Вот что там было написано:
«Телеграмма 487 Москва из Екатеринбурга
шт. фронта № 3190/А
Подана 27/6-го в 0 час 5 мин
Военная
Три адреса Москва Совнарком Нарком военного бюро печати ЦИК
Мною полученных Московских газет отпечатано сообщение об убийстве Николая Романова на каком-то разъезде от Екатеринбурга красноармейцами.
Официально сообщено, что 21/6 мною с участием членов военной инспекции и военного комиссара Ур. военного округа и члена всероссийской следственной комиссии произведен осмотр помещения, как содержится Николай Романов с семьей и проверка караула и охраны все члены семьи и сам Николай жив и все сведения об его убийстве и т. д. провокация точка
Главнокомандующий Северо-Урало-Сибирским фронтом Берзин».Вероятно, Ленин вмешался лично, чтобы удостовериться, что с Романовыми все в порядке. Три работника Екатеринбургского почтового отделения позже свидетельствовали о том, что они подслушали разговор по прямому проводу между Лениным в Москве и Берзиным в Екатеринбурге, в котором Ленин «приказывал, чтобы Берзин взял под свою защиту всю императорскую семью и не допускал бы никакого насилия по отношению к ним вообще; если бы случилось бы какое-либо насилие, то Берзин ответил бы за это своей собственной жизнью».
Независимо от того, чем было вызвано беспокойство Ленина в конце июня, не было никакого смысла для него разрешить спустя две недели уничтожить семью Романовых без всяких причин и так жестоко. По-видимому, опираясь на гарантии, данные Берзиным, Ленин в интервью, данном для прессы 4 июля, полностью отрицал слухи о смерти бывшего царя. Вряд ли может быть простым совпадением, что в тот же самый день председатель Уральского Совета послал в Москву следующую телеграмму:
«МОСКВА
Председателю ЦИК Свердлову
для ГОЛОЩЕКИНА.
Сыромолотов как раз поехал для организации дела согласно указаний Центра опасения напрасны точка Авдеев сменен его помощник Мошкин арестован вместо Авдеева Юровский внутренний караул весь сменен Заменяется другими точка. 4558 Белобородов».
Телеграмма Белобородова
Это сообщение о замене охраны в Доме Ипатьева всегда трактовалось так: пьяный Авдеев был заменен Юровским, которому доверяли, человеком, на которого можно было бы положиться для того, чтобы выполнить приказ о расстреле. Учитывая информацию, приведенную выше, можно предположить, что Юровский был назначен, прежде всего, для того, чтобы заверить Москву, что Романовы находятся в полной безопасности. Больше не было «причины для тревоги», из-за того, что дисциплина в Доме Ипатьева совсем развалилась, что могло бы привести и к оскорблению женщин, и просто к какому-либо не контролируемому убийству.
Москва организовала контроль — но чем все это должно было закончиться? Белобородов сообщает относительно Сыромолотова, члена Областного Совета, что он поехал «для организации дела согласно указаний Центра», но совершенно неизвестно, каковы были эти указания.
Чтобы понять, каковы были реальные намерения Москвы, необходимо объяснить, внезапное беспокойство Ленина о судьбе Романовых. Почему он должен быть уверен, что императорская семья находится в безопасности? Создатель Советской России, конечно, не лежал с открытыми глазами ночью, волнуясь о Романовых с чисто человеческой точки зрения. Ленин, возможно, и не признавал насилия лично, но он признавал насилие, которое помогало революции.
В январе 1918 года он публично заявил: «Мы ничего не достигнем, если мы не будем использовать террор» и он последовательно использовал массовый террор в отношении бывших средних и высших сословий. Ленин даже похвалил доктрину экстремиста Нечаева, который требовал уничтожения всей династии Романовых. Только из этого следует, что Ленин одобрил бы расстрел царя, и всех великих князей во имя революции.
Но Ленин отличался от других идеологов своим прагматизмом, пониманием, что политика является искусством возможного. Сама революция представляла борьбу — борьбу идеалов, но всегда следовало внимательно следить за изменением ситуации. Именно Ленин сказал: «Шаг вперед — два шага назад… это случается и в жизни отдельных людей, это случается и в истории наций…» О здравом смысле Ленина говорят его слова, сказанные его коллегам, которые просто кипели от ярости по поводу немецкого ультиматума во время переговоров в Брест-Литовске: «Пришло время положить конец революционным фразам, и перейти к реальной работе… Чтобы продолжить революционную войну, необходима армия, а у нас ее нет. Это — вопрос подписания договора теперь, или подписания смертного приговора советскому правительству три недели спустя». Ленин убедил своих товарищей, и договор был подписан 3 марта.
Но мир с Германией был хрупким. Несмотря на внутреннюю оппозицию, Ленин умудрился удерживать Берлин, пытаясь выиграть время для объединения большевиков в России. Если обратить внимание на время, когда Ленин вспомнил о Романовых, в конце июня, и резкие изменения в охране Дома Ипатьева в то же время, напрашивается вывод, что все это связано с прагматичностью ленинской политики в отношении Германии. В конце июня, вслед за слухами об убийстве царя, немецкий посол Мирбах интересовался положением Романовых. Он не говорил об их расстреле, он просто интересовался их состоянием. Для Ленина это было легким напоминанием из Берлина, и касалось только одной из небольших его проблем из всего того количества проблем, которые он должен был решать.
Человека, который в марте передал немцам треть населения России, чтобы успокоить немцев, вряд ли особо сильно беспокоил вопрос об одной бывшей императорской семье. Таким образом, тюремные условия в Екатеринбурге были улучшены. Юровский восстановил дисциплину и немцы могли быть уверены, что теперь Романовым ничего не угрожает.
Но, как раз тогда, когда из Екатеринбурга пришла телеграмма о том, что «нет оснований для беспокойства», серьезные события назревали в Москве, они могли бы порвать тонкую нить отношений с Германией, и очень близко подошли к уничтожению всех мирных инициатив Ленина. 4 июля делегаты со всей России собрались в Большом театре на Всероссийский съезд Советов. Впервые Ленин и другие видные большевики столкнулись с полными ярости противниками Брест-Литовского договора. Буря протестов, до сих пор глубоко запрятанная, вырвалась наружу и закружилась вокруг Ленина. Левые эсеры буквально взвыли: «Долой Брест! Никаких отношений с немецкими мясниками!» Среди дипломатического корпуса в зале сидел немецкий посол граф Мир-бах, сидел спокойно, держал себя в руках, хотя зал буквально орал, требуя его крови.
Два дня спустя он ее получил. Утром 6 июля в кабинете Ленина зазвонил телефон и принес ужасные новости. Граф Мирбах был застрелен в своем посольстве двумя левыми эсерами. Ленин был потрясен и быстро понял, что немцы могли использовать это убийство как повод для того, чтобы возобновить войну с Россией.
«Возможность этого вполне реальна», — сказал Ленин, когда услышал эту новость, — «мы должны любой ценой повлиять на характер немецкого сообщения в Берлин». Вместе с Янкелем Свердловым, председателем Центрального комитета и его главными экспертами Чичериным и Радеком, он направил в немецкое посольство соболезнование, пытаясь избежать крушения политики в отношениях с немцами.
Позже, в сообщении Уральскому Совету, Свердлов абсолютно ясно показал, насколько близко они стояли к катастрофе: «…после убийства Мирбаха, немцы потребовали, чтобы им позволили прислать в Москву батальон. Мы категорически отказались и были на толщину волоска от возобновления войны». Но ожидаемое немецкое вторжение не последовало, поскольку Германия, не имевшая успехов на Западном фронте, не могла себе позволить втянуться в какие-либо новые приключения в России. Однако, 6 июля и несколько дней позже Ленин мог этого еще не знать.
С того момента, как телефон принес новость об убийстве Мирбаха, Ленин понял, что опасность для советской власти была с двух сторон. В автомобиле по пути к немецкому посольству он повернулся к Свердлову и заметил: «В будущем, только мы, большевики, сами должны нести бремя революции». Ленин должен был теперь защищаться как от внешних угроз, исходящих от немцев, так и от внутренних, исходящих от эсеров, как левых, так и правых.
Немецкая угроза продолжалась всего несколько недель, хуже было с внутренними угрозами, которые не только не уменьшались, а наоборот, разрастались. Большевики обвиняли эсеров в организации восстаний против России, борьба достигла своей кульминации в августе 1918 года, когда в результате покушения был тяжело ранен Ленин. Кажется весьма вероятным, что настоящая судьба Романовых находилась внутри этого кризиса.
