А теперь вернемся к той поре, когда началось расследование условий, в которых происходил суд над Жанной. Задача состояла в сборе свидетельств, для чего надо было заслушать свидетелей. Дело оказалось нелегким: не исключено, что после первых, без всякой огласки проведенных выяснений было допущено, что лучше было выслушать лишь некоторых из них.
Ведь случилось так, что Филибер де Сантиньи, епископ Кутанса, внезапно скончался. Так же скоропостижно умер и Пьер Луазлер, до того спасшийся бегством в Базель. То же самое случилось с Николя де Ру. Несчастный случай произошел и с вдохновителем судебного процесса Жаном д’Эстиве, который утонул в болоте. А комиссар-следователь Ла Фонтен вообще бесследно исчез.
Приходится в конце концов отметить, что, за немногими исключениями, лица, показания которых были заслушаны, благожелательно относились к Жанне. Прочие же осторожности ради отошли от строгости, проявленной на руанском процессе, и в свои новые заявления внесли тонкие оттенки. Возможно, внезапные уходы из жизни тех людей, о которых мы только что рассказали, содействовали этому обстоятельству.
На этом месте мы прервем наш рассказ, чтобы сделать несколько важнейших замечаний.
В 1431 г. папой римским стал Евгений IV. Едва он был утвержден Иа этом посту, как население Рима взбунтовалось против его власти. На кого легла ответственность за этот мятеж? На семейство Висконти, которое, как уже отмечалось, было тесно связано с династией герцогов Орлеанских. Правда, как мы знаем, новый папа чудесным образом спасся от заговора и в отместку велел казнить монаха Мазиуса. Тогда герцог Миланский Филиппе-Мария Висконти[117], принявший на службу таких кондотьеров, как Карманьола и Франческо Сфорца, официально объявил ему войну. Евгений IV был изгнан из Рима, а затем низложен Базельским собором.
Герцог Савойский Амедей VIII, в ленной собственности которого находился замок Монротье, где в «комнате Девственницы» томилась таинственная девушка, и который через брачные связи являлся кузеном Девственницы, был тогда на том же Базельском соборе избран папой под именем Феликса V. Это произошло 5 ноября 1439 г. Он не смог сразу же обосноваться в Риме, куда успел к тому времени вернуться Евгений IV, остававшийся там вплоть до своей смерти в 1447 г. Невзирая на все это, законным папой являлся именно Феликс V, в прошлом — Амедей VIII. 7 апреля 1449 г. он отрекся от святейшего престола. Его преемником стал Николай V, в миру — Томмазо Парентучелли. Новый папа сделал своего предшественника папским легатом в Савойе, то есть в его собственных землях. Это стало возможным благодаря нескольким турам переговоров. Таким образом, именно Николаю V и вручили прошение об оправдании за подписью Пьера д’Арка и Изабеллы де Вутон. Впрочем, дипломатия Ватикана знает, что эта просьба исходила от короля Франции Карла VII. 24 марта 1455 г. папа Николай V умер. Его преемником стал Каликст III, в миру — Альфонсо Борджиа.
Он-то в конце концов в 1456 г. и подписал рескрипт о реабилитации той, которая впервые, и именно в этом документе, была названа Жанной д’Арк. Тем самым на нового папу легло бремя решения вопросов, которыми занимался Николай V. Он же унаследовал его архивы.
Каликст III был посвящен в тайну происхождения Девственницы благодаря всем этим документам, а более всего и вероятнее всего — благодаря сведениям, изустно полученным от папского секретариата. Это подтверждается уже известной читателю цитатой из «Мемуаров» Пия II. Пий II занял святейший трон через три года.
«Было ли сие делом рук божеских или человеческих? Затруднительно было бы для меня решать это… Иные мыслят, будто мудрейший, нежели прочие, замыслил внушить им, что Господь ниспослал некую Девственницу, и понудить их вручить ей бразды правления, коих она домогалась» (указ. соч.).
Случай с Жанной, таким образом, представлялся папе Пию II весьма простым. Ее перестали изображать как ведьму, направляемую бесовскими силами, или же как посланницу Господню, руководимую архангелами и святыми великомученицами. Но это было всего лишь политической уловкой.
Все последующее показывает, что оправдательный процесс был заранее подготовлен и проведен в полном согласии между Калик-стом III и Карлом VII при посредничестве тайных эмиссаров.
Прежде всего, когда в соборе Парижской Богоматери 7 ноября 1455 г.[118] (18 ноября по григорианскому календарю) открылось первое торжественное заседание, Изабелла де Вутон на нем не присутствовала. Да и в дальнейшем ей не суждено было больше сыграть какую бы то ни было роль. Правда, она по-прежнему жила в Орлеане. Там она и умерла в октябре 1458 г., то есть тремя годами позже.
На процессе выступило очень много свидетелей, но среди них не было той, которая могла бы сообщить максимум сведений о той самой Жанне, которую она вырастила. Причина этого была весьма уважительной: будучи уже в очень преклонных годах, мнимая мать Жанны могла впасть в противоречия, а то и сболтнуть лишнее.
Ведь проводившиеся слушания носили весьма целенаправленный характер, о чем можно судить по признаниям иных историков, которых вместе с тем невозможно заподозрить в благожелательном отношении к точке зрения, излагаемой на страницах нашей книги.
Историк Жюль Кишера, склонный угождать общественному мнению, тем не менее в своих «Новых заметках по поводу истории Жанны д'Арк» (1850) признал, что показания жителей Домреми «полностью совпадают: они изображают Жанну существом незначительным, робким и набожным».
В предисловии к I тому своей «Жизни Жанны д'Арк» (1908) Анатоль Франс заявил: «Насколько можно судить, иные показания оказались урезанными…», и: «…те, кто вел допрос, сумели побудить свидетелей по любому поводу утверждать, что она была простой, очень простой…».
Академик Луи Бертран, сочувствовавший идеям «Аксьон франсэз», в своем исследовании (1928) о Жанне д’Арк в Лотарингии говорит о «несколько пресной поэтизации», объектом которой в поздние времена явилось детство Девственницы. «Такие усилия стали особенно явственно прилагаться после оправдательного процесса, в ходе которого показания свидетелей выглядели так, как будто они подчинялись общему указанию…»
Вполне очевидно то, что бесцеремонное, высокомерное, властное, а подчас и наглое поведение Жанны как в Шиноне, в Пуатье, так и в Руане, по отношению и к сильным мира сего при дворе Карла VII, и к судьям в Руане никак не согласуется с портретом робкой безграмотной крестьянки, пожалуй, даже несколько простоватой, который возникает из свидетельств, услышанных на оправдательном процессе и полностью противоречивших тем, которые прозвучали на процессе, осудившем ее.
В заключение этого длинного, но необходимого выяснения истинного облика Жанны, «прозванной д’Арк», сообщим одну подробность, которую до сих пор историки считали незначительной. Теперь же, по нашему мнению, в свете изложенных обстоятельств и изученных документов она становится весьма важной.
В 1456 г. папа Каликст III подписал рескрипт о реабилитации Жанны. И Жан Дюнуа, ставший тогда графом де Дюнуа, графом де Лонгвиллем, на основании королевских грамот Карла VII возвысившийся до положения законного принца, исполнявший обязанности наместника королевства, вместе с тем являлся еще и губернатором города Сен-Жермен-ан-Лэ.
В ту пору он проживал в замке, который в 1368 г. король Карл V велел основательно восстановить. Ныне от него осталась только крепостная башня, да еще часовня, сооруженная в 1230 г. по приказу Людовика Святого. В этой крепости размещался гарнизон в составе около трех тысяч воинов.
Когда Дюнуа получил известие о реабилитации Жанны, он велел воздвигнуть «Крест Девственницы» у дороги в Пуасси, дабы показать своим войскам — рыцарям, оруженосцам, сержантам, арбалетчикам, — а также населению Сен-Жермена, что наконец Жанна оценена по заслугам и справедливость восторжествовала.
Он сделал это в одиночку. Это небольшое событие; в наших глазах это не поступок боевого соратника, а деяние брата, совершенное во имя обожаемой и почитаемой сестры; это — акт братской любви.
Каменный крест все еще стоит. Тот, кто был прежде Бастардом Орлеанским, повелел, чтобы он в точности воспроизводил тот крест с расширяющимися концами, который уже был изображен на серебряном кольце Жанны, равным образом как и на могильной плите той особы, которая, став когда-то Дамой дез Армуаз, уже семь лет покоилась в церкви Пюллиньи[119].
Той, которая даже для него по-прежнему оставалась Орлеанской Девственницей, как и сам он долго был Бастардом Орлеанским; той, которая, подобно ему, имела в своем гербе лилии французских королей.
