«так как это несомненно поддержит влияние Германии в Палестине — ведь большинство сионистов родом из Германии» [201].
Вейцман и его коллеги взяли на себя трудновыполнимую задачу поисков компромисса с членами Объединенного комитета. Вначале перспектива казалась не совсем безнадежной. Похоже, в ноябре 1914 года Захер кое-чего добился, и Вольф стал делать попытки найти общую почву для общения с сионистами. В разговоре с Сэмюэлом в феврале 1915 года Вольф также одобрил политику свободной иммиграции, льготы для колонизации и учреждение Еврейского университета. Об идее создания еврейского государства умалчивалось. Вейцман также был приятно удивлен, когда встретил Вольфа в декабре 1914 года, но, как вскоре выяснилось при более официальной встрече, сходство во мнениях между ними было скорее видимым, чем реальным. В то время, как сионисты (представленные Соколовым и Членовым, которые тогда временно находились в Англии) настаивали на своих требованиях создания еврейского государства после войны, комитет настаивал на своем мнении: сионизм со своими «националистическими постулатами не предлагает никакого решения еврейского вопроса, где бы он ни возникал». Комитет пришел к выводу, что весьма несвоевременно поднимать вопрос о Палестине во время войны.
Таким образом, диалог не состоялся, и комитет стал действовать, не советуясь с сионистами, когда Вольф в марте 1916 года предоставил Министерству иностранных дел меморандум, в котором Англии и другим державам предлагалось по окончании войны принять во внимание традиционную заинтересованность еврейских общин Палестиной. Вольф требовал предоставления полных гражданских и религиозных свобод для евреев Палестины, уравнения в религиозных правах с остальным населением, приемлемых условий для иммиграции и колонизации и определенных муниципальных привилегий в городах и колониях, населенных евреями [202]. Он старался не выходить за рамки этих сугубо филантропических требований; и любопытно, что Грей был менее осторожен, чем Вольф в своих толкованиях меморандума, когда он доводил его до сведения правительств Франции и России. Грей предложил, чтобы евреям в Палестине была дана автономия, если их численность там равна численности арабского населения.
Попытки возобновить диалог между сионистами и Объединенным комитетом оказались напрасными. Вейцман и его коллеги были убеждены, что сторонников ассимиляции убедить невозможно и что их отношения станут еще более отчужденными, чем прежде. Они чувствовали, что комитет не представляет взглядов общины. В начале войны Вейцман писал Гарри Захеру и Леону Симону, что «джентльмен типа Люсьена Вольфа должен говорить истинную правду и понимать, что не они, а мы хозяева ситуации» [203]. Сионисты понимали, что смогут значительно облегчить свою задачу, если получат благословение англо-еврейского истеблишмента, но они не хотели идти ради этого на большие уступки. С другой стороны, Объединенный комитет возмущался тем фактом, что выскочка из среды восточноевропейских евреев, лишь недавно прибывший в Англию, установил прямые контакты с правительством, минуя ведущие англо-еврейские организации. Они действительно боялись, что создание еврейского государства в Палестине, основанное на признании евреев как народа, пагубно отразится на положении евреев в диаспоре и поставит под угрозу права, которые они завоевывали в тяжелой борьбе на протяжении многих лет. Но вслух Комитет постоянно утверждал, что он в принципе не против стремления евреев в Палестину. В январе 1917 года в разговоре с Бальфуром Вольф сказал, что он и его друзья не будут возражать, если еврейская община в Палестине превратится в еврейский народ и еврейское государство при условии, что это не потребует лояльности евреев Западной Европы и не подвергнет опасности их статус и права [204]. И даже еще раньше, в декабре 1915 года, в меморандуме Грею, предшественнику Бальфура, Вольф утверждал, что, несмотря на то что он осуждает еврейское национальное движение, нельзя игнорировать факты: сионизм в Америке в течение последних месяцев приобрел такую силу, что союзные державы не могут смотреть на это движение только лишь с позиций своих симпатий к евреям.
Среди людей, наиболее заметно вовлеченных в деятельность, которая вела к Декларации Бальфура, был, прежде всего, Хаим Вейцман, который переехал из Манчестера в Лондон для работы в Министерстве военного снабжения. В своих мемуарах, опубликованных спустя много лет, Ллойд Джордж упоминал, что Декларация была дана Вейцману в ответ на сделанную им важную работу по производству ацетона. «Я бы почти хотел, чтобы все было настолько просто, — комментировал Вейцман эти слова в своей автобиографии, — и чтобы я никогда не испытал той надрывающей сердце, тяжелейшей работы и неопределенности, которые предшествовали декларации. Но история не имеет дел с лампами Алладина» [205].
Итак, представители британского правительства разошлись во мнениях. Одна группа политиков и высоких должностных лиц выступала против идеи еврейской Палестины, которую они считали абсурдной, неосуществимой и не представляющей никакой ценности для Великобритании. Другие были целиком расположены к этой идее, но боялись брать на себя обязательства, связанные с проектом британского протектората. Они предложили вместо этого совместный доминион с Францией или Соединенными Штатами. Они видели определенные преимущества в союзе с сионистами, но также сознавали и его недостатки. Вопрос не был достаточно изучен, и даже самые заинтересованные в нем лица спрашивали себя, не была ли Палестина слишком мала, способны ли евреи создать страну и, главное, поедут ли они в Палестину, если она будет им отдана. Но другая группа ведущих британских политиков была твердо привержена проекту, и именно благодаря им он был принят. Военное министерство и военные специалисты рассматривали Палестину как территорию, «крайне важную для будущей безопасности и благополучия Британской империи» [206]. Во время войны были созданы различные комиссии для определения дезидератов Великобритании в азиатской части Турции, но их отчеты никогда официально не подтверждались. Во всяком случае, будущее Палестины и сионизма являлось двумя отдельными вопросами. Если определенный британский государственный деятель придавал Палестине важное политическое или стратегическое значение, то этот факт не делал его непременным сторонником проекта д-ра Вейцмана. Это вполне могло иметь противоположный эффект, как в случае с Керзоном.
Уже упоминалось, что Ллойд Джордж был одним из главных сторонников просионистской политики. Еще одним из них был Бальфур. Вейцман впервые встретился с ним в Манчестере в 1905 году, а затем — еще через год. Он рассказывал о своей беседе с Бальфуром, в которой они обсуждали вопрос об Уганде:
«Мистер Бальфур, если бы я предложил вам Париж вместо Лондона, вы согласились бы?» Он привстал, взглянул на меня и ответил: «Но, д-р Вейцман, у нас есть Лондон». «Это так, — сказал я. — Но у нас был Иерусалим, когда Лондон был еще болотом». Он откинулся назад, продолжая глядеть на меня, и сказал две вещи, которые я до сих пор ясно помню. Вначале он
