Французы побеждают при Флерюсе и Линьи. Дело при Линьи, где император одолел пруссаков, Куанье опишет так: «Это было не сражение, это была бойня. Все нападали со всех сторон, слышалась только одна команда: “Вперед!”»
Страна ждала известий. «Мучительные дни!.. Вестей или совсем не было, или они приходили такие искаженные!.. Дни полного неведения, томительного ожидания… Люди подолгу стояли на перекрестках улиц, на краю дорог, подстерегая слухи», — писал Филипп Эриа[356].
«Дон Шатобриан, рыцарь печального образа», как назвал его Гейне, томился в изгнании в бельгийском городе Генте вместе со старым подагриком Людовиком XVIII. 18 июня 1815 года он вышел из города через Брюссельскую заставу, чтобы спокойно прогуляться и побыть в одиночестве.
«Я отошел от города уже почти на целое лье, — вспоминает Шатобриан, — когда до слуха моего вдруг долетел глухой рокот: я остановился и взглянул на небо, затянутое тучами… Я пошел дальше: не успел я сделать и тридцати шагов, как шум возобновился; то отрывистый, то продолжительный, он повторялся через неравные промежутки времени… Поднялся южный ветер, и я явственно расслышал артиллерийские выстрелы. Это крупное сражение, тогда еще безымянное, в шум которого я вслушивался, прислонившись к тополю, сражение, незнаемый смертный час которого пробили только что часы на деревенской колокольне, было сражением при Ватерлоо!»
«…Я пребывал в одиночестве среди гентских полей, словно моему попечению были поручены здешние стада, и мозг мой сверлили вопросы: “Что это за сражение? Положит ли оно конец войне? Участвует ли в нем сам Наполеон? Разыгрывают ли здесь судьбу мира, как разыгрывали когда-то одежды Христа? Кто победит и что принесет эта победа народам: свободу или рабство? И чья кровь льется там? Не прерывает ли каждый выстрел, который я слышу, жизнь французского солдата? Неужели снова… заклятые враги Франции празднуют победу? Если они одолеют, что станется с нашей славой? Если одолеет Наполеон, что станется с нашей свободой?” Хотя победа Наполеона осудила бы меня на вечное изгнание, в тот миг любовь к отечеству возобладала в моей душе над прочими чувствами; я желал успеха угнетателю Франции, ибо он мог спасти нашу честь и избавить нас от чужеземного владычества».
Какие эпизоды сражения соответствовали по времени описанию Шатобриана? Первые фланговые атаки, большое наступление пехоты на плато Мон-Сен-Жан или героический взлет французской кавалерии? Всякий раз воинам приходилось взбираться по склону, чтобы достичь позиций англо-голландской армии.
Разрывы снарядов, ружейные выстрелы, звуки труб, шотландской волынки и боевые мелодии французских оркестров, музыканты которых носили яркую форму, шпаги или полусабли, — все то, что для Шатобриана сливалось в единый рокот и шум, — служило аккомпанементом множества драм ужасного дня.
Он начался с того, что император устроил великолепный войсковой смотр на виду у Веллингтона. Армия приветствовала своего вождя! Воля французов к победе была неодолимой, но все в тот день делалось не вовремя и невпопад.
«Нами командовали, словно тыквами», — напишет Марбо. Жером Бонапарт, имперский принц и командир дивизии, погубил много людей в напрасных попытках взять замок Гугумон силами одной пехоты. Дело продолжил Друэ д'Эрлон[357], но его корпус был сброшен с плато.
Грандиозные атаки кавалерии не были поддержаны пехотой, хотя резервы у французов были. Когда Ней наконец вспомнит, что дивизия Башлю и бригада Жамена из дивизии Фуа[358] стоят в готовности и ждут сигнала, он пошлет их в бой, — но, увы, к тому времени кавалерия выдохлась. Пехотинцы попали под яростный огонь, и атака не достигла цели.
Наполеон и Ней долго не могли добиться того, чтобы французы оказались сильнее хотя бы в одной из точек — всякий раз чего-то не хватало. В начале боя командиры были слишком расточительны, а в решительный момент, что настал в седьмом часу, Наполеон приберег гвардию и упустил последний шанс.
«Пехота и кавалерия предприняли несколько последовательных атак, но ни одной из них не предприняли одновременно», — пишет лаконичный и точный Жомини[359].
Описание романтика Пого захватывает дух. Французские кирасиры летят в атаку и вдруг падают в бездну — на дно Оэнской дороги, разрезавшей плато Мон-Сен-Жан! Преувеличил ли писатель? Историки говорят о том, что само событие произошло не во время большого кавалерийского штурма, который начался в четыре часа, а несколько раньше.
Но можно ли исправить роман «Отверженные»? Разве художники перепишут картины? Или кто-то улучшит «Илиаду», сличая факты?
У легенд свои законы!
Настал вечер. Император подготовил гвардейские батальоны к решающей атаке, но очередной предатель предупредил англичан об этом («Да здравствует король! Готовьтесь! Эта б… Наполеон идет на вас с гвардией, он в получасе отсюда»).
Веллингтон хорошо подготовился к встрече Средней гвардии, чья атака закончилась столь же неудачно, как и все предыдущие. Блюхер наступал. Французы, увидев бегущих гвардейцев, пали духом.
Бойцы Молодой гвардии несколько часов сдерживали авангард пруссаков в районе Планшенуа, но теперь против них была большая армия. Эти молодые люди — добровольцы Парижа и Лиона — бок о бок с солдатами 2-го егерского и 2-го гренадерского полков Старой гвардии сражались с противником, превосходившим их по численности в 5 раз. Они отразили атаку трех дивизий, но Гнейзенау[360] организовал новый штурм.
«Французов только уничтожив, можно выгнать из Планшенуа», — писал майор фон Дамиц. Части Молодой и Старой гвардий бились за каждый дом, пытались закрепиться на кладбище, умирали около знамен и удерживали деревню еще целых полтора часа.
Но это уже не имело значения. Лавины свежей прусской кавалерии и уцелевшие англичане довершили разгром обескровленной французской армии, весь день атаковавшей плато Мон-Сен-Жан и так и не дождавшейся подкреплений[361].
В бой вступили первые полки — лучшие из лучших. Генерал Гурго[362] рассказывал впоследствии, что в конце битвы английские кавалеристы и пехотинцы приблизились на расстояние в 200 метров к месту, где стоял Наполеон, с которым были только маршал Сульт, начальник артиллерии Друо[363], генерал Бертран и сам Гурго. Недалеко от них стоял французский батальон.
Наполеон приказал дать несколько залпов из пушек этого батальона, а затем, вспомнив свое ремесло, порывался сам подойти к орудиям:
— Надо умереть здесь, на поле боя!
Англичане начали обстреливать колонну. Ла Бедуайер носился галопом, вытянув руки вперед. Он, как и Наполеон, как и Ней, искал смерти. Император хотел помчаться в направлении англичан, но Сульт остановил его:
— Вас не убьют, но возьмут в плен!
«Он (Наполеон. — А И.) направляет свою лошадь в середину каре, которым командует Камбронн[364], но все генералы окружают его. “Что вы делаете?! — кричат они. — Разве им не достаточно того, что они победили?!” Он хотел, чтобы его убили, — рассказывает Куанье. — Почему они не позволили ему совершить задуманное! Они избавили бы его от стольких страданий, и мы, по крайней мере, умерли бы рядом с ним. Но окружавшие его высшие сановники не были готовы к подобной жертве. И все же я должен сказать, что мы окружили его и заставили ретироваться».
В плен попадает барон Ларрей. Одетый в серую шинель, что делало его похожим на императора, он оперировал и своих, и чужих. Видя это, солдаты переносили огонь в сторону от того места, где он работал.
Добросердечное отношение Ларрея к любому человеку, нуждавшемуся в помощи, было известно противнику. Барону, приговоренному к смерти, поможет немецкий врач — его бывший студент. Он замолвит словечко перед Блюхером. Суровый старик, отдавший приказ: «Пленных не брать!» — и готовый немедленно расстрелять Наполеона, был признателен Ларрею за то, что доктор однажды помог его сыну, пленнику французов[365].
Седовласый командир батальона, герой «Пармской обители» Стендаля, так оценивает происходящее:
«— Сволочное дело! — сказал он солдатам. — Во времена Республики не спешили удирать, пока неприятель к тому не принудит… Защищайте каждую пядь этой местности, умирайте, а держитесь! — воскликнул он и крепко выругался. — Помните: вы защищаете тут землю отчизны своей! Пруссаки хотят захватить ее!»
Фабрицио дель Донго, ранее уснувший от усталости, вдруг просыпается.
«— Что случилось? — спросил он у маркитантки. — Пустяки! Расколотили нас. Прусская кавалерия крошит наших саблями. Вот и все…»
Капитан Куанье был среди беглецов, преследуемых пруссаками: «Солдаты всех частей и всех армий шли, смешавшись, в беспорядке, сталкивались и давили друг друга на улицах этого маленького городка (Женап. — А.И.), убегали от прусской кавалерии, мчавшейся за ними с криками “ура!”. Надо было как можно скорее перебраться по мосту на другую сторону реки Диль. Все перевернулось! Было около полуночи. В этом гвалте не было слышно ни одного голоса… Ничто не могло их успокоить… Они никого не слышали. Всадники приканчивали своих лошадей, пехотинцы пускали себе пулю в лоб, чтобы не попасть в руки врага. Царила страшная неразбериха. Второй раз в жизни я видел беспорядочное бегство, похожее на отступление из Москвы».
