Приобретают новый смысл и старые истины. Во всяком случае, петербуржцы их подвергают серьезному сомнению: «Если, уезжая из Питера, вы сжигаете все мосты, смешно ли это?»
…1703. Это один из немногих петербургских островов, которому постоянно приходится доказывать свой островной статус, поскольку в привычном смысле слова островом как таковым многими он не воспринимается. Чаще всего он просто ассоциируется с центром города. Еще в 1721 году в книге «Преображенная Россия» ганноверский посланник в Петербурге Ф. Х. Вебер писал, что Адмиралтейский остров обычно островом не именуют, а называют «Немецкой слободой», так как «в этой части города живет большинство немцев». Да и в современной справочной литературе можно найти утверждение, что еще «в XIX веке название Адмиралтейский остров постепенно вышло из употребления».
Однако это и в самом деле самый настоящий остров со всеми основными признаками островной территории: он омывается водами двух рек – Большой Невы и Мойки. В ранние петербургские времена остров называли Кононов, от искаженной фамилии шведского майора Конау, которому некогда принадлежала деревня Усадище, находившаяся здесь.
1713. Принято считать, что официальное название Адмиралтейский закрепилось за островом в 1713 году. К этому времени Адмиралтейство постепенно становилось не только крупнейшим производственным предприятием Петербурга, но и его архитектурным, смысловым центром. Вблизи Адмиралтейства жили мастеровые и работные люди, занятые в судостроении, к Адмиралтейству сходились главные магистрали города, отсюда начинались три главных проспекта юной столицы.
1761. Это один из самых старых мостов Петербурга. Он переброшен через Екатерининский канал в створе Английского проспекта. Его первоначальное название: Аларчинов мост. Будто бы оно связано с искаженным, а значит народным, фольклорным произношением английской фамилии корабельного мастера Аладчанина, дом которого, согласно преданиям, стоял на левом берегу канала.
1776. К этому году складывается окончательный, современный вариант названия: Аларчин мост.
1739. В первой четверти XVIII века Фонтанка служила границей города. Первый мост через Фонтанку в створе будущего Невского проспекта перекинули солдаты квартировавшего поблизости строительного батальона подполковника Аничкова. Мост был со шлагбаумом. В ночное время он опускался, как бы запирая город. С 1739 года мост назывался Невским, по одноименному проспекту, к тому времени уже окончательно сформировавшемуся.
1747. Очень скоро мост был назван именем подполковника М. О. Аничкова: Аничков мост. Впрочем, в обиходной речи его иногда называли «Аничкиным» – по имени какой-то никому не известной, да и вообще не существовавшей Ани, Анички. Помните, детскую загадку: «Назовите питерский мост с женским именем». Ответ: «Аничкин».
За почти что трехвековую историю мост несколько раз перестраивался. С 1785 по 1841 год он представлял собой знакомую нам композицию с романтическими каменными башнями, наподобие сохранившихся до сих пор Чернышева и Старо-Калинкина мостов. В то время Фонтанку пересекали семь подобных однотипных переправ. Все они были разводными. Подъемные механизмы располагались под сводами башен.
В 1841 году мост перестраивается в очередной раз. На этот раз он расширяется. Правда, при этом теряет свой поэтический облик: лишается гранитных башен и парапетов. Существует несколько версий, пытающихся объяснить случившееся. Все они, так или иначе, уводят нас в область мифологии. Согласно одним источникам, каменные башни закрывали собой вид на перестроенное к тому времени здание Адмиралтейства и потому якобы не устраивали взыскательных петербуржцев. Согласно другим – мост был узок, а его громоздкие башни мешали все возраставшему движению конных экипажей по Невскому проспекту.
В это время в историю Аничкова моста вошел крупнейший петербургский скульптор-анималист Петр Карлович Клодт. Потомок древнеримской фамилии из Ломбардии Клодт фон Юргенсбург, или, по-русски, Петр Карлович Клодт, в 1833 году закончил Академию художеств, с 1838 года возглавил академическую литейную мастерскую, а впоследствии стал академиком и профессором Академии. Клодт явился основоположником анималистического жанра в русской скульптуре. Он был непревзойденным мастером своего дела. Около тридцати скульптурных изображений коней украшают улицы и площади Петербурга, и одиннадцать из них изваяны Клодтом. Первыми были шесть коней в композиции колесницы Славы Нарвских триумфальных ворот на площади Стачек. Затем появились знаменитые кони на Аничковом мосту и, наконец, один конь – с державным всадником Николаем I – украсил Исаакиевскую площадь. Без преувеличения можно утверждать, что Клодт оставил своему городу великое наследство.
В годы перестройки Аничкова моста Клодт работал над одним из проектов художественного оформления пристани на набережной Невы, напротив Академии художеств. Тогда ее собирались украсить скульптурными группами коней, ведомых юношами, – наподобие тех, что оформляют въезд на Елисейские поля в Париже. Но планы изменились. На пристани были установлены древние изваяния сфинксов, доставленные из далекого Египта. Клодтовские кони оказались вроде бы не у дел. И скульптор предлагает установить своих коней на западных устоях перестроенного Аничкова моста. Через некоторое время на восточных устоях он ставит две гипсовые, тонированные под бронзу, копии этих конных групп, предполагая заменить их бронзовыми. Но через год, когда бронзовые копии были готовы к установке, их, по указанию Николая I, отправляют за границу, в подарок прусскому королю. Клодт выполняет новые отливки, но и их по высочайшему повелению увозят из Петербурга. На этот раз в подарок другому королю, неаполитанскому.
Между тем, Клодт отказывается от установки на восточных устоях Аничкова моста копий и решает создать две новые оригинальные композиции, в развитие задуманного сюжета «Покорение коня человеком», или в более широком смысле – прославление человека, покорившего природу. В 1850 году этот грандиозный замысел был полностью завершен.
Петербургская публика была в восхищении. Пресса наперебой публиковала восторженные отклики. Остался доволен и Николай I. Во время церемонии по случаю торжественного открытия моста император, как известно, не отличавшийся изысканностью выражений, согласно преданию, с солдатской непосредственностью громогласно заявил, хлопнув скульптора по плечу: «Ну, Клодт, ты лошадей делаешь лучше, чем жеребец». Похоже, эта мысль не покидала императора и в дальнейшем. В семейном архиве Клодтов сохранилась легенда о том, как однажды, находясь одновременно с Николаем I в Берлине, Клодт появился в свите царя верхом на лошади, взятой напрокат. Не сумев с ней справиться, Клодт неудачно дернул, лошадь понесла. Шляпа скульптора свалилась, костюм пришел в беспорядок, и он сам едва удержался в седле. Очевидно, пытаясь сгладить ситуацию, верный себе Николай по-своему поддержал соотечественника: «Ты лучше лепишь лошадей, чем ездишь в седле».
Городской фольклор с готовностью подыгрывал казарменному юмору смахивающего на фельдфебеля императора. Рассказывают, что однажды на крупе клодтовского коня появились четыре зарифмованные строчки:
Барон фон Клодт представлен ко кресту
За то, что на Аничковом мосту
На удивленье всей Европы
Поставлены четыре ж…
Если верить молве, узнав из полицейского рапорта о выходке петербургских рифмоплетов, Николай, тем не менее, подхватил предложенную игру и размашистым росчерком пера вывел прямо на рапорте экспромт собственного сочинения:
Сыскать мне сейчас же пятую ж…
И расписать на ней Европу.
Подобные легенды во множестве ходили по Петербургу. «Лошадиная» тема, да еще в связи с Клодтом, которого с любовью и нежностью, без всякой иронии, современники называли «скотским скульптором», становилась модной. Рассказывали, как однажды Клодт неосторожно обогнал коляску императора, что, как известно, было «строжайше запрещено этикетом». Узнав скульптора, Николай строго погрозил ему пальцем. Через несколько дней история повторилась. На этот раз император, не скрывая неудовольствия, потряс кулаком. А вскоре государь пришел к скульптору в мастерскую посмотреть модели коней. Вошел молча. Не поздоровался и не снял каску. Ни слова не говоря, осмотрел коней. Наконец проговорил: «За этих – прощаю».
Если верить одному преданию, то, работая над конными группами для Аничкова моста, Клодт решается, наконец, отомстить одному из своих давних высокородных обидчиков. Месть избрал жестокую и изощренную. Он будто бы решил изобразить лицо этого человека под хвостом одного из вздыбленных коней. Говорят, узкий круг посвященных легко узнавал отлитый в бронзе образ несчастного. Правда, другие были убеждены, что между ног коня скульптор вылепил портрет ненавистного Наполеона, врага любимой и единственной его родины – России. А третьи утверждали, что одно из бронзовых ядер коня просто исписано непристойностями.
