Большую историографическую традицию имеет вопрос об итогах и значении петровских реформ. Как в предшествующей, так и в современной историографии на него давались прямо противоположные ответы. Ряд авторов считает, что в своем намерении создать настоящее регулярное государство Петр и его советники потерпели неудачу, поскольку эти тенденции вступили в острое противоречие со старомосковской традицией административной практики. В процессе реформ Петр не ослабил патриархальный характер своего правления: введение бюрократического начала не изменило природы служилого государства, но лишь усилило его. Новая петровская империя, в которой хронически не хватало людей и ресурсов, накладывала повышенные обязательства на все слои населения, но мало могла дать взамен. Разрыв между просветительскими намерениями и идеалами и действительной политикой правительства увеличивался все более. Результатом реформы явилось усиление служилого начала и увеличение податей. В результате уже сразу после смерти Петра началась реставрация дореформенных порядков, для ликвидации дефицита бюджета стали сокращаться расходы на армию, флот и государственный аппарат, дерационализация управления вела к отмене многих новых институтов и восстановлению старых. Между тем в более длительной исторической перспективе становится очевидным, что сам тип государственности, созданный Петром, система учреждений, принципы служебной иерархии (Табель о рангах), положение церкви – все это и многое другое сохранили свое значение на всем протяжении существования абсолютизма в России. Об устойчивости и стабильности выявленных тенденций развития государственного аппарата свидетельствует уже тот факт, что они продолжали развиваться на всем протяжении существования старого порядка в России. Примечательна в этом отношении позиция ряда новейших западных исследователей проблемы, которые, в принципе соглашаясь с этим наблюдением, подчеркивают, однако, что процесс не шел однолинейно, по прямой, в нем были существенные зигзаги. Одним из них признается ревизия результатов административных реформ Петра в послепетровский период, приведшая к отказу от многих нововведений как в центральном, так и в местном аппарате управления, известной его дерационализации, возвращению к приказным порядкам67.
Значительное внимание изучению социального строя, реформ первой четверти XVIII в. уделил американский историк М. Раев68. Его взгляды на русский абсолютизм, историю господствующего класса и Российского государства типичны для многих западных историков. Следуя в основном концепции государственной школы о роли государства в истории России, Раев видит его отличительную черту в том, что «правители Московии преуспели в предотвращении развития социальных классов в сословия и население России было «атомизировано» в очень ранний период истории». Исходя из этих посылок, Раев дает следующее объяснение крупным реформам российского абсолютизма XVIII–XIX вв.: основными факторами реформ он считает желание государства установить регулярные связи (каналы коммуникации) между правительством и народом, необходимость координации в деятельности правительственных учреждений, стремление увязать управление с обеспечением прав личности. При этом в деятельности государственной власти в разные периоды преобладали различные мотивы.
Административные и судебные реформы Петра I в сравнении со шведским опытом изучил шведский историк К. Петерсон. Автор сопоставил однотипные русские и шведские учреждения и законодательные акты для получения выводов об их структуре и юридическом статусе. Историко-правовой подход характерен для ряда работ по истории государственного строя России петровского периода (судопроизводство, история отдельных учреждений и др.), важнейших законодательных актов абсолютизма (Табель о рангах).
Стремление выйти за пределы традиционного правового подхода к проблеме абсолютизма проявляется в работах по социальной стратификации. Правящая элита петровского абсолютизма стала предметом конкретно-социологического изучения в работах американского историка Р. Крамми.
Если обратиться к новым исследованиям западных историков о реформах второй половины XVIII в., то в них преобладает концепция преемственного, поступательного развития русской административной системы. Более того, как справедливо подчеркивается в трудах P. Джонса, P. Гивенса69и ряда других авторов70, преобразования Екатерины II в области местного управления и городов вообще нельзя понять без учета традиции их организации, идущей от Петра. Влияние идеологии Просвещения и Просвещенного абсолютизма на организацию административной системы также усматривается прежде всего в ее рационализации и модернизации по европейскому образцу, проявлением чего стали некоторые идеи известного Наказа императрицы о перестройке управления и судопроизводства71. Перед исследователями этих реформ традиционно встают, однако, вопросы о степени реализации этих деклараций, их значения в организации административной системы Просвещенного абсолютизма. В центре внимания при таком подходе неизбежно оказывается Уложенная комиссия, интерпретация административной и политической истории которой в значительной мере проливает свет на социальную природу Просвещенного абсолютизма72.
Административные реформы эпохи Просвещенного абсолютизма, до последнего времени не становившиеся предметом специального внимания исследователей, начинают изучаться систематически. В этом отношении характерен труд американского историка Дж.П. Ледонна73. В его постановке вопроса центральной проблемой оказывается вопрос о социальных основах политической власти, механизм власти и управления, соотношение в нем институтов и социальных структур, которое определяет, по существу, его облик и деятельность в рассматриваемую эпоху. Исходя из того, что Россия, как и другие государства того времени, была «незавершенным» государством, находящимся, так сказать, на стадии формирования, автор считает важнейшими его признаками стремление к систематизации, интеграции и унификации, не объясняя, однако, причин этого процесса. На своем материале Ледонн подтверждает тезис о том, что в ходе радикальных административных реформ происходило развитие фундаментальных принципов, заложенных Петром, а не их изменение, ревизия.
Сходные принципы интерпретации перестройки политических институтов и государственных учреждений прослеживаются и в литературе о Крестьянской реформе 1861 г. и последующих административных преобразованиях. В новых работах Д. Филда, Т. Эммонса, Д. Орловского, Б. Линкольна и ряда других авторов находим развернутое обоснование данного подхода к проблеме74. Б. Линкольн исходит из того, что государство – решающий фактор в процессе реформ, а потому обращается непосредственно к изучению эволюции характера и структуры административной системы кануна реформы. Рационализация аппарата, дифференциация его функций и специализация подразделений предстают, таким образом, как общие черты административной системы России, которые совершенствовались в процессе реформ.
Наряду с институциональными переменами важнейшей стороной всякой реформы является реорганизация управленческой службы – бюрократии. Как известно, современная наука об обществе развивается под сильным влиянием социологической теории, основы которой были заложены М. Вебером. Видное место в ней занимает объяснение принципов рациональной организации общества, а в связи с этим и того социального слоя – бюрократии, который является ее носителем и наиболее законченным выражением.
При изучении перехода от традиционной организации управления к его рациональной организации ключевой проблемой становится вопрос о соотношении знати – боярской или дворянской аристократии и новых людей75. Соотношение представителей старых аристократических фамилий и бюрократии, постепенно выдвинувшейся в ходе развития государственного аппарата, становится поэтому важнейшим критерием рациональности управления. Основные сдвиги в этой области происходят в периоды реформ, что и определяет преимущественный интерес к ним исследователей.
Подчеркнем, что проблема бюрократии рассматриваемого периода, которой в последние годы был посвящен ряд новых исследований, принадлежит к числу сложных и малоизученных как в западной, так и в отечественной историографии. Остаются по-прежнему дискуссионными многие вопросы возникновения, социальной природы, социальной дифференциации, численного роста данного общественного слоя, а также его место в структуре общества и государственного управления России изучаемого периода. Представляют интерес полученные в исследовании Б. Меан-Уотерс данные о составе правящей элиты или генералитета по окончании реформ Петра, в 30-х годах XVIII в., которые позволяют проследить степень бюрократизации государственного аппарата абсолютизма76.
