– Люди вооружены, – сказал командир полка.
– Я – комиссар. Меня не тронут. Это мой долг, – сказал он. – Ведь вы знаете, – сказал он мне, – они обвиняют генерала Гиршфельдта в том, что он продал немцам за 40 000 рублей свою позицию. Как это глупо! За сорок тысяч! Вечно нелепая басня об измене генералов!
В это время в лесу, в направлении позиции раздалось несколько ружейных выстрелов. Ко мне подскочил взволнованный казачий офицер, начальник заставы, и растерянно доложил:
– Ваше превосходительство, пехота наступает на нас правильными цепями, в строгом порядке. Я приказал пулеметчикам открыть по ним огонь, но они отказались.
Я передал этот доклад Линде и еще раз просил его немедленно уехать.
– Но ведь это уже настоящий бунт! – сказал он. – Мой долг быть там! Генерал, вы можете не сопровождать меня. Я пойду один. Меня не тронут.
– Мой долг ехать с вами, – сказал я и тронул свою лошадь рядом с автомобилем.
Толпа, тысяч в шесть солдат, запрудила всю прогалину, и ехать можно было очень тихо. Впереди изредка раздавались выстрелы.
Вдруг раздался чей-то отчаянный резкий голос, покрывая общий гомон толпы:
– В ружье!..
Толпа точно ждала этой команды. В одну секунду все разбежались по землянкам и сейчас же выскакивали оттуда с винтовками. Резко и сильно, сзади и подле нас застучал пулемет, и началась бешеная пальба. Все шесть тысяч, а может быть и больше, разом открыли беглый огонь из винтовок. Лесное эхо удесятерило звуки этой пальбы. Казаки шарахнулись и понеслись к дороге и мимо дороги на проволоку резервной позиции.
– Стой! – крикнул я. – Куда вы! С ума сошли! Стреляют вверх.
– Сейчас вверх, а потом и по вас! – крикнул, проскакивая мимо меня, смертельно бледный мой вестовой Алпатов, уже потерявший фуражку.
Полк, мой отборный конвой, трубачи – все исчезло в одну секунду. Видна была только густая пыль по дороге да удаляющиеся там и сям упавшие с лошадей люди, которые вскакивали и бежали догонять сотни. Остался при Линде я, генерал Мистулов и мой начальник штаба, генерального штаба полковник Муженков. Но стреляли действительно вверх, и у меня еще была надежда вывести Линде из этого хаоса.
Автомобиль повернули обратно, и мы поехали при громе пальбы снова на прогалину мимо землянок. Но в это время пули стали свистеть мимо нас и щелкать по автомобилю. Ясно, что теперь уже автомобиль станет мишенью для стрельбы.
Шоферы остановили машину, во мгновение ока выскочили из нее и бросились в лес. За ними выскочили и Линде с Гиршфельдтом. Гиршфельдт побежал в лес, а Линде бросился в землянку. На спуске в землянку какой-то солдат ударил его прикладом в висок. Он побледнел, но остался стоять. Видно, удар был не сильный. Тогда другой выстрелил ему в шею. Линде упал, обливаясь кровью. И сейчас же все с дикими криками, улюлюканьем бросились на мертвого. Мне нечего было больше делать. Я с Мистуловым и Муженковым рысью поехал из леса. Выстрелы провожали нас. Однако стреляли, не целясь.
Много пуль свистало над нами, но только одна ранила лошадь полковника Муженкова.
За лесом я стал нагонять пеших казаков. Они то шли, то бежали, то ложились. Их было человек двадцать. Сзади них шли два офицера и с ними генерал Гиршфельдт…
Вид жидких сотен казаков, растерянных и растрепанных, многих, потерявших лошадей, был безотраден. Я молча объехал ряды и сказал Агрызкову:
– Соберите полк в Духче и ожидайте там приказаний.
После этого я поехал в Духче. Там все было спокойно. Я связался с командиром 4-го кавалерийского корпуса [84] телефоном и доложил о происшествии. Командир корпуса потребовал, чтобы я приехал немедленно к нему, к нему же направил и уманцев. Он был очень обеспокоен тем, что произошло, и вызвал к штабу корпуса 2-й Полтавский [казачий] полк и броневые машины.
В Духче приехал генерал от инфантерии Волкобой, командир армейского корпуса, в который входила пехотная дивизия, и стал совещаться с Гиршфельдтом о том, что делать…
При моем отъезде генерал Волкобой, считавший себя любимцем солдат, почтенный старик, с седой бородой, типичный русский старик, «дедушка», как звали его солдаты, убедил Гиршфельдта поехать в дивизию без конвоя и уговорить солдат повиноваться. Они поехали вдвоем на лесную прогалину. Там их окружила толпа солдат. Солдаты прежде всего потребовали освобождения арестованных – Волкобой тут же приказал их отпустить. Потом схватили Гиршфельдта, повели его в лес, раздели, привязали к дереву, истязали и надругались над ним, после чего убили. Волкобой убежал в землянку, плакал и умолял пощадить его в уважение к его сединам. Солдаты со смехом выволокли его из землянки, посадили в автомобиль и, окружив издевавшимися над ним солдатами, отвезли в штаб его корпуса.
Вместе с Гиршфельдтом был убит командир полка и еще один офицер. Убийства, наступающая темнота, лес – все подействовало отрезвляюще на солдат, и они тихо ушли на позицию и решили сидеть в ней и никуда не уходить. Не раскаяние и не угрызение совести руководили ими, но страх наказания и сознание, что вина их очень велика.
Ночью полковник Агрызков, убедившись в плохом настроении казаков 2-го Уманского полка, увел их за реку Стырь на свои квартиры! В полку никто не был убит. Было помято лошадьми несколько казаков, да несколько лошадей покалечилось на проволоках во время безумного бегства. Полтавцы, переговоривши с уманцами, постановили, что они на верную смерть не пойдут. Таким образом, в несколько часов была разрушена вся та работа по приобретению доверия, которую я делал три месяца.
В штаб корпуса ночью прибыл помощник комиссара Линде из Луцка и исполнительный комитет Совета солдатских и рабочих депутатов гор. Луцка, – они утром хотели ехать творить суд и расправу над виновниками убийства Линде и Гиршфельдта…
Утром предполагалось начать разведку и приступить к смене частей 3-й дивизии с позиции для отвода ее в тыл. Но мне уже не пришлось принимать в этом участия.
(Краснов П.Н. На внутреннем фронте; В донской столице при большевиках; Всевеликое Войско Донское. М.: Айрис-пресс, 2003. С. 81–92. Публикуется по: Антивоенные выступления… С. 209–222.)
№ 159. Выдержка из телеграфного донесения Ставки комиссару Савинкову от 27 августа 1917 года [85]
Огенквар. Сводка. Положение дел к 24 часам 26 августа 1917 г. 1) Ход событий на фронтах. На Северном, в 12-й армии соприкосновение противником установлено: на всем фронте идет бой между передовыми частями противника и нашим сторожевым охранением; в большинстве случаев наши части сохранили свое расположение; самолеты противника усиленно ведут разведку нашего расположения, особенно в районе Псковского шоссе; по данным 26 августа зарегистрировано задержанных дезертиров: в гор. Вендене 12 500 солдат, в районе гор. Вендена 3500 солдат и в гор. Валке 3000 солдат; имеются сведения о большом количестве дезертиров в Пернове и Пскове [86] …
(Лефорт. Арх., отделение Кр. Арм., А; дело № 63.)
№ 160. Телеграмма комиссара 8-й армии военному министру
В войсках 8-й армии полное спокойствие. Тревога за судьбы революции и свободы, порожденная преступной авантюрой Корнилова, вызывает необычайный подъем в массах. Из всех частей армии поступают телеграммы изъявлением готовности умереть, защищая свободную родину от неприятеля и контрреволюционеров. Небольшим исключением командный состав работает рука об руку комиссариатом, комитетами. Лица, замеченные в малейшем сочувствии попыткам Корнилова, отстраняются немедленно должности до выяснения.
Комиссар Анардович
№ 397 (Лефорт. Арх., отдел. Кр. Арм., А; дело № 84; л. 23.)
№ 161. Телеграмма комиссара 2-й армии всем командирам корпусов и начальникам отдельных частей, подчиненных командованию 2-й армии от 30 августа 1917 года
В некоторых частях, по приказанию генерала Корнилова, из бывшей Ставки командируются представители офицерства и георгиевские кавалеры в Могилев. Считаю необходимым вновь напомнить: за выполнение приказов генерала Корнилова, за сношение с бывшей Ставкой будут привлекаться к судебной ответственности как лица командируемые, так и начальствующие лица командирующие. Командарм приказал приостановить временно всякие командировки солдат и офицеров, не связанные с крайней экстренностью, о чем в каждом отдельном случае благоволите уведомлять. Всю ответственность за командировки низших чинов командарм возлагает на высших. Прошу уведомить, кто из офицеров и георгиевских кавалеров уже выехал в бывшую Ставку или другие командировки после 26 августа.
Комиссар Временного Правительства
при 2-й армии Гродский
30/VIII 1917 г., № 3, г. Несвиж. (Лефорт. Арх., отдел. Кр. Арм., А; дело № 79; л. 11.)
№ 162. Из протокола заседания ротных и командных комитетов гвардии Преображенского резервного полка от 4 сентября 1917 года
Председатель объяснил, что с выступлением генерала Корнилова нарушена дружная работа офицеров с солдатами и что необходимо рассеять все сомнения, имеющиеся у солдат об офицерах, чтобы не было неопределенного положения.
