Помимо закона 1876 г. были приняты в другие ограничения, которые правительство Александра считало совершенно необходимыми для поддержания существовавших порядков в Южной России. Кроме того, было закрыто Юго-Западное отделение Императорского Географического общества, поскольку оно считалось центром украинской националистической пропаганды. Однако в 1870-х гг. украинцы не предпринимали никаких действий, которые можно было бы назвать подрывными или сепаратистскими.
В этот период на Украине, как и в Центральной и Северной России, среди молодежи и интеллигенции начало развиваться революционное движение, основанное на идеях «аграрного социализма». Данная концепция была чисто русской и коренным образом отличалась от социалистических идей Западной Европы. Идеализация крестьянской общины, являвшаяся характерной чертой этого движения, естественным образом нашла себе сторонников среди членов «Киевской громады», которые, благодаря своим культурным и историческим исследованиям, испытывали почти религиозное преклонение перед пахарем. Подобная фетишизация людей, занятых физическим трудом, у интеллектуалов, ведущих малоподвижный образ жизни, носила, прямо скажем, патологический характер. Для многих представителей украинской элиты восхищение крестьянским характером обернулось опрощением их быта, а некоторые из них даже женились на крестьянках.
В условиях непродуманных правительственных запретов и суетливых интеллектуальных реакций на них молодой киевский профессор Михаил Драгоманов начал заниматься настоящей политической деятельностью. Драгоманов заявил, что поддерживает не только идеи русского аграрного социализма, но и те социалистические идеи, которые получили распространение на Западе.
Летом 1875 г. Драгоманов решил уехать за границу, чтобы открыто вести пропаганду против императорского правительства России. Первую остановку он сделал во Львове, где подружился с местными политиками. Драгоманов поселился в Женеве, где начал издавать украинский журнал «Громада», точно так же, как 10 лет назад Александр Герцен основал в этом городе свой «Колокол».
Идеи Драгоманова вскоре проникли в Россию. Они также сильно повлияли и на украинское национальное движение, центром которого в последние десятилетия XIX в. стал Львов.
По своим политическим взглядам Драгоманов был социалистом самого мягкого толка и республиканцем. Литературная деятельность Антоновича, Лазаревского и других киевских историков казалась ему ошибкой. По его мнению, никто так не «перевирал» украинскую историю, как «демофилы» (то есть историки, которые сильно очернили в своих трудах людей, которых он считал истинными борцами за свободу Украины: Выговского, Мазепу и Полуботка, и при этом ничего не писали о том, что Петр I и Екатерина II стали душителями этой свободы). В своих статьях Драгоманов объявил себя непримиримым врагом русского абсолютизма и заявил, что не испытывает никакой симпатии к царям из династии Романовых.
В 80-х гг. XIX в. взгляды Драгоманова сильно повлияли на мнение украинских политиков в Галиции. В то же самое время отношения между Петербургом и Веной совсем ухудшились, и австрийское правительство решило не обращать внимания на украинскую революционную пропаганду, принявшую ярко выраженный антирусский характер.
В 1890 г. австро-венгерское правительство задумало не только оказать активную поддержку украинскому политическому движению, но и направить его в нужное ему русло. Впрочем, направление, которое придала ему Вена, противоречило учению основателя украинского национализма. Драгоманов (умерший в 1895 г.) никогда не был сепаратистом. «Московское государство сделало нам много зла, — писал он, — но плохая погода лучше, чем вообще никакой погоды». В 1882 г. он высказывал такие мысли: «Для политического сепаратизма нет совершенно никаких оснований, и никогда не будет. Малороссы и русские имеют общие исторические традиции, общее происхождение и одинаковые представления о многих вещах. Наши языки очень похожи; у нас нет естественных границ, и, кроме всего прочего, мы связаны общими экономическими интересами. Все разговоры о сепаратизме просто смешны». Драгоманов выступал за создание федерации автономных славянских республик. Галиция и Русская Украина должны были объединиться в общую республику; славянские страны, которые входили в состав Австро-Венгрии, а также балканские тоже должны были войти в эту федерацию. По его мнению, «эта федерация должна будет решить вопрос о Константинополе и проливах».
Такие взгляды не могли найти поддержки в империи Габсбургов, но после 1890 г. украинская политическая деятельность во Львове совершенно отошла от учения своего пророка и приобрела другой характер, который больше соответствовал взглядам Вены. Эти изменения произошли под влиянием Михаила Грушевского, которому не хватало глубины и мощи Драгоманова, но который превосходил своего учителя в настойчивости и политическом мастерстве.
Отец Грушевского был крупным чиновником в Министерстве народного просвещения; сам Михаил окончил Тифлисскую гимназию и поступил в Киевский университет. Здесь он стал одним из самых талантливых учеников историка Антоновича. Когда после 1890 г. австро-венгерское правительство создало при Львовском университете кафедру истории Юго-Восточной Европы, Грушевский по рекомендации своего учителя был приглашен ее возглавить. В 1898 г. он опубликовал первый том своей обширной «Истории Украины — Руси». В 1892–1914 гг. Шевченковское общество вело исключительно активную работу и опубликовало 120 томов «Ученых записок», не считая многих других трудов. Это общество возглавлял Грушевский, а многочисленные ученики стали горячими сторонниками его взглядов.
Михаил Грушевский, человек огромной, неоспоримой эрудиции, считал, что развивать политическую деятельность в Галиции с помощью исторических исследований надо в таком направлении, которое обеспечило бы ей постоянную поддержку правительства Австро-Венгрии. Его многотомная «История» призвана была заложить прочные основы украинского национализма. Ему удалось представить Украину — Русь чем-то совершенно отличным от Московии. Согласно его идеям, Киевская Русь была колыбелью Украины — Руси, а Русское государство, которое позже сложилось вокруг Новгородской земли и Владимиро-Суздальского княжества и распространилось на земли, лежавшие за пределами его нового центра, Москвы, никак не может считаться истинным наследником Киева.
Проповедовать свои оригинальные теории Грушевскому помогал тот факт, что он жил в Галиции, которая с XIII в. была оторвана от России. Присоединенная в XIV в. к Польше, Галиция потеряла связь с исторической жизнью других российских регионов, но сохранила свое русское население, русские обычаи и русский язык.
Подвижный и настойчивый гений Грушевского помог создать на основе крестьянского диалекта Галиции настоящий литературный украинский язык, который при более благоприятных обстоятельствах не сумели создать другие ученые на берегах Днепра.
Труды Грушевского, исторические и лингвистические, создали основу для деятельности львовских политиков, которые в конце XIX в. объявили себя приверженцами «политического сепаратизма». Таким образом, всего лишь через 50 лет после первой попытки создания украинского национального движения, нашедшей свое выражение в Братстве Кирилла и Мефодия, появилось нечто совершенно новое, причем за пределами России. Это движение отказалось от сравнительно умеренной и вполне логической линии, предложенной Драгомановым, и превратилось в крайне антирусскую ветвь сепаратизма.
На рубеже веков идеи украинского национализма, пришедшие из Галиции, не вызвали практически никакого интереса у народа, жившего в Русской Украине. Подобно киевскому движению второй половины XIX в., львовское движение ограничивалось относительно узким элитарным кругом. Крестьянские массы даже не подозревали о существовании украинского движения — за исключением тех немногих, кто случайно вошел в контакт с членами городской интеллигенции. Ни одно из этих движений не оказало никакого влияния на большие перемены, происходившие на Украине.
Во времена Богдана Хмельницкого на всей территории современной Украины, включая Подолию, проживало не более 2,5 миллиона человек. А в 1897 г. в одной только Киевской губернии насчитывалось уже 3,5 миллиона жителей. Население трех малороссийских губерний (Киевской, Черниговской, Полтавской), трех новороссийских губерний (Херсонской, Екатеринославской и Таврической) вместе с Волынью и Подолией в последние годы XIX в. составило около 25 миллионов человек. В конце XVIII в. плотность населения в южных степях составляла примерно 1 человек на квадратный километр; через 100 лет она поднялась до 40–50 человек на квадратный километр. Процесс заселения богатых новороссийских земель принял поистине «американские масштабы». Согласно переписи 1897 г., население трех новороссийских губерний распределялось следующим образом: 50 процентов — украинцев, 20 процентов — великороссов, а остальные 30 процентов составляли немецкие колонисты, евреи, татары, молдаване, болгары, сербы и греки.
