ними, чем с немцами, французами или американцами? Такая политика не рациональная и, в конечном счете, не национальная».
Шушарин был прав: заложенная им страница действительно сразу вводила в курс аргументации обеих сторон. Проблема, однако, была в том, что подавляющее большинство тогдашних «производителей смыслов»-либеральных интеллектуалов, повторяю, — согласились не с ним, а с Колеровым (я его не знаю, но авторитетный, надо полагать, был тогда человек, если столько звезд российской публицистики согласились с ним беседовать). Несогласных было лишь трое. И вовсе не из робости, как инсинуировал летописец реванша, согласилось с Колеровым большинство, а по убеждению.
Это правда, пути этого большинства впоследствии разошлись: Максим Соколов станет ведущим публицистом казенных Известий, т. е. образцовым национал-патриотом, а Александр Архангельский, к его чести, будет мужественно искать выход из исторического тупика, куда завел страну этот «майский день русского национализма», не страшась обвинений, что он «не со своим народом». Но тогда, по свежим следам, они были заодно. В том числе и по поводу того, что, по словам Колерова, «весна 1999 надавала по щекам интернационалистам. Общественное мнение ждало той последней точки, когда сам Запад надает по щекам своей пятой колонне».
Значит, предчувствовало, подозревало это «общественное мнение», что интернационалисты в России-пятая колонна Запада? Только последней точки недоставало «толпам молодых людей, получивших западное образование, работавших за границей, белым воротничкам, чтобы настроиться вполне националистически». И вот Запад предоставил им неопровержимую улику-в Косово! Нет, не в том, конечно смысле, что остановил варварскую этническую чистку-о ней вообще ни слова не было произнесено НИ В ОДНОЙ из 13 бесед, — но в том, что попытался, вопреки воле России, расчленить Югославию, перечеркнув героические усилия Милошевича, мужественно отстаивавшего суверенитет своей страны. И с ней «идентичность России». А они, эти Шушарины и Зорины, безнадежное меньшинство, стали на сторону Запада. Ну, конечно же, пятая колонна!
Не захочешь, а вспомнишь чаадаевское: «У нас происходит настоящая революция в национальной мысли, не хотят больше Запада, хотят обратно в пустыню». Это, понятно, о временах Николая I, о котором тоже без доброго слова в колеровских беседах не обошлось. И в какой связи! «Если выбирать исторические параллели, то путинский образ ближе всего к образу Николая I, столь нелюбимого интеллигентами и репутационно замаранного, но при этом — абсолютно вменяемого… искренне национального» (это, увы, Архангельский). И про то, что антизападная революция в национальной мысли (которую Чаадаев так неосторожно сравнил с бегством «обратно в пустыню»), была не одномоментной вспышкой, а нарастала неуклонно, всю вторую половину ельцинского царствования, это тоже Архангельский: «От 1996 года до 1998-го было время вызревания нового русского национализма».
Этот «новый русский национализм» торжествовал победу в колеровских беседах. И самые хлесткие пощечины либералам принадлежали, ясное дело, Соколову: «Косово шокировало либеральных деятелей потому, что они так верили товарищу Клинтону, как, может быть, не верили себе». И так отчаянно подвел их упомянутый товарищ, что «когда получилась незадача, почва ушла у них из-под ног». Подразумевалось, естественно: кончилось ваше время, ваше гнилое, либеральное, ельцинское время: новый режим на дворе (отсюда и название брошюры). И майский день русского национализма два года назад — это только начало.
Увы, отдадим ему справедливость, прав он оказался — Максим Соколов, либерал-расстрига.
Как странно, что только сейчас, когда я это пишу, понял я, наконец, почему так встревожила, так испугала меня та давняя брошюрка. Это Архангельский мог тогда восхищаться сходством путинского образа с образом Николая I. Я-то, посвятивший целый том своей трилогии тому страшному царствованию, знал, к чему может привести это сходство. И дело не только в том, что все и впрямь повторилось. Опять, как в николаевские времена, Россия против мира. Опять революция в национальной мысли-под знаменем «обратно в пустыню». Опять вторжение на чужую территорию (пусть украинскую теперь, не турецкую), словно своей мало. Опять территориальная клаустрофобия и демонизация неприятеля. Опять вызов мировому порядку.
В том еще дело, однако, чем все это тогда кончилось-в том же Крыму, между прочим. Я-то помню доклад главнокомандующего Крымской армией князя Горчакова на военном совете 3 января 1856 года: «Если бы мы продолжали эту борьбу, то… остались бы с тем, что некогда называлось великим княжеством Московским».
Я не видел фильма, посвященного годовщине аннексии Крыма. Если, однако, правда, как писал в Гранях Александр Скобов, будто Путин сказал в этом фильме, что, готовя вторжение, он приказал привести в боевую готовность ядерные войска, то хуже, несопоставимо хуже обстоит дело. В ядерном веке это ведь равносильно полубезумному Манифесту Николая 14 марта 1848 года, тоже опубликованному в момент, когда никто не собирался объявлять войну России, и она никому не объявляла. Напомню текст: «По заветному примеру православных наших предков мы готовы встретить врагов наших, где б они не предстали… С нами Бог! РАЗУМЕЙТЕ, ЯЗЫЦИ, И ПОКОРЯЙТЕСЬ, ЯКО С НАМИ БОГ!».
А вдруг «языци» примут ядерный блеф нового, если прав был Архангельский, Николая всерьез, как приняли они когда-то блеф старого, и прибегнут к верному, уже проверенному не так давно средству его утихомирить? Я говорю о знаменитых в свое время «Першингах», ракетах средней дальности, размещенных в Европе, в 15 минутах лёта от Москвы. О тех самых, что уже заставили однажды капитулировать СССР. Спросите об этом Горбачева, он расскажет, почему считает важнейшим успехом своей международной политики удаление этих «Першингов» из Европы.
Конечно, есть Договор о ракетах средней дальности. Но был ведь и Договор об обычных вооружениях, из которого Россия в одностороннем порядке вышла. То же самое могут, согласитесь, сделать и «языци». Короче, дай бог, чтобы они не приняли Манифест Путина всерьез. Потому что он впервые переводит предсказанное, приходится повторить, еще Владимиром Сергеевичем Соловьевым немыслимое «самоуничтожение России» в сферу мыслимого. Вот что встревожило меня, как я теперь понимаю, в той давней брошюрке.
Глава 18
ПУТИН. НА ДАЛЬНИХ ПОДСТУПАХ
Интерес к фигуре Путина понятен. Наряду с Горбачевым и Ельциным, он один из трех ключевых персонажей, определивших судьбу России в последние четверть века. А судьба эта в высшей степени загадочна: ни в одной из европейских стран бывшей советской империи не случилось за эти четверть века ничего подобного тому, что произошло в России. Разумеется, массовая демократическая мобилизация сопровождала крушение коммунизма повсюду. Но нигде, кроме России, не завершилась она — диктатурой.
Добавьте к этому и вторую загадку. Как Горбачев, так и Ельцин явились из партийных верхов, что не помешало обоим стать демократами. Путин пришел «из низов»-из затхлого вербовочного офиса
