Начало войны с Россией не стало полной неожиданностью для эмиграции, и было воспринято большей её частью, как преддверье последнего сражения с большевизмом. К этому событию в консервативной и монархической среде эмиграции готовились все последние двадцать лет, с той самой поры, когда за спиной русских воинов остался покоренный красными Крым.
Не ведая в точности, когда пробьет долгожданный час, военные эмигранты не оставляли вопросы военной подготовки молодого поколения без внимания, и везде, где это бывало возможным, создавали дружины, кружки или целые военно-спортивные общества, предназначенные для подготовки кадров будущей Русской армии.
Так, даже в относительно малой стране, такой, как Королевство Бельгия, еще с середины 1930-х годов прошлого века полковником А.Н. Левашовым была создана Русская Стрелковая Дружина и Военное училище при ней. Они выделялись сравнительно большими организационными структурами, с учетом немногочисленности русской диаспоры в этой стране как таковой. И задачи, которые ставились организаторами, намного превосходили таковые в движении «витязей» или балканского «сокольничества», призванных лишь напоминать эмигрантской молодежи об этнической идентификации и формировать привычку к здоровому образу жизни.
В Бельгии русские военные эмигранты пошли намного дальше, начав фактическую начальную военную подготовку по программам военных училищ. Все — и структура, и состав данной организации недвусмысленно говорило о ней, как о полноценном военном учреждении. Командный состав дружины и училища состоял из 15 штаб- и обер-офицеров, а среди преподавательского состава было 10 генералов и офицеров, 118 стрелков унтер-офицерского и рядового звания, включая 16 юнкеров.
Как замечали современники: «Помимо вопросов военной подготовки и воинского воспитания, дружина обращала большое внимание на политическое развитие молодежи, находящейся в её рядах, и на укрепление в их сердцах веры в нашу Родину, уважения к её прошлому и надежды на будущее её возрождение. Работа Дружины дала блестящие результаты, опыт полковника Левашова оказался нужным, ценным и полезным. Но, к большому сожалению, почти ни в одной стране не нашел еще должного подражания»{133}.
Столкновение Запада в июне 1941 года с большевистской Россией породило в среде консервативной части эмиграции убеждение в необходимости скорейшего возрождения военизированных формирований, создания русских национальных частей, которые, примыкая на первых порах к армиям стран антикоминтерновского пакта, явились бы основной силой в свержении коммунистической власти.
Особенно острым этот вопрос оставался в самой Германии, где кроме природных русских людей проживало значительное количество немецких репатриантов — менее чем четверть века назад бывших подданными Российской империи. С одной стороны, самосознание требовало от них лояльности собственному этносу, а с другой — годы, проведенные в России, воспоминания и переживания за судьбу своего первого отечества часто заставляли их играть буферную роль в защите населения от эксцессов оккупационных войск на территории России. Надо признать, что многие «благодетели» не удостаивались благодарности ни от населения, числившего их «немцами», ни от соплеменников, считавших их проявления гуманизма психологическим излишеством, приобретенным за годы жизни вне рейха.
Вторжение в Россию в 1941 году не было воспринято в качестве национальной трагедии даже либеральными эмигрантами, почти поголовно видевшими в германском руководстве единственную силу, способную изменить ход истории. Человек, чуждый идеям восстановления исторического самодержавного строя, республиканец до мозга костей, главный редактор воинского журнала «Часовой» Василий Викторович Орехов, незадолго до германо-советской войны писал в колонке редактора: «Нас русских в этих разговорах и соглашениях (Германии и Италии. —Примеч. авт.) больше всего интересует поставленный впервые на подобном государственном совещании вопрос о противодействии большевизму… Германский вождь-канцлер, приветствуя Муссолини, подчеркнул мировое значение фашистского режима, как воплощение права и социальной справедливости в противовес разлагающему эти понятия бесчестному и бунтарскому коммунизму…Каковы же конкретные достижения встречи Гитлера—Муссолини? Это, во-первых, признание неразделимости III интернационала и сталинского правительства и необходимости совместной борьбы против СССР… и, в-третьих — создание коалиции противобольшевистских государств… Вот, наконец, почему мы, русские люди, далекие от возможности вести политику от имени своей страны, но ясно видящие её гибель под властью большевиков, должны приветствовать смелые и открытые слова государственных людей, произнесенные от имени двух великих держав, понявших всю подлость, бесчестность и злую волю поработителей нашей России»{134}.
Таково было понимание части русской эмиграции политической расстановки сил, и свои собственные ставки были сделаны на лидеров тех стран, которые были готовы возглавить поход против большевизма. Это объясняет факты записи эмигрантов в добровольческие части во время войны в Испании и поступление на службу в легионы СС и вермахт с началом германо-советской войны.
Эмигранты русского происхождения в большинстве своем не попадали в строевые части германской армии, но для них всегда была открыта ниша административной работы в штабах и военных комендатурах. Вербовкой эмигрантов на эту работу и в качестве переводчиков занималось Русское представительство в Германии, именуемое Vertauernschtelle für Russische Fluchtlinge под руководством Сергея Таборицкого, действовавшего в тесном взаимодействии с руководителем русской общины в Германии, коренного офицера Лейб-гвардии Конного полка[40] и генерала германской службы Василия Викторовича Бискупского. В 1919 году Бискупский много и плодотворно интриговал против командующего Добровольческим корпусом на северо-западе России Рюдигера фон дер Гольца, активно интересовался германской внешней политикой, будучи страстным германофилом. В 1920 году он даже участвовал в так называемом «капповском» путче, а после его подавления вместе с генералом Людендорфом, знакомство с которым свел накоротке во время своей жизни в послевоенной Германии, разрабатывал планы подавления европейских революций.
Тогда же Бискупский неосторожно обвинил одного из будущих нацистских чиновников высокого ранга в поддержке украинского сепаратизма, в ущерб русским интересам, за что впоследствии пострадал. В 1933 году, после прихода Гитлера к власти, генерал был брошен в тюрьму. Позднее, в 1936 году, в качестве моральной компенсации за понесенные неудобства, Бискупского назначили на должность начальника германского Управления по делам русской эмиграции (УДРЭ). Кроме Германии похожие структуры создавались во всех оккупированных странах, где проживали русские эмигранты. Прямое сопротивление назначению Бискупского на официальную должность в рейхе оказало ведомство Розенберга, ввиду монархических убеждений разделяющего идею «единой и неделимой России».
На выступлениях перед эмигрантской аудиторией в Германии уже после начала войны Бискупский не переставал подчеркивать, что основная его забота на чужбине — защита русских, проживающих на территории рейха, от возможных национал-социалистических нападок.
13 июля 1941 года в разговоре с немецким дипломатом Ульрихом фон Гасселем В.В. Бискупский высказал тому свое мнение относительно политики Розенберга: «Война ведется не против большевизма, а против России… Смертельный враг русских, Розенберг поставлен во главе политического руководства… Если Гитлер будет так продолжать, Сталину удастся создать под своим руководством национальный русский фронт против германского врага…» В общественной работе Бискупский был незаменим, но и его энергии не хватало, чтобы охватить все сферы деятельности. Известны два его заместителя — Сергей Владимирович Таборицкий и Петр Николаевич Попов (Шабельский-Борк) — невольные убийцы либерала Владимира Дмитриевича Набокова, отца известного писателя. Пуля, предназначавшаяся профессору П.Н. Милюкову, читавшему публичную лекцию на тему «Америка и восстановление России» в берлинском зале филармонии, поразила закрывшего его своей грудью товарища по партии и убеждениям Набокова.
Его вина в деле развала Российской империи и пресечении линии законного престолонаследия огромна. Именно он в марте 1917 года, будучи управляющим делами Временного правительства, подготовил текст отречения великого князя Михаила Александровича от российского престола, тем самым косвенно приняв участие в лишении России потенциального законного монарха.
