Уже в ходе войны чувством долга была продиктована (оказавшаяся губительной для России) жертвенная верность Государя союзникам по Антанте, позже предавшим его.
А его непреклонное упорство в еврейском вопросе, восстановившее против Россия мировое еврейство, объясняется не только стремлением ограничить нараставшее еврейское влияние в общественной и экономической жизни страны [67], но и тем, что Николай II не мог признать достойной равноправия религию с качествами, отмеченными выше A. Кестлером. Государь не мог нравственно принять и той релятивистской «февральской» системы ценностей, которую России ультимативно навязывал окружающий мир. Компромисс царь ощущал как измену по отношению к своему долгу и к христианскому призванию России. Поэтому даже отречение царю представлялось предпочтительнее в ситуации, когда "кругом трусость, измена, и обман", — таковы были последние царские слова.
О глубине измены и общественного разложения свидетельствует то, что царя тогда предал почти весь высший генералитет, в том числе будущие основатели Белой армии ген. Алексеев и ген. Корнилов — последнему выпало объявить царской семье постановление Временного правительства о ее аресте (если верить М. с. Маргулиесу и Н. Берберовой, то по инициативе А. И. Гучкова были посвящены в масоны генералы В. И. Гурко, М. В. Алексеев, Н. В. Рузский, А. М. Крымов, А. А. Маниковский, Теплов [68]…). Предали Государя даже члены династии: и тот великий князь, который впоследствии был избран «вождем» на Зарубежном съезде (он потворствовал отречению); и другой великий князь, который в эмиграции принял титул Императора (1 марта 1917 г. он явился в Государственную Думу и предоставил офицеров и матросов своего Гвардейского экипажа в распоряжение революционной власти…).
Разумеется, позже всем им пришлось стыдиться за эти поступки и искупать свою вину, кто как мог. Думается, и миссия эмигрантского императора была бы более успешна, если бы он соединил ее с раскаянием за 1 марта, дав в личном покаянии символ общенационального, а не только настаивал на своих правах. Не в постепенном ли осознании нашим народом своего греха и необходимости покаяния за него заключается внутреннее содержание всего периода коммунистической власти? И не потому ли этот период так затянулся, что это осознание развивалось очень медленно?..
* * *
Тогда могло быть два варианта освоения Западом российского "белого пятна": его включение в общемировую систему целиком или его расчленение на составные части и включение их по отдельности. История распорядилась иначе: ценою огромных жертв Россия, несмотря на свою национальную катастрофу, осталась "белым пятном", за освоение которого внешний мир снова ведет борьбу. Но те силы, которые подготовили Февральскую революцию, к жертвам и разрушениям периода коммунистической власти уже прямого отношения не имеют. Это сохранение российского "белого пятна" на карте современного мира можно объяснить лишь тем, что хотя в большевистском руководстве и имелось очень много евреев, причины этому были другие, и Октябрь имел уже другое идейное содержание, чем Февраль. Марксизм-ленинизм был не столько прагматически-политическим явлением, сколько утопической «религией» с обратным знаком. Именно этой фанатичной «религиозностью» можно объяснить невосприимчивость евреев-большевиков к западным либеральным влияниям. Их еврейство модифицировалось в особую, интернационалистическую ипостась (лишь изредка обнаруживая собственно национальные черты: как, например, еврейский национал-большевизм Э. Багрицкого в поэме "Февраль"). А постепенное влияние русской почвы, соками которой режим был вынужден питаться, паразитируя на ней (это прекрасно почувствовал Сталин в борьбе за власть против Троцкого и его "старой гвардии"), привело впоследствии к вытеснению евреев из партруководства.
Но в 1920-е годы уникальную идеологию большевистского джинна, выпущенного из бутылки Февралем, многие за границей недооценили: и международное еврейство, полагавшееся на кровную связь с евреями-интернационалистами (неоправдавшаяся ставка на Троцкого); и атеистическое масонство "Великого Востока", угнездившееся в социал-демократических партиях и надеявшееся на идейную родственность с большевиками (не помогла и популярность в СССР масона-коммуниста Андре Марти). Недооценил марксистов-большевиков и правый фланг русской эмиграции, поначалу ничего, кроме этих двух видов родственности — с еврейством и масонством — в них не видевший.
Тем не менее утверждение, будто "жидо-масонский заговор" продолжался в России и после захвата власти большевиками, можно понять на описанном историко-политическом фоне, учитывая перечисленные и новые факторы:
— непропорционально большое участие евреев в революции [69], в советской администрации, в карательных органах — чем выше уровень, тем больше (причем политическое качество их должностей было гораздо важнее их количества); к тому же возглавили страну бывшие эмигранты, контакты которых с людьми типа Я. Шиффа и Гельфанда-Парвуса уже тогда были известны;
— бросалась в глаза помощь большевикам со стороны западного капитала в целом, и особенно американского (с большим участием еврейства и масонства) [70], эгоистически стремившегося с самого начала революции завоевать российский рынок независимо от режима, который в России установится. Здесь важно лишь отметить наличие этого фактора, который не мог остаться незамеченным;
— огромное впечатление на эмиграцию произвело принятие коммунистами пятиконечной звезды — пентаграммы: она "относится к общепринятым символам масонства", имеет связь с традицией каббалы и "восходит к "печати Соломона", которой он отметил краеугольный камень своего Храма" [71], - объясняет популярный масонский словарь. Государственные символы всегда принимаются продуманно — у большевиков же это произошло внезапно и без убедительных объяснений. Было ли это тактической приманкой для западных политиков или просто недомыслием, стремлением выглядеть «прогрессивно», иметь модный значок "как у людей"? Во всяком случае, для правого фланга эмиграции этот факт лежал в том же русле, что и использование в США той же пентаграммы в армии, еврейской звезды в государственной и полицейской символике, масонских знаков на американских долларах (правда, в США это было неудивительно);
— был также очевиден союз масонов в коммунистов в Западной Европе, прежде всего во Франции в 1920-1930-е годы, когда они совместно противостояли "национально-клерикальной" в затем "фашистской опасности" (пики этого сотрудничества: победа "картеля левых сил" в 1924 г., что привело к открытию советского посольства в Париже: "народный фронт" в 1936–1939 гг.). Этот союз, как и существование масонов-коммунистов, давали правым кругам повод думать, что то же самое (если не большее) происходит и в СССР.
Чего не было: масонство там было запрещено вместе со всеми некоммунистическими течениями. В 1920-е годы не раз появлялись сообщения о преследованиях масонов в советской России, например, в связи с деятельностью организации «АРА», руководимой масоном Г. Гувером, будущим президентом США. «АРА» (American Relief Administration) оказала немалую помощь голодающим в России, но она, очевидно, заботилась и об идейном окормлении: два сотрудника «АРА» фигурируют в числе организаторов в 1923 г. ложи «Астрея» в Петрограде, у которой было в подчинении еще 6 лож [72], раскрытых большевиками. В числе руководящих членов Всероссийского Комитета помощи голодающим (связанного с "АРА") также были масоны: Е. Кускова, с. Прокопович, М. Осоргин и др., арестованные и высланные за границу — большевики видели в этом Комитете соперничающую «буржуазную» политическую структуру.
Сотрудничество (экономическое, дипломатическое) между большевиками и "сильными мира сего", особенно в годы нэпа, конечно, существовало, но при этом каждая сторона стремилась использовать другую в своих целях. Большевикам была нужна западная техника и дипломатическое признание, а западному капиталу — российские ценности и природные богатства.
Возможно, в довольно пестром советском руководстве поначалу оставался и какой-то узкий «смазочный», слой между теми и другими, на основе прежних связей. Например, масон Ю. В. Ломоносов: сначала он — "правая рука министра путей сообщения" Временного правительства; пробыв в Америке в 1918–1919 гг. (в группе посла-масона Б. А. Бахметева), он "вернулся и работал у большевиков: член президиума ВСНХ"; в 1920 г. под его контролем, при участии фирмы Я. Шиффа "Кун, Леб и K° и "красного банкира" О. Ашберга, происходил вывоз царского золота в США [73] (как видим, после революции деньги по тому же каналу, но в гораздо больших количествах, потекли в обратную сторону…). Но достоверных сведений о принадлежности руководящих большевиков к масонству очень мало.
Е. Кускова утверждала, что в числе масонов "знала двух виднейших большевиков". Н. В. Вольский писал, что масоном был большевик с. П. Середа, будущий нарком земледелия. Секретарь (т. е. глава) масонского Верховного Совета с 1916 г. меньшевик А. Я. Гальперн указал на известного масона-большевика И. И. Скворцова-Степанова, будущего наркома финансов, и на посещение масонских собраний М. Горьким. Собравший эти показания меньшевик Б. Николаевский писал, что в масонскую организацию "входили и большевики, через их посредство масоны давали Ленину деньги (в 1914 г.). Об этой акции финансирования, "которая встретила положительное отношение Ленина", писал также Г. Я. Аронсон (масон до 1914 г.) на основании опубликованного в СССР лишь в отрывках конспиративного письма большевика Н. П. Яковлева [74].
