Его вина в деле развала Российской империи и пресечении линии законного престолонаследия огромна. Именно он в марте 1917 года, будучи управляющим делами Временного правительства, подготовил текст отречения великого князя Михаила Александровича от российского престола, тем самым косвенно приняв участие в лишении России потенциального законного монарха.
Однако главной целью молодых офицеров был сам Милюков, чья роль в заговоре против императора была значительна и несомненна. К тому же его антиправительственная риторика и необъяснимая ненависть к русскому монарху внесли столь много смуты в умы обманутых им людей, дезориентировав их и направив их деятельность в ущерб государственной безопасности.
Оба участника покушения на воинствующего либерала были приговорены берлинским судом к разным срокам заключения, но вышли досрочно, активно включившись в политическую деятельность. Участник Великой войны, Сергей Таборицкий, в отличие от своего соратника, стал активным членом НСДАП. По воспоминаниям современников, своим вмешательством и участием он спас жизнь многим русским берлинцам в 1945 году и помог многим из них покинуть Берлин перед входом в город частей Красной армии, сделав это, несмотря на категорический запрет Гитлера покидать столицу Тысячелетнего рейха.
Как свидетельствовал русский историк-эмигрант Б.И. Николаевский, проживая в Германии и неся службу в официальном ведомстве рейха, Таборицкий «…вел картотеку русской эмиграции, то есть занимался политическим за нею наблюдением», и лично знал очень многих проживавших в Берлине во время войны людей первой волны эмиграции и их умонастроения. Искренний враг масонства и либерализма, он провел большую исследовательскую работу по изучению антигосударственной деятельности тайных организаций и способствовал тому, что их деятельность в Германии была сведена практически к нулю в течение двенадцати лет нахождения НСДАП у власти.
Сергей Таборицкий был известен в берлинских кругах русской эмиграции еще и тем, что состоял главой Национальной организации русской молодежи в Германии, которую создали сами немцы в 1939 году для контроля над устремлениями эмигрантской молодежи. Его сотоварищ по покушению на профессора Милюкова,
Петр Николаевич Попов (Шабельский-Борк), корнет Туземной дивизии в годы Великой войны, занимался исторической публицистикой под псевдонимом «Старый Киребей». Всем другим жанрам он предпочитал историческую эссеистику[41] в рамках установленной германской цензурой политической корректности к стране проживания.
6.2. ПРАВОВОЕ ПОЛОЖЕНИЕ РОССИЙСКОЙ ВОЕННОЙ ЭМИГРАЦИИ В ХОДЕ ВОЙНЫ
С началом войны против СССР на прием в бюро к Таборицкому стали приходить эмигранты, обер-офицеры Добровольческой армии и просто гражданские лица, выражавшие искреннее желание быть отправленными на Восточный фронт. В большинстве своем это были эмигранты немецкого происхождения, которые направлялись на прохождение службы в составе германских (разведывательные подразделения) и итальянских (кавалерия) вооруженных сил.
Таборицкий предупреждал просителей, что помощь в получении ими должностей в ряде строевых частей вермахта будет оказана лишь с учетом тех знаний и умений, которые будут востребованы на момент поступления заявления. Многие из приходивших знавших иностранные языки русских офицеров, не замеченные в сочувствии коммунизму, либералам, масонам и проч. «врагам Тысячелетнего рейха», получали посредством Таборицкого возможность работы в качестве переводчиков. По роду своей службы они помогали немецким армейским чинам и чиновникам на оккупированных территориях при опросах пленных, допросах лиц, заподозренных в связях с партизанами и органами советской разведки. Переводчики в частях вермахта имели свои знаки отличия. Знаком переводчиков была белая нарукавная повязка, образец которой был установлен приказом ОКХ от 24 декабря 1941 года. На белом фоне черными нитками была вышита надпись «Sprachmittler-Dolmetscher». Служившие в частях люфтваффе переводчики носили на левом рукаве ниже локтя красную повязку с черной надписью «Wehrmachtsdolmetscher». В своей повседневной работе переводчики доводили до сведения немецких властей жалобы, просьбы и ожидания местного населения. От правильного перевода подобных документов часто зависела жизнь человека. Многие переводчики старались максимально облегчить жизнь простых людей под оккупацией. Другим нравилось быть «вершителями судеб» на своем уровне или порой одолевало неодолимое желание выслужиться, результатом которого было подведение ни в чем не повинных людей под расстрел или заточение в концлагерь. Большую роль играли они и при налаживании контактов с местным населением, хотя порой занимались и так называемой «тайной деятельностью», невидимой на первый взгляд окружающим. Каждый переводчик имел на связи «доверенных лиц» — агентов, которые регулярно доносили о положении дел в той или иной местности. О характере работы переводчика в вермахте весьма любопытно рассказал граф Григорий Ламсдорф в своем интервью семилетней давности журналистке российского еженедельника «Совершенно секретно»: «Мы остановились в Берлине в отеле “Эксельсиор” и пришли к генералу Бискупскому. После долгих разговоров он послал нас в Россию переводчиками. Сережа знал шесть языков, а я четыре. Это было в 1941 году, до знаменитой холодной зимы. Мы попали в Вязьму. Там командовал генерал Шенкендорф, который считал, что приходится Палену каким-то дальним родственником. Сережа называл его “дядей” и при этом очень хохотал. Пален при нем и остался. А меня послали в шестую танковую дивизию переводчиком, где я научился неплохо писать по-немецки. Зима была лютая. Никто не мог припомнить такого холода. В Смоленске видел, как из окна госпиталя выбрасывали сапоги вместе с отрезанными обмороженными ногами. Наша танковая дивизия стояла в тылу. Я был там полтора месяца. Пален прислал письмо, чтобы меня вернули в Вязьму. А в этот момент началось формирование Русской национальной армии в Орше. Я был младшим лейтенантом РНА. Мы с Паленом поехали в Париж закупать материал для
военной формы. А сами были в такой странной форме, да еще с какими-то немецкими фамилиями — Пален, Ламсдорф, — что все решили, что мы немецкие шпионы. Когда мы вошли в церковь на улице Дарю, батюшка, отец Александр Спасский, во время богослужения подошел к нам и спросил, что это за форма на нас такая и почему мы при оружии в церкви, это, дескать, не полагается. Смотрел на нас крайне неодобрительно. Я ему объяснил, что это форма РНА. Все оборачивались в нашу сторону. Потом мы рассказывали присутствовавшим <лицам> на службе о целях нашей армии. В церкви вокруг нас собралась толпа. Многие приглашали в гости, чтобы узнать побольше…»
Многочисленные возникавшие на оккупированных территориях России военные комендатуры, бургомистраты, тайная полевая полиция (ГФП), различные хозяйственно-заготовительные команды из Германии не могли общаться с населением оккупированных территорий, не прибегая в своей повседневной работе к услугам переводчиков. Помимо эмигрантов в переводчики вербовались и владеющие немецким языком представители местного населения. В большинстве своем ими становились школьные учителя немецкого языка, однако особое предпочтение германской администрацией отдавалось уроженцам немецких районов Поволжья.
Служили во время Второй мировой войны у немцев и родственники российской императорской фамилии. Одним из них был герцог Сергей Николаевич Лейхтербергский, уроженец Петербурга, родственник Николая II, руководивший отделом пропаганды и по совместительству служащий Ржевской полевой комендатуры и штаба 6-го Армейского корпуса вермахта. Сослуживцы утверждали, что его высочество прекрасно владел немецким, итальянским и английским языками, которые с легкостью использовал в работе.
Примерно в то же время в городском театре Ржева, открытом при немцах, вел свою активную работу по созданию труппы другой переводчик комендатуры, известный окружающим под именем Андреас. Он выдавал себя за артиста берлинского театра, частенько появляясь на репетициях в нетрезвом виде. На самом же деле Андреас был, если угодно, сценический псевдоним Василия Федоровича Голубева, уроженца Воронежской губернии, бывшего офицера Добровольческой армии, эмигранта «первой волны», еще задолго до войны осевшего в Восточной Пруссии, в Кенигсберге. Как ни странно, по свидетельствам очевидцев, сам Андреас владел русским языком не особенно хорошо, однако был ценим немцами в силу иных качеств, полезных для немецкой военной разведки.
Сотрудничество русских военных эмигрантов с абвером до начала военных действий против СССР проходило в основном на уровне абверштелле, сокращенно ACT, и подчиненных им абвернебенштелле, сокращенно АНСТ, — региональных звеньев немецкой военной спецслужбы, а также так называемых «Кригсорганизацьон», в сокращении КО, — военных организаций, действовавших под прикрытием дипломатических представительств Германии за рубежом. ACT, АНСТ и военные организации вели сбор разведывательных данных о военной и экономической мощи СССР, помогали, насколько позволяла им компетенция в разработке контрразведывательных комбинаций.
