Лиудольф пытался большими обещаниями [склонить к себе] Дитриха, но смог подкупить лишь Вихмана. Поэтому тот стал обвинять своего дядю, то есть герцога
Германа, говоря, что он похититель отцовского наследства и грабитель их сокровищ. Герман же отнюдь не оставался несведущим в отношении заговора, и трудно передать, с какой мудростью и благоразумием следил он за происками своих родичей и явных врагов.
Экберт, конечно, соединился с Вихманом; единодушно поднявшись против герцога, они не давали ему покоя.b aТот же, с благородным терпением усмирив ярость юношей, стал заботиться о том, чтобы никакое волнение более не возникало в этих краях в отсутствии короля.a
bКороль же, направив путь в Баварию, осадил Регенсбург и пробыл на этой осаде почти до Рождества Господня. Бавары же из-за его внезапного прихода не обратились ни к миру, ни к войне, ибо не дерзали вести открытую войну, но, укрывшись за стенами, чинили войску большие трудности, готовясь удалить его из своей страны. Поскольку дело не продвигалось вперед, войско ни перед чем не останавливалось, но все опустошало.
Между тем архиепископ Фридрих, оставив, как он сам говорил, из страха перед королем сан епископа, вел вместе с отшельниками жизнь иеремита. Немалое колебание проявилось также и у остальных епископов в Баварии; они то поддерживали короля, то склонялись к враждебной [ему] партии, ибо не могли без опасности для себя отпасть от короля и не в состоянии были без ущерба для себя сохранить ему верность.
Проведя в этих областях целых 3 месяца, король только около 1 января вернулся в Саксонию, не завершив дела и потеряв двоих мужей, занимавших высокое положение и обладавших большой властью, а именно Иммеда и Мейнверка, каждый из которых погиб от стрелы: один в Майнце, а другой по пути в Баварию.b
aВ этом году умер Вигфрид11, архиепископ Кёльнской церкви; Бруно, брат короля, славный муж, наследовав ему в епископстве, принял вместе с епископством также герцогскую власть и управление всем королевством лотарингцев.a cТак, исполняя с большим благочестием должность священника, он с доблестью и великодушием герцога решал все насущные дела.c aНикто не обвиняет его в этом, ибо написано, что и св. Самуил, и очень многие другие священники и судьи [поступали точно так же].
Умерла Лиутгарда12, дочь короля.a dОна, хоть и часто была обижаема мужем и страдала от частых мучений, все же переносила их с мужественным терпением, стараясь сохранить врожденную честь. Когда же она скончалась, ее с плачем похоронили в церкви Христова мученика Альбана в Майнце. Там же висит в память о ней ее серебряное веретеноd
954 г. aРождество Господне король праздновал в Саксонии.a
bПосле того как герцог Герман и его племянники изложили королю дело, все те, кто придерживался права, одобрили действия герцога, заявив, что юношей следует наказать. Король же, любя их, пощадил [юношей] и только Вихмана перевел под военной стражей во дворец.
Между тем он услышал, что авары, вступив в Баварию, соединились с [его] противниками и собираются испытать его [силы] в открытой войне. Он не устрашился подобного обстоятельства, никогда не забывая, что является Божьей милостью государем и королем, но, собрав сильное войско, выступил навстречу весьма жестоким врагам. Те же избегали его и, получив от Лиудольфа проводников, прошли по всей Франконии, нанеся при этом, прежде всего друзьям [короля], такой ущерб, что у одного из них, по имени Эмуст1, захватили в плен сначала более тысячи людей, а затем и всех остальных; сказанное, таким образом, превосходит всякое вероятие. Затем, перед Пасхой, их публично встретили в Вормсе и одарили многочисленными дарами из золота и серебра.b aОттуда [авары] отправились в Галлию и другой дорогой вернулись к себе на родину.a
bС приближением 40-дневного поста король опять вернулся в Баварию. Бавары, утомленные как внутренней, так и внешней войной, вынуждены были начать переговоры о мире. И получилось так, что дано было перемирие до 16 июня и определено место, под Цинной2, куда следовало представить предложения и дать на них ответ.
Когда весь народ собрался в условленном месте, король произнес такую речь: «Я бы еще стерпел, если бы недостойное поведение моего сына и [лиц], плетущих интриги, причиняло беспокойство только мне и не тревожило бы весь народ христианского имени. Им было мало вторгаться на манер разбойников в мои города и похищать области из-под моей власти, им понадобилось еще насытиться кровью моих родичей и дорогих мне [сподвижников]. И вот я сижу, осиротевший, без детей, страдая от того, что мой сын является [моим] злейшим врагом. А тот, кого я любил больше всего, кого я вознес из ничтожества до высшего положения и одарил высшими почестями, обратил против меня моего единственного сына. Я стерпел бы и это, если бы не пригласили они на этом основании врагов Божьих и людских. Именно они разорили мое королевство, уводили в плен и убивали людей, разрушали города, сжигали церкви, уничтожали священников. Улицы до сих пор обагрены кровью; врагам Христовым подарено мое золото и серебро, которыми я обогатил сына и зятя; нагруженные им, возвращаются они в свои места. Я не могу представить, что еще можно отнести к тому, что называется преступлением и вероломством7.». Сказав это, король замолчал. Генрих же, одобрив суждение короля, добавил, что враги, побежденные во втором открытом сражении, опять со злым умыслом начинают стягивать силы, чтобы открыть себе путь для повторного нанесения вреда; он же считает более разумным перенести всякое бедствие и все тяготы, чем когда-нибудь оказать покровительство общему врагу. После этих слов вперед выступил Лиудольф и сказал: «Я признаю, что людей, нанятых против меня, я удержал с помощью денег, дабы не нанесли они вреда мне и моим подчиненным; если сочтут, что я в этой части виновен, пусть знает весь народ, что я делал это не по собственному побуждению, но вынужденный крайней необходимостью». Наконец, выступил, собираясь дать отчет, владыка Фридрих, обещая перед любыми судьями, которых назначит король, доказать, что он никогда и ничего против короля не замышлял, не предпринимал и не собирался предпринимать; он оставил короля лишь из страха, ибо понимал, что ему, невиновному, предъявят тягчайшие обвинения; в любом случае он сохранит верность. На это король сказал: «Я не требую от вас присяги, а лишь содействия в меру ваших сил миру и согласию». И, сказав это, он отпустил его с верой и миром.
Епископ вместе с герцогом Конрадом, не сумев склонить юношу к тому, чтобы он подчинился отцу и, последовав [его мнению], выполнил его решение, отступились от него и соединились с королем.
В ближайшую ночь Лиудольф, уйдя от короля со своими людьми, вступил вместе со своими воинами в Регенсбург. Король же, следуя за сыном, встретил [по пути] город под названием Россталь3 и осадил его.
Более жестокой битвы, чем та, что произошла у его стен, не видел ни один из смертных. Много там с обеих сторон было убито, а еще больше ранено; ночной мрак положил конец битве. На следующий день войско, изнуренное сомнительным сражением, было оттуда уведено, ибо было ясно, что сражающимся нельзя там оставаться дольше для еще более [тяжких испытаний].
Путь оттуда до Регенсбурга [длился] 3 дня. Когда место для лагеря было занято и окружено укреплениями, началась тщательная осада города. Но так как толпа [осажденных] не допускала придвинуть [осадные] орудия к городу, то сражение у стен становилось иной раз довольно ожесточенным с обеих сторон. Долго длившаяся осада вынудила осажденных предпринять какие-либо военные действия. Ибо они полагали, что хуже страдать от голода, если до этого дойдет дело, чем храбро умереть в строю. Итак, всадникам было приказано совершить вылазку через западные ворота, якобы с намерением напасть на лагерь; а другие должны были сесть на корабли и, [пройдя] по реке, протекающей по соседству с городом, пока будет идти конное сражение, вооруженными войти в покинутый лагерь. Горожане, собранные ударом в колокол, исполнили условленное. Но и в лагере не остались об этом вне ведения, а потому и они тоже без промедления подготовились. [И вот], когда всадники сделали вылазку чуть позже [намеченного срока], а корабли прошли чуть дальше от города, то напав на лагерь, высадившиеся наткнулись там на вооруженных людей; перепуганные они стали спасаться бегством, но, окруженные со всех сторон, были уничтожены. Одни, [стремясь] войти на корабли, из-за сильного страха сбились с пути и были поглощены рекой; другие, успев сесть на корабли, будучи верхом и в слишком большом числе, утонули. И получилось так, что лишь очень немногие из большого числа остались в живых. Всадники же, утомленные конницей [врагов], потерпели поражение; имея много раненых, они вернулись обратно в город. Воины короля, вернувшись победителями в лагерь, привели к воротам с собой лишь одного [воина], пораженного смертельной раной. Весь городской скот, угнанный в места, богатые травой, находившиеся между реками Рейном и Дунаем, был захвачен братом короля Генрихом и разделен между союзниками. Горожане, изнуренные частыми битвами, начали также страдать от голода.
