Собственным вассалам на севере Ричард приказал явиться с оружием в Лондон под командованием своего верного помощника, сэра Ричарда Ратклифа. Последний призвал к оружию в Йорке и других городах приверженцев регента, жизни которого, как он говорил, угрожает опасность, и повел это войско в Лондон. По дороге на юг Ратклиф посетил замки, где содержали лорда Риверса и других командиров двухтысячного отряда конников, недавно сопровождавших молодого короля, и убил их. Факт их казни доказан и является бесспорным.
Тем временем королева Елизавета и ее второй сын по-прежнему укрывались в Вестминстерском аббатстве. Ричард понимал, что ситуация была бы еще более благоприятной, если бы оба брата находились под его опекой, и он побудил подвергнутый чистке Совет обратиться к королеве с просьбой отдать ему второго мальчика. Совет также рассмотрел вопрос о возможности применения силы в случае отказа. Не имея выбора, королева подчинилась, и маленького девятилетнего принца передали регенту, который «нежно» (!) обнял мальчика и отправил его в Тауэр, которого ни ему, ни его брату уже не суждено было покинуть.
Тем временем многочисленные северные отряды Ричарда приближались к Лондону. Они насчитывали несколько тысяч человек, и регент почувствовал себя достаточно сильным, чтобы предпринять следующий шаг. Коронация Эдуарда V откладывалась уже неоднократно. И вот теперь одному проповеднику, по имени Шоу, брату мэра Лондона, было поручено прочесть проповедь в соборе Святого Павла. Шоу произнес речь, в которой говорил народу, что покойный король обольщал многих женщин обещанием жениться, что до женитьбы на Елизавете он был или повенчан, или обручен с другой, что поэтому его брак с Елизаветой незаконен, и сыновья Елизаветы, как рожденные от незаконного сожительства, не имеют права на престол. Да и сам Эдуард IV не имел права на престол, так как не был сыном своего отца: мать родила его от любовника. Поэтому корона по праву принадлежит Ричарду. Регент вышел на галерею над площадью, Шоу указал на него народу, как на законного короля, но, как говорит Мор, «люди были настолько далеки от того, чтобы кричать «Король Ричард!», что стояли, будто каменные, дивясь бесстыдной проповеди». Два дня спустя возможность проявить себя получил Бекингэм и, по словам одного очевидца, был столь красноречив и столь хорошо подготовлен, что «даже ни разу не остановился, чтобы сплюнуть»; но народ снова остался нем, и лишь несколько слуг герцога, бросая вверх головные уборы, кричали «Король Ричард!»
Тем не менее 25 июня был созван парламент, который после ознакомления с перечнем доказательств о незаконности брака короля с Елизаветой и провозглашения его детей бастардами обратился к Ричарду с просьбой принять корону. Депутация во главе с герцогом Бекингэмом отправилась к регенту, находившемуся в доме своей матери, чью добродетель он предал поруганию в проповеди Шоу. С приличествующей этому моменту скромностью Ричард упорно отказывался от столь высокой чести, но когда Бекингэм заверил его, что дети Эдуарда не будут править в любом случае и что в случае отказа Ричарда им придется избирать короля из других представителей знати, тот преодолел сомнения совести (если они у него были) и уступил требованию «общественного долга».
Елизавета ВудвиллНа следующий день его с большими церемониями возвели на трон. Приготовления, сделанные для коронования Эдуарда V, послужили для коронования Ричарда III. Лондон не видывал такой блестящей процессии, как та, которая 5 июля 1483 года прошла по улицам города. На следующий день с великолепным торжеством были коронованы Ричард и его жена. Король милостиво велел освободить всех вельмож, находившихся в темницах, он наградил титулами и должностями многих своих усердных слуг. Но сыновья Эдуарда VI продолжали содержаться под стражей в Тауэре.
Ричард III был одарен многими качествами хорошего правителя, но проложил себе путь к престолу преступлениями и злодеяниями, отнявшими у него возможность править государством спокойно. При своем небольшом росте и некрасивом телосложении он не имел никакого сходства со своим старшим братом, отличавшимся мужественной красотой. Но он всегда отличался храбростью, а умом и энергией не уступал ни одному из монархов своего времени. На его изможденном от болезненности лице лежал грозный отпечаток беспощадного властолюбия. Он внушал страх. Теперь Ричард обладал титулом, признанным и подтвержденным парламентом, а кроме того, с принятием актов о незаконнорожденности детей Эдуарда, становился также наследником трона по крови. Казалось, что его план удался как нельзя лучше. И, тем не менее, именно с этого самого момента Ричард III начал испытывать заметное недоверие и враждебность всех классов, преодолеть которые он при всем своем искусстве так и не смог. «После этого, — писал хронист Фабиан, книга которого появилась в 1516 году, — он вызвал великую ненависть большей части знати своего королевства, и те, которые прежде любили и превозносили его… теперь шептались и завидовали. За исключением тех, кто поддерживал Ричарда из страха или ради богатых подарков, которые они получали от него, лишь некоторые, если таковые вообще находились, являлись его сторонниками».
Никто не сделал так много, чтобы усадить Ричарда на трон, как герцог Бекингэм, и ни на кого король не пролил такого дождя подарков и милостей. Тем не менее за три первых месяца правления Ричарда Бекингэм превратился из главной опоры в смертельного врага короля-узурпатора. Мотивы такой разительной перемены не вполне ясны. Возможно, ему не хотелось становиться соучастником того, что, как он предвидел, будет заключительным актом узурпации. Возможно, он боялся за себя — разве не текла и в его жилах королевская кровь? Бекингэма, несомненно, волновало и тревожило то, что, несмотря на все церемонии, сопутствовавшие восхождению Ричарда на трон, нового монарха считали узурпатором и относились к нему соответственно.
Тем временем король Ричард выехал из Оксфорда в путешествие по стране. Путь его лежал через центральные графства. В каждом городе он усиленно старался произвести наилучшее впечатление, исправляя злоупотребления, разрешая споры, даруя милости и ища популярности. Но ему, кажется, не удавалось избавиться от чувства, что за всеми проявлениями благодарности и преданности кроется невысказанный вызов его власти. На юге это почти не скрывали, и многие уже требовали освобождения принцев. Ричард пока еще не подозревал Бекингэма в измене или в сколько-нибудь значительном недовольстве его политикой. Но он волновался по поводу сохранности своей короны. Можно ли удержать ее, пока его племянники живы и представляют собой потенциальный центр сплочения любых враждебных ему сил? И тут мы подходим к главному преступлению, всегда впоследствии ассоциировавшемуся с именем Ричарда. Его цель ясна и проста, а характер — безжалостен.
Если полагаться на рассказ Томаса Мора, в июле 1483 года Ричард решил с корнем вырвать ту угрозу его миру и власти, которую представляли собой принцы. Он отправил своего человека — Джона Грина — с особым поручением к Брэкенбери, констеблю Тауэра, дав приказание покончить с обоими мальчиками. Брэкенбери отказался подчиниться. «Кому же можно доверять, — воскликнул король, когда Грин вернулся с этим сообщением, — когда те, кто, по моему мнению, обязаны верно служить мне, ничего для меня не делают?» Один слуга, услышав эти горькие слова своего повелителя, напомнил ему о сэре Джеймсе Тирелле, бывшем соратнике Ричарда по оружию, человеке, способном на любое преступление. Тирелла отправили в Лондон с распоряжением, согласно которому Брэкенбери должен был на одну ночь передать ему все ключи от Тауэра. Тирелл исполнил свое отвратительное поручение весьма быстро. К лицам спавших принцев прижали подушки, а когда несчастные задохнулись, их тела замуровали в каком-то скрытом уголке Тауэра.
В правление Карла II в 1674 году в Тауэре переделывали лестницу, ведущую в часовню, и нашли скелеты двух юношей, по возрасту соответствующих двум принцам. Они были спрятаны под грудой мусора. Королевский врач исследовал их и, как сообщается, без всякого сомнения признал останками Эдуарда V и его младшего брата Ричарда. Карл II принял эту точку зрения, и скелеты были перезахоронены в часовне Вестминстера со сделанной на латыни надписью, возлагавшей вину за их смерть на «вероломного дядю, узурпатора королевства». Эксгумация, проведенная уже в наше время, подтвердила выводы медицинских авторитетов времен правления Карла II.
Генрих ТюдорК тому времени, когда стало известно о смерти принцев, требования об их освобождении приняли массовый характер. Когда, как и чьими руками было совершено это злодеяние, оставалось тайной. По мере того как страшная новость распространялась по стране с быстротой лесного пожара, людей охватывала ярость. Привычные к зверствам и жестокостям долгой гражданской войны, англичане все же не приняли хладнокровного, ужасного убийства беспомощных детей. В XV веке убийство двух юных принцев человеком, ставшим регентом и обязанным защищать и оберегать их, рассматривалось как злейшее преступление и не подлежало прощению или забвению.
