— Проведи, Володя, — сказал простуженный. — Со света здесь, как в яме: ничего не увидишь.
К ней приблизился человек.
— Пойдёмте. Не бойтесь, — участливо произнёс он.
Матрёна Степановна покорно опустилась на солому, упала лицом в неё и громко зарыдала. Она не слушала сдержанных голосов лётчиков, не чувствовала, как один из них подсел к ней и проговорил:
— Не надо плакать. Не надо. Успокойтесь.
Потом она забылась. А когда проснулась, услышала голос дочери Нины, её плач и отрывистую речь немца. Дверь отворилась, и немец-часовой передал ей узелок. В нем оказалась краюха хлеба, картошка, бутылка с тёплой водой, щепоть соли в тряпочке.
К еде она не притронулась, всё отдала лётчикам. Мало-помалу разговорились, и она рассказала о своих горестях.
— Какие подлецы! — возмущался лётчик. — Ах, подлецы! И детей не пожалели!
— Все они такие, товарищ капитан: от Гитлера до ефрейтора, — заметил моложавый лётчик по имени Володя.
— Попадись мне, я бы, как собаку, задушил, — хрипел Ахмет и скрежетал зубами. — Горло бы перегрыз...
От боли он стонал.
— Что с тобой, милый? — Матрёна Степановна склонилась над раненым. — Где болит? Плечо? Давай посмотрим.
Она подвела Ахмета к щели, через которую узкой полоской пробивался свет. Осмотрела рану, обмыла её тёплой водой, оставшейся в бутылке. Отойдя в тёмный угол, сняла с себя рубаху и порвала её на длинные ленты.
— Спасибо, мама, спасибо, мама, — повторял раненый. — Какой хороший ты человек. Век не забуду.
Потом он заснул, изредка постанывая во сне.
— Расскажите, Матрёна Степановна, где находится ваш дом, из которого ефрейтор вас выселил, — попросил её капитан. — Мы над селом чуть ли не каждые сутки летали, знаем его вдоль и поперёк. Посреди села — церковь. А дом от церкви далеко?
Матрёна Степановна стала объяснять, как найти её дом. Говорила, что возле её усадьбы растёт большое развесистое дерево, что окна дома с зелёными наличниками, на улице врыта скамья, где летом вечерами иногда собирались соседи и подолгу беседовали о своих житейских делах...
На следующий день лётчиков увезли. А ещё через день, крепко пригрозив, Матрёну Степановну выпустили.
Затем на Тамани разразились тяжёлые бои. В селе был слышен тягостный гул. Он продолжался круглые сутки и с каждым днём становился всё явственней.
Часто над селом появлялись то немецкие, то советские самолёты.
Однажды пролетели два самолёта. Развернувшись, они снизились и вдруг загремели пулемётами и пушками. С широко распластанными крыльями, похожие на чёрных птиц, они кружили над селом и били, били по метавшимся в панике немцам, сбрасывали бомбы на теснившиеся в сельской улочке танки и автомобили. Вскоре после освобождения села на имя Матрёны Степановны пришло письмо. У неё замерло сердце: не от мужа ли? С сорок первого, как проводила на фронт, не получала от него вестей.
— Читай, дочка, — выдохнула она и приготовилась ко всему.
«Здравствуйте, дорогая Матрёна Степановна! — Девочка с трудом разбирала написанные карандашом строки. — Пишет Вам тот лётчик-капитан, который сидел вместе с Вами в амбаре. Сообщаю, что из села нас отправили в лагерь военнопленных, из которого удалось бежать. Только Ахмета убили. Потом удалось пробраться к своим. И вот снова летаем. На днях сделали налёт на Ваше село. Я нашёл Ваш дом. И постарался как следует отомстить фрицам, но дом не стал бомбить: знал, что немцам здесь конец, а Вам в доме жить. Это я мстил за Вас...»
Под диктовку матери Нина написала ответ капитану. Они рассказали, как метались по улице перепуганные немцы и чёрными факелами горели подожжённые танки и автомашины. Заодно сообщили и о том, что в тот налёт был убит немецкий ефрейтор, который зимой выгнал их из дома.
Всех немцев хоронили в тот же день без гробов в общей яме. Гитлеровцы торопились, потому что советские войска были совсем близко и дни хозяйничанья фашистов были сочтены.
Весь день 12 апреля Жуков, Василевский и генерал Антонов — новый заместитель начальника Генерального штаба — работали над оперативными документами. А вечером они выехали в Кремль, к Сталину.
Там, стоя у висевшей на стене карты, Василевский по памяти безошибочно называл населённые пункты, рубежи, наименования соединений противника, главные удары. Сталин слушал с подчёркнутым вниманием.
В конце затянувшегося объяснения он вдруг обратил внимание на Южный, примыкавший к Чёрному морю участок на Таманском полуострове. Там, занимая плацдарм, находилась 17-я немецкая армия.
— Эта армия держит целый наш фронт, нужно её ликвидировать.
Против этой армии генерала Руоффа действовали пять армий Северо-Кавказского фронта.
Обернувшись к Жукову, Верховный продолжил:
— Надо вам, товарищ Жуков, туда поехать. На месте изучите обстановку, помогите.
— Есть! — как всегда коротко, ответил маршал.
Вылетели на Тамань поутру 18 апреля 1943 года.
Кроме Жукова, в «Дугласе» были маршал авиации Новиков, адмирал Кузнецов, генерал Штеменко. В целях секретности всем им были присвоены другие фамилии. Жуков стал Константиновым.
Летели через Ростов, где сделали посадку для дозаправки самолёта, и дальше взяли курс на Краснодар. Встретил прибывших командующий Северо-Кавказским фронтом генерал Масленников. В Краснодаре, в штабе фронта, их ждали командующие армиями генералы Коротеев, Козлов, Мельник и Леселидзе.
— А где командарм 56-й? — спросил Жуков.
Начальник штаба фронта генерал Петров объяснил, что в армии создалась чрезвычайная обстановка и командарма Гречко решили от дела не отрывать.
— Правильно сделали, — одобрил Жуков. — Завтра мы сами у него будем.
В 56-й армии создалось серьёзное положение. Три дня назад её войска должны были в 7 утра начать атаку, но противник упредил. За полчаса до назначенного времени он нанёс по изготовившимся войскам массированные удары авиацией и артиллерией. На пехоту обрушился град бомб, снарядов и мин, заставив её залечь. Атака сорвалась. Понесла потери и артиллерия. А потом в расположение армии ворвались немецкие танки и пехота. Вот уже четвёртый день там шли жаркие бои.
Одновременно противник начал наступление на части 18-й армии в районе Мысхако, известном как Малая Земля. Накануне «юнкерсы» совершили против защитников клочка земли более девятисот самолёто-вылетов, сбросив сотни тонн авиабомб.
— Как фронт намерен действовать дальше? Есть ли перспективный план? — спросил маршал генерала Петрова.
— Имеется директива, обязывающая 56-ю армию перейти в наступление. Главный удар планируется нанести на Молдаванское с обходом сильного узла сопротивления Крымская.
— Когда намечено наступление? — Жуков насторожился.
— Двадцатого апреля. Этот срок определил командующий фронтом.
— За счёт чего же создаётся ударная группировка? Будут ли танки? Какими силами и средствами думаете развить успех? — В голосе маршала чувствовалось затаённое недоверие.
— Для прорыва будут использованы стрелковые части с большой укомплектованностью. Их станут поддерживать танки. Сюда же стянем пятнадцать артиллерийских полков различной мощности. Естественно, учитываем поддержку авиации. Для развития успеха предназначен второй эшелон, В его составе гвардейская стрелковая дивизия и особая дивизия НКВД, — говорил Петров.
— Это дивизия полковника Пияшева?
— Совершенно верно.
Из ответов было видно, что генерал Петров глубоко знает исходные данные для начала операции и сам удачно сочетает качества не только командира, но и мыслящего штабного начальника.
Казалось бы, Жуков должен был удовлетвориться ответами, но нет, он продолжал расспрашивать уже не начальника штаба, а чинов различных служб.
— Каким запасом боеприпасов располагает привлекаемая к операции артиллерия? — спросил он начальника артиллерийского снабжения.
Тот ответил, что пока имеется лишь половина необходимой нормы и что остальные боеприпасы должны поступить в ходе боевых действий.
— А если произойдёт задержка с доставкой?
На выручку поспешил сам генерал Масленников:
— Товарищ маршал, будут приняты все меры...
— Это только обещания, слова, — жёстко ответил Жуков. — А каково положение с горючим для боевой техники? Я имею в виду танки, тягачи, самолёты, автотранспорт. Начальник тыла, доложите!
— Горючего недостаточно.
— Как же можно, генерал Масленников, начинать боевую операцию, не обеспечив войска всем необходимым для её проведения?!
Совещание закончилось поздно ночью.
В туманное утро следующего дня автомобили выехали на наблюдательный пункт командующего 56-й армией. Пункт находился за станицей Абинской, километрах в двух от переднего края.
