрелу юнкеров Николаевского и Константиновского училищ; к константиновцам подошло подкрепление из алексеевцев. В расположение авиапарка попытался прорваться броневик, но у ворот его забросали гранатами {601}. В то же время чехословаки открыли ураганный пулеметный огонь по авиапарку. Если бы они знали, что защитники парка немногочисленны, а патронов у них – на вес золота, то, вероятно, перешли бы в наступление {602}.
Что делали в это время украинцы? 29 октября (11 ноября) Центральная Рада собралась на очередную, седьмую сессию. Вечернее заседание открылось в 5½ часов вечера. После выступления Винниченко, который обсуждал будущую деятельность Генерального секретариата в новых условиях, слово взял Ткаченко – тот самый, с чьей подачи двумя днями ранее была принята резолюция с осуждением восстания в Петрограде. Теперь Ткаченко заявил, что, когда штаб военного округа разгромил Советы во дворце, «цей штаб пішов явно на контрреволюцію». Его поддержал Христюк, который
<…> намалював теж незвичайну у нас картину контрреволюції. Офіцери штабу округи заявляли, що вони «не можуть розбіратись, де большевик, а де меньшевик».
Штаб прикликав таке військо, яке готово кожної хвилини піти проти штабу і громити все кругом себе, та знищити здобутки революцїі.
Следующий оратор, Петлюра, заявил, что ожидаемое выступление большевиков (на самом деле оно на тот момент уже началось) «являється тільки наслідком безтактности штабу Київської військової округи». Украинские части, сообщил он, пока придерживаются нейтралитета.
Рада приняла внесенную украинскими социал-демократами резолюцию под недвусмысленным названием «Про контрреволюційні виступи штабу округи». Отмечалось, что во дворце были не только большевики, но и представители других партий (меньшевики, эсеры), и
[щ]о розгром військом Дворця прибрав характер явно контр-революційного походу проти рад і тим проти всієї демократії, там представленої, який виявився в ганебному поводженні з представниками і членами ріжних соціялістичних партій, в антісемітічному наст[р]ою окремих особ серед війська і в знищенню і в знущанню над революційними емблємами і прапорами.
Резолюция требовала немедленного освобождения всех арестованных во дворце, «особливо з огляду на повну відсутність всякої спроби повстання з їх боку» (!), а также немедленного вывода частей, которые штаб вызвал в Киев {603}.
Итак, Центральная Рада четко высказалась против действий штаба, но не ввязывалась непосредственно в вооруженное противостояние. По мнению Затонского, Рада «боялась, что в случае победы штаба ей будет предъявлен счет». Большевики, со своей стороны, агитировали украинские полки за активное выступление против штаба; это было основной задачей того же Затонского, который «два раза бит за сие был, но кой-кого мы сагитировали». Действительно, существует несколько свидетельств
