течение трёх недель спустят ещё три 66- и 64-пушечных… Таким образом, в войне ли, или в мире, но, если этот государь проживёт ещё лет десять, его могущество сделается опасным даже для самых отдалённых держав».
Спустя три года он дополнит свой отзыв: «На Петра I, которого прежде большая часть европейских держав почти не хотела знать, не следует больше смотреть с прежней точки зрения. Ништадтский договор сделали его властелином двух лучших портов на Балтийском море. У него многочисленный военный флот, он каждый день увеличивает количество своих галер и внушает страх своим соседям. Перед ним три открытые пути для вторжения в Германию: Мекленбург, Рига и Польша, открытые потому, что ему нельзя поставить серьёзных препятствий, когда бы он ни вздумал ввести туда корпус тысяч в 50 и даже больше, он может сделать это в самое короткое время, так как он с почти невероятной быстротой совершает и приготовления, и передвижения войск… В деле цивилизации своих народов он делает чудеса. Счастливое изменение в них постепенно становится заметнее с каждым годом, и надо думать, что через несколько лет молодёжь обоего пола, наполняющая главные города, куда созывают её строжайшие приказания, привыкнув к непохожему на дедовские обычаи образу жизни, будет предпочитать его тому варварству, в котором коснели отцы её, и из самолюбия станет поддерживать то, чему последние стараются противодействовать в силу привычки, этой упорнейшей из страстей в русских. Я говорю о великих учреждениях, созданных царём и которые он, если останется жив, доведёт до совершенства и спокойствия, потому что прилежание и трудолюбие его, можно сказать, превосходят обычный уровень человеческих сил…».
Кампредон, наверное, первым из европейских государственных умов осознал полную бесперспективность войны с Россией: «Движение войска, хотя бы оно состояло из пятидесяти тысяч человек, было бы крайне затруднительно и ему пришлось бы выдержать несколько сражений прежде, чем достигнуть Двины; царь, если ему придётся оспаривать путь, оставит его не иначе, как приказав выжечь всю страну. Казаки же способны уничтожить самую превосходную армию, что слишком хорошо доказано опытом… Чем же стало бы жить это армия зимою и где?.. А что останется с армией, если ей придётся возвращаться на зимние квартиры домой?.. В этой стране война совершенно невозможна».
Между тем хлопоты о заключении мира России со Швецией сменились стараниями подвигнуть царя к заключению мирного договора России с Англией [40], в то время союзницей Франции (против Испании). Кампредон полагал также полезным приобрести в лице русского царя союзника в борьбе с австрийским влиянием в Европе. Не упускал он из виду и чисто экономические выгоды от прочных франко-русских отношений: «Так как он (Пётр. — С. Ц.) один из всех северных государей в состоянии заставить уважать свой флаг, то Франция всегда могла бы получать через него и товары и, в случае неурожая, хлеб в изобилии. Если теперь же вступят в торговые сношения с ним, они принесут лишь выгоды королю и его подданным… Теперь требуется восстановить флот Е. В. Это лучшее средство заставить уважать могущество короля. Царь предлагает продавать ему военные корабли, превосходные по конструкции и по добротности материала».
Он продолжает интересоваться подробностями внутренней жизни в России и составляет любопытную записку о доходах царской казны. В ней он отмечает полную неосведомлённость Петра в финансовых делах своей огромной империи, «хотя он во всём, что касается управлении государством, бесспорно самый трудолюбивый, самой внимательной и самый пунктуальный государь, какого только можно представить себе…»
Это происходит оттого, продолжает Кампредон, что государя постоянно обманывают: «Наклонность россиян к обману родится вместе с ними и развивается в них воспитанием и примером их родителей. Их плодовитость в изобретении средств обманывать бесконечна; не успеют открыть одного, как они тотчас выдумывают десять других, это главный рычаг их поведения. Можно сказать, что они любят обман больше жизни, ибо каждый день можно видеть, что пытка, претерпеваемая одними, и конфискация воровством нажитого богатства других не в состоянии никого удержать от искушения воспользоваться самой ничтожной выгодой, которую им предлагают в ущерб честности и интересам их монарха. Так что поистине можно сказать, что в казну государя не попадает и половины того, что взимается с его подданных… Вообще же Россия гораздо менее разоряется от уплачиваемых народом податей, чем от лихоимства тех лиц, на которых возложена обязанность собирать эти подати».
Действительно, под высоким покровительством Меншикова и всего Сената казнокрадство и взяточничество достигли небывалых прежде размеров. Пётр терялся в догадках, как изловить казённые деньги, «которые по зарукавьям идут». Порой он ловил себя на мысли, что знает о положении Швеции, Голландии или Англии больше, чем о состоянии той же Петербургской губернии, губернатору которой, светлейшему князю и любезному другу Данилычу (Меншикову), то и дело напоминал: «Дай знать, которые у вас товары, на сколько, куда продано, и куда те деньги идут, и тако о вашей губернии ни о чем не ведаем, будто об ином государстве».
Кампредон произвёл самостоятельные финансовые подсчёты, весьма ценные для историков. Из росписи доходов, сделанной в счётной палате в конце 1722 года, явствует, что «во всех российских владениях имеется 273 города, 49 447 мещанских домов, 761 526 крестьянских изб, и что постоянный доход, извлекаемый из всего этого царём, простирается до 3 254 637 рублей…» (или 22 миллиона 459 ливров).
Ещё 400 000 рублей царь получает из государственных имуществ, с конфискаций и т. д. «Из других государственных сумм царь никогда и ничего не берёт на содержание своего двора; он получает только своё адмиральское и генеральское жалованье…». «У него, кроме того, хранится запасная казна в звонкой монете в Москве их петербургской крепости…», которая, впрочем, оскудела вследствие больших расходов на строительство и благоустройство.
«В царских владениях насчитывается 5 миллионов мужского населения и столько же женского, что вместе составляют 10 миллионов». Подушная подать с них приносит ещё от 600 тысяч до миллиона рублей. Эта сумма относится к так называемым экстраординарным доходам, к которым причисляются также:
— таможенные пошлины (400 000 рублей);
— доход с питейных домов, который простирается до миллиона рублей в год, «из коих одна Москва даёт сто тысяч». Этот доход удвоился бы, замечает Кампредон, если бы не внутренняя контрабанда, которой занимаются главным образом бояре;
— табак приносит 300 000, торговля мехом примерно 200 000 рублей.
Всего же экстраординарная денежные доходы приносят казне 7 829 836 рублей в год.
Любопытно его замечание, что большую часть золота два российских монетных
