Однако укомплектованность ВЗС профессиональными кадрами не сразу имела следствием широкую практическую работу — фактически в 1918 году ВЗС занимался реорганизацией собственного аппарата.
26 апреля 1918 года назначенный на должность редактора законодательного отдела ВХС делопроизводитель А.Н. Елоховский «неофициально» доложил Э.М. Склянскому, что с переездом в Москву Наркомвоена «у законодательного отдела… [ВХС] почти совсем не стало работы, так как вся законодательная деятельность Комиссариата проходит помимо означенного отдела»; «Вся работа отдела сводится к подыскиванию и снабжению приходящих должностных лиц и делегаций приказами Комиссариата. Изредка приходится отвечать на разнообразные запросы с мест. Такая работа не оправдывает существование отдела и даёт возможность предполагать, что самый отдел в ближайшем времени прекратит своё существование. Кроме того, с той работой, какая происходит в законодательном отделе Народного комиссариата по военным делам, может справиться лицо, не имеющее юридическое образование».
«Заниматься ничего неделанием в то время, когда в России кипит организационная работа, — добавил А.Н. Елоховский, — человеку, который может и обязан работать — постыдно»[992]. Но предложил Елоховский, что характерно, реорганизовать малочисленную кодификационную часть законодательного отдела в самостоятельный отдел или, по крайней мере, расширить её штат[993].
В сентябре 1918 года ВВИ находила штаты ВЗС слишком громоздкими. Для сокращения штатов без снижения эффективности комиссия предлагала: переложить руководство делами с делопроизводителей на начальников отделов; исключить входящие и исходящие журналы как в делопроизводствах, так и в отделах, передав служащим регистрацию поступающих к ним дел и бумаг; упростить связь между отделами ВЗС.
Особенное несоответствие штатов и функций ВВИ обнаружила в финансовом отделе, усиленно работавшем 2 раза в год при проведении смет и дающем в остальное время финансовые справки и заключения в другие отделы. Комиссия подсчитала, что в среднем в день таких бумаг в отдел поступало максимум 10–11 при количестве служащих в 37 человек, из которых 3 занято ведением журналов, 5 — составлением и исполнением сметы ЗФУ (причём, смету проводило другое делопроизводство), 10 — составлением контрольного журнала расходов из военного фонда. Таким образом, «отдел перегружен служащими, а чем больше служащих, тем больше плодится переписки и затяжка дел»[994].
Военно-законодательный совет как коллегия постоянных его членов вообще был рассадником контрреволюции: председателем Совета ВЗС с 7 августа 1918 по 4 июня 1919 года состоял генерал от инфантерии В.Н. Клембовский[995], позднее уличённый в шпионаже в пользу белых и расстрелянный за это. Члены Совета были под стать председателю: хотя «активных контрреволюционеров» было меньшинство (Н.А. Бабиков, В.Н. Клембовский, Н.Н. Стогов)[996], все они принадлежали к старому генералитету, а потому или открыто выражали неприязнь к правящей партии (А.А. Маниковский, погибший в 1920 г. «при крушении поезда»), или рассматривали большевиков как временное зло и служили ради продпайка. Н.А. Бабиков и В.Н. Клембовский вообще собирали своих единомышленников для подготовки военного переворота[997]. Единственным преданным большевикам членом ВЗС был Н.М. Потапов, «связанный по рукам и по ногам» предложенными в июле 1917 года Кедрову с Подвойским услугами. Именно двуличный генерал сменит в июне 1919 года разоблачённого Клембовского. Впрочем, со сменой председателя в ВЗС проводимый Клембовским непотизм, отмеченный в воспоминаниях генерал-адъютантом А.А. Брусиловым, останется в полной неприкосновенности…
Центральное управление военных сообщений получилось в конечном итоге весьма громоздким аппаратом. Управлению повезло с его комиссаром — В.В. Фоминым[998], явно не страдавшим излишним «фанатизмом» и, по всей вероятности, искренне разделявшим установку большевистского руководства на необходимость предоставления военным специалистам известной степени свободы. Новый комиссар управления не был случайным человеком: в январе 1918 года он — ответственный сотрудник ВЧК — стал начальником транспортного отдела ВЧК и (одновременно) чрезвычайным военным комиссаром железных дорог Северного фронта[999].
Начальник управления М.М. Аржанов, по свидетельству Фомина: несмотря на подчёркнутую лояльность к руководству, внушал серьёзные подозрения «в политическом отношении» и руководствовался «культом личного благополучия»; как организатор не выдерживал «даже самой поверхностной критики» (к тому же увольнял и отправлял на фронт всех несогласных с его линией поведения подчинённых). При этом Фомин признавал, что начальник ЦУПВОСО обладал значительными достоинствами как администратор, и потому (вопреки «легкомысленной» уверенности «многочисленных, часто беспардонных противников» Аржанова в необходимости скорейшей замены начальника ЦУПВОСО) до определённого момента комиссар поддерживал своего «подопечного» военспеца из следующего соображения — «Аппарат военных сообщений при Аржанове так или иначе работает».
К лету 1919 года, по словам Фомина, вокруг М.М. Аржанова окончательно установилась «атмосфера травли и недоверия»: его не очень высоко ценили и ему не доверяли в РВСР и Полевом штабе; ВЧК (вернее, её Особый отдел) и Наркомпуть начали против Аржанова «ожесточённую кампанию», хотя и не смогли найти прямые доказательства измены. По наблюдениям Фомина, «Атмосфера травли, недовольства, недоверия нервирует его (Аржанова. — С.В.), обесценивает его немногие, но, несомненно, имеющиеся достоинства». Комиссар докладывал членам РВСР Э.М. Склянскому и С.И. Аралову о необходимости разрешения атмосферы вокруг Аржанова, поскольку он не заменен лучшим; после доклада [Склянскому] «последовало некоторое улучшение». Сам Фомин считал необходимостью замену Аржанова «более сильным кандидатом».
В конце докладной записки Фомин указал на истинную причину «непотопляемости» Аржанова: он сумел расположить к себе Л.Д. Троцкого, по наблюдениям комиссара, вселив в него уверенность, что «на Шипке всё спокойно»[1000]. К оценкам Фомина, впрочем, следует относиться с осторожностью: уже после Гражданской войны было отмечено, что при Аржанове военные эшелоны в сутки шли быстрее (и это по разбитым дорогам!), чем в царской России в годы Первой мировой войны. Это было результатом, в том числе, без преувеличения, организаторского гения Аржанова, подкреплённого огромным опытом.
Центральный аппарат снабжения армии был громоздок и потому исполнял стоявшие перед ним задачи неповоротливо. Военспецы — руководители ЦУС — подвергались постоянным нападкам со стороны своих политических комиссаров. Партийные работники избегали обязанностей кураторов ЦУСа и главных довольствующих управлений. На пост комиссара ЦУС в конце июля 1918 года было предположено Наркомвоеном поставить члена Совета Главного управления по квартирному довольствию войск А.Я. Мишукова. Во время разговора на этот предмет с Э.М. Склянским Мишуков высказался против своего перевода на новую должность, сославшись на «полную некомпетентность в вопросах снабжения армии». На всякий случай, кроме словесного обращения, Мишуков направил коллегии Наркомвоена служебную записку, в которой, подтвердив «невозможность» нового назначения, дал интересную информацию о Совете снабжений. По его предположению, снабжение было настолько «загнано в тупик работающими до сего времени по вопросам снабжения», что необходимо «произвести довольно обширную перемену в личном составе». Для этого же, по мнению Мишукова, нужны «большие полномочия и достаточное знакомство с личным составом Управления снабжения — как теперешним[и], так и с теми (могущими заменить непригодный состав) лицами, которые имеют то или иное отношение к Военному комиссариату». Мишуков уверял, что постановку снабжения «в ближайшее время» может улучшить исключительно «лицо с осведомлённостью членов коллегии Народного комиссариата по военным делам»[1001].
Военком Совета ЦУС Я.И. Весник ещё 25 июня 1918 года просил Л.Д. Троцкого «в кратчайший срок» освободить его от исполнения служебных обязанностей по состоянию здоровья. Э.М. Склянский, в ответ на запрос Л.Д. Троцкого, распорядился вызвать для переговоров Э.В. Рожена[1002].
В документах Н.М. Потапова отложились целая серия машинописных копий жалоб друг на друга военных специалистов и комиссаров ЦУС(лето 1918 г.): первые (Главначснабы А.А. Маниковский и Е.И. Мартынов) жаловались на некомпетентность и ненависть вторых; военные (комиссары П.Е. Лазимир, Я.И. Весник) указывали на контрреволюционность генералов и бюрократизацию центрального аппарата снабжений под их руководством. Особенную ненависть питали друг к другу член коллегии Наркомвоена Лазимир и бывший организатор контрреволюционного саботажа в Военном министерстве генерал от артиллерии Маниковский[1003].
