В последней декаде XIX в. появились уже признаки перенаселения земель по отношению к продуктивной способности страны при существовавших экономических условиях. В 1890–1914 гг. около 1 миллиона 700 тысяч крестьян переселились из Новороссии на новые земли Заволжья, Сибири и Дальнего Востока. Очень много украинцев уехало в Канаду и Соединенные Штаты.
В 1860–1870-х гг. в плотно населенных районах Подолии начало развиваться производство свекловичного сахара. Вскоре оно перекинулось на Киевскую, Черниговскую и Харьковскую губернии. В 80-х гг. XIX в. началось бурное развитие угольной добычи в Донецком бассейне. Через 10 лет приступили к эксплуатации богатых залежей железной руды в Кривом Роге (западнее нижнего Днепра).
К началу XX в. степи Новороссии считались одним из самых развитых в промышленном отношении районов Российской империи.
С ростом в особенности горнодобывающей и металлургической промышленности в Донбассе и Кривом Роге социальный состав и распределение населения начало быстро меняться. В индустриальных районах пришлое с севера рабочее население стало преобладать над местным украинским. Росли старые города и возникали новые, пока в начале XX в. уровень городского населения не достиг 20 процентов. В Харькове и других промышленных городах и в крупных портах на Черном море украинцы составляли меньшинство. В Волыни и Подолии, а также в Киевской и Черниговской губерниях 40 процентов городского населения составляли евреи. Все эти перемены в социально-экономической структуре Украины ослабляли сепаратистские тенденции и усиливали ее связь с другими частями империи.
Новое пришлое промышленное население украинских городов, естественно, было заражено революционными идеями. В 1905 г. это привело к революции. Но если социальные выступления в Финляндии, Прибалтике, Польше и на Кавказе имели национальную окраску, то в украинских провинциях ничего подобного не существовало. Революционные выступления на Украине оказались очень мощными, как в промышленных центрах, так и в сельской местности, где крестьяне часто нападали на помещичьи усадьбы. Но в гневе восставших не прослеживался след национального мотива, и лишь некоторые немногочисленные университетские группы выдвигали националистические лозунги, тогда как в других группах населения ничего подобного не было. На судебных процессах, рассматривавших дела участников революции после ее подавления, не выдвинули ни одного обвинения в пропаганде сепаратистских взглядов или идей украинской автономии.
Однако реформы, проведенные в период подавления революции, открыли новые возможности для мирного развития культурного национализма. Конституция 1905 г. разрешила печатать книги и периодические издания на украинском языке. Михаил Грушевский быстро сориентировался и переехал из Галиции в Киев. Здесь он продолжил издания своей «Истории», а Украинское научное общество с предприимчивым профессором во главе начало публикацию 14 томов «Ученых записок», которые выходили в течение последующих семи лет.
Последнее десятилетие самодержавия можно назвать бабьим летом либерализма. В 1906 г. Императорская Академия наук устроила дискуссию на тему, нужно ли считать украинский одним из диалектов русского языка, или это самостоятельный язык? Большинством в один голос ученое сообщество провозгласило лингвистическую независимость Украины. Это решение открыло широкие возможности для распространения галицкой версии украинского языка, любовно выпестованной Грушевским. На только что признанном языке хлынул целый поток изданий. В Киеве появилась ежедневная газета «Рада», вскоре получившая довольно широкое распространение. В Екатеринославе и Полтаве издавались свои газеты на украинском языке. В Киеве был открыт специальный магазин украинских изданий, а также, как и во Львове, стал выходить журнал «Литературно-научные вести». В то же самое время (на русском языке) появился еще один журнал — «Украинская жизнь», с которым сотрудничали Симон Петлюра и Винниченко (вскоре им суждено будет прославиться совсем другими делами).
Либерализация украинского движения не могла не привести к его росту. Ряды националистов пополнялись в основном за счет городской интеллигенции и так называемой полуинтеллигенции — сельских учителей и мелких земских служащих. С другой стороны, сепаратистские идеи, пришедшие из Галиции, почти не имели успеха, а усиление международной напряженности и рост антагонизма между российским и австро-венгерским правительствами вынудили украинцев Галиции выступить вместе с другими славянскими народами Габсбургской империи против германских врагов славянства. Антирусское сепаратистское движение на Украине, спонсировавшееся австро-венгерскими властями Львова, быстро теряло под собой почву перед лицом нового местного движения, выступавшего за воссоединение Галиции с Россией. Особенно сильны были симпатии к России в Подкарпатской Руси, где большинство людей считало себя русскими и не желало ничего слышать об «украинской идеологии» Грушевского или «украинском языке», созданном во Львове. Возрождение национального самосознания началось в этой отдаленной области Закарпатья где-то в середине XIX в. и усилилось во время русской оккупации Венгрии в 1848 г., когда в этой стране произошла революция. Накануне войны 1914–1918 гг. венгерское правительство устроило судебное разбирательство в Мармарос-Цигете, на котором несколько жителей Подкарпатской Руси обвинили в тайных связях с Россией и в государственной измене.
Выступая в Думе (весной 1914 г.) по случаю дебатов, во время которых русские члены консервативных и националистических партий высказались против торжественного празднования в Киеве 100-летнего юбилея Шевченко, профессор Милюков затронул украинский вопрос. «Украинское движение существует, — заявил он, — и остановить его невозможно. Но пока еще на Украине нет сепаратистского движения. Даже если оно и существует в зачаточном состоянии, оно очень слабо. Но оно может разрастись — именно этим и занимаются русские националисты».
Так что, когда летом 1914 г. славянский мир оказался на пороге гибели, украинцы продемонстрировали готовность заявить о своей национальной индивидуальности в составе всея Руси.
Примечания и дополнения к главе 5
До самой смерти Карла XII и конца Северной войны Филипп Орлик тешил себя надеждой, что его услуги окажутся полезными Швеции или Турции. Шведы признали его законным украинским гетманом, а турки позволили жить в Стамбуле на тот случай, если им на Украине понадобится его помощь. Орликом заинтересовались даже англичане, поскольку правительство Георга I было рассержено недолгим покровительством, которое Петр I оказывал якобитам.
В 1722 г., однако, Орлик решил покинуть Стамбул и некоторое время скитался по Европе. В Гамбурге он сумел выдать свою дочь замуж за французского дворянина. Он тихо скончался в Шато-де-Дентевиле около Шомона.
Для любимого племянника Мазепы Андрея Войнаровского Гамбург оказался несчастливым местом. Старый гетман испытывал искреннюю привязанность к сыну своей сестры, которому заменил отца. Красивый, одаренный, храбрый и предприимчивый, Андрей Войнаровский стал для гетмана воплощением всех тех качеств, которыми когда-то обладал он сам.
Андрей, посланный учиться в Дрезден, благодаря дружбе своего дяди с Августом II Сильным был принят в узкий придворный круг, где познакомился со знаменитой Авророй Кёнигсмарк.
Во время своего пребывания в Бендерах и Стамбуле Войнаровский часто ссорился с Филиппом Орликом по поводу значительных денежных сумм, оказавшихся в руках у беглецов после смерти Мазепы. В 1715 г. Андрей поселился в Вене и отсюда уехал в Швецию, поскольку унаследовал от дяди огромный долг размером около миллиона крон. Эти деньги ссудил гетману Карл XII после Полтавы. В Стокгольме к Войнаровскому относились с уважением, только король постоянно досаждал своими требованиями вернуть долг.
Проживая в Швеции, племянник Мазепы нашел повод посетить Гамбург, где снова встретился с Кёнигсмарк. Этот свободный город считался мировым центром модного света. Здесь плелись политические интриги и велась игра по-крупному — словом, жизнь била ключом. В салоне своего старого друга Андрей встретился с английским дипломатом Маттисоном, которого он попытался заинтересовать судьбой «свободолюбивого украинского народа». Момент для этого оказался вполне подходящим, поскольку британское правительство боялось возможного нарушения баланса сил на Балтике и на Черном море из-за успехов русского оружия в Северной войне. Однако подходы Войнаровского, как и Орлика, оказались безуспешными, и племянник гетмана, потерпев неудачу, стал вынашивать планы примирения с русскими властями через посредничество Авроры Кёнигсмарк.
