Вторая часть разбираемого памятника содержит публицистические размышления о царской власти и ее прерогативах («царю же благочестному обычай… яже ми еси дал»). Эта часть «приговора», отрывая мотивировку закона от его изложения, лишает ее какого-либо юридического содержания. Автором ее, очевидно, было лицо из окружения Грозного, возможно, А. Ф. Адашев, составивший Летописец начала царства. Во всяком случае во второй части «приговора» излагается программа, соответствующая основному направлению реформ правительства компромисса. Царь наряду с соблюдением церковных правил должен давать «суд и правда нелицемерна всем». Ему следует бросить «потехи… царьские, ловы и иные учрежения» и думать о делах государственных — прежде всего «боронить» страну «от всех иноверных бусурман и латын». Царь должен «печься», чтобы «утвердити закон и веру», думать «о избавлении единородных наших братий православных христиан»; только «закон христов и ратные дела» пусть занимают его помыслы. Царь должен относиться одинаково «ко всем» (разумеется, всем разрядам феодалов. — А. 3.), которые находятся под его рукою, «к велможам середним и ко младым, ко всем равна: по достоянию всех любит, всех жалует и удовляети руки в правду, против их трудов, и мзды им въздает по их отечеству и службе». Сходство с программой правительства компромисса налицо как в вопросах внутренней, так и внешней политики (сочетание восточного и западного направлений). Налицо здесь также черты близости к программе И. С. Пересветова, хотя автор «отечество» ставит перед «службою», тогда как Пересветов исходит из одной «службы».
Вводная («объяснительная») часть «приговора» также весьма далека от обычного формуляра законодательных актов середины XVI в.; ее терминология близка к средней части памятника («пастыри и учители», «злокозненные дела» и т. п.)[1752]. Вводная часть двойственна: с одной стороны, она как бы направлена против злоупотреблений наместников, а с другой — защищает их от «мужиков», т. е. в целом стоит на страже интересов господствующего класса феодалов. Это вполне соответствует программе, осуществлявшейся правительством Алексея Адашева. В упомянутой выше грамоте 25 мая 1555 г. указываются также злоупотребления наместников («наместники и волостели и их пошлинные люди сверх нашего жалованья, указу, чинят вам продажи и убытки великие… И мы вас жалуючи для тех ваших продаж и убытков») и сопротивление населения последним («им многие люди под суд и на поруки не даются и кормов им не платят и в том меж вами поклепы и тяжбы живут великие»)[1753]. Только в «приговоре» краски сгущены: здесь уже наместники не «чинят» продажи, а прямо «пустошат грады и волости», «мужики» убивают их людей, а не уклоняются от явки на суд и т. д.[1754] Таким образом, если в основе первой части «приговора» и лежали официальные материалы, то они подверглись его составителем основательной переработке[1755].
В третьей части «приговора» отсутствует хоть сколько-нибудь четкое изложение существа реформы и дается самое общее представление о ее направлении. Не ясно, имеет ли в виду автор «приговора» губную или земскую реформу (упоминаемые им «старосты» могли быть губными и земскими); не ясно, выборные или невыборные были органы управления (царь просто «учинил» эти органы) и т. д. Составитель «приговора» знал о происходившей ликвидации системы кормлений и оформил свое представление о реформах в виде предполагаемого приговора.
Последняя часть «приговора», посвященная регламентации военно-служилых отношений, вполне соответствует практике середины XVI в. и Уложению о службе 1555/56 г.[1756] Ее мотивировочная часть также имеет публицистический характер. Но отмеченные ею факты захватов земель вельможами и воинниками подтверждаются Иваном Грозным в его послании к Курбскому и февральским проектом реформ 1550 г.[1757]
Правительство проводило земскую реформу в 1555–1556 гг. путем выдачи отдельных актов уездам, посадам и другим территориально-административным единицам. Этим в какой-то мере объясняется незавершенность реформы и противоречивость ее отдельных сторон. Земская реформа распространялась на тяглых жителей посада и черносошное население (поэтому значительная часть сохранившихся грамот относится к Двине). Губная реформа имела более широкое распространение.
История губной и земской реформ, а позднее история введения «заповедных лет» показывают, что подобные мероприятия проводились не единовременно, а растягивались на многие годы и проводились поуездно. Пережитки феодальной раздробленности сказывались в том, что многие районы страны долгое время сохраняли «живые следы прежней автономии», особенности в управлении, ликвидировать которые можно было лишь постепенно. Сам ход земской реформы за 1552–1555 гг.[1758] подтверждает наше наблюдение; реформа осуществлялась поуездно, причем наиболее энергичное ее внедрение и завершение в основном относится к 1555–1556 гг.[1759]
В «Боярской книге 1556 г.»[1760] передача «на окуп» отдельных волостей датируется разными сроками 1555–1556 гг. Так, волость Кусь отдана была на откуп на Благовещенье 7063 г., на Петров день — Мещерка и Раменка, на Ильин день — Ярославец, Спасский стан, Серебож и стольничий путь в Переяславле. Особенно много волостей передано было на откуп в 7064 г.: «с Семена дни» (1 сентября 1555 г.) — ряд псковских волостей (Велья, Остров, Гдов)[1761], а также Кобылье Городище, Соль Малая, Вере-тея, Нерехта, Соль Большая и Дуброва[1762]. С покрова (1 октября) на откупе были Тотьма, Городень, «Усть река» и Водлоозеро и, наконец, с введенья — Утманово[1763].
Интересно, что обычно при передаче на откуп волостей не считались со сроком, когда оканчивалось в них кормление. Это означало слом старой кормленой системы местного управления. Земская реформа родилась из практики получения местным населением у кормленщика на откуп его прав. Например, С. Ф. Нагаев «взял из писчие в Русе откупу 50 рублев [70]63 г.»[1764]. С централизацией аппарата откуп стало выдавать центральное финансовое ведомство — Большой дворец (так, например, И. Ю. Филиппов-Чортов взимал «с ключа с трети Рязанские на Большом дворце»). Реформой 1555–1556 гг. откуп для служилых людей превратился в денежное жалованье, источником которого была плата за наместничий корм (кормленый откуп), взимавшийся Большим дворцом.
Поскольку финансовые прерогативы кормленщиков не распространялись на иммунистов-вотчинников, помещиков и монастыри, постольку и земская реформа коснулась главным образом территорий с черносошным землевладением, а также посадов.
В отдельных землях уже вскоре возвратились снова к практике выдачи кормлений. Так было, например, в Пскове. Кобылье Городище и Гдов с сентября 1555 г. были даны на откуп[1765]. Однако Кобылье Городище уже в феврале 1557 г., а Гдов еще до 1561 г. были снова переданы кормленщикам-наместникам[1766]. То же, очевидно, было и в некоторых других местах Новгородско-Псковской[1767] и Смоленской земель. Кормленщики были на южной и юго-восточных окраинах государства[1768]. Опись царского архива (1562–1572 гг.) сообщает, что Ивангородская и Балахонская грамоты были отданы дьяку Путиле Михайлову, «потому что отставлены»[1769]. Этот дьяк сбирал «кормленый окуп» с Двины с 1556 г. и ведал одновременно Поместным приказом. В приведенной записи речь идет, вероятно, об отмене земской реформы в Ивангороде и Балахне. Поэтому земские грамоты и были «отставлены».
В 1556–1559 гг. разрядные книги отмечали наместников по городам южной украины: в Рыльске, Путивле, Стародубе, Почапе, Новгород-Северском, Белеве, Чернигове, Рославле, Брянске, Карачеве; в 1559–1560 гг. — в Мценске; в 1563 г. — в Туле[1770].
Перед нами две категории городов: из Псковской земли и южные (Северские) города. Сохранение там наместнического управления связано с задачами обороны этих территорий в условиях начавшейся Ливонской войны и постоянных набегов крымских татар.
Здесь наместники-кормленщики постепенно становились и воеводами. Например, в 1578 г. И. Карамышеву дан был в кормление Невль. В этом же году Карамышев назывался в одной грамоте наместником, а в другой — наместником и воеводой. Воеводы в 1570 г. были уже в Василе (Васильсурске), в 1571 г. — в Курмыше, в 1577 г. — в Кореле[1771]. Воеводская форма наместничьего правления окраинными городами родилась в бурные годы длительных войн Ивана Грозного, когда порубежные города передавались в ведение военачальникам и другой высшей гражданской власти там не было.
Земская реформа, задуманная, очевидно, как общегосударственная, была в полной мере осуществлена только на черносошных территориях русского Севера. Здесь земские власти восприняли даже функции губных учреждений (хотя в отдельных случаях органы губного управления могли и сосуществовать с ними). На основных территориях Русского государства земская реформа оставалась неосуществленной, а власть наместников-кормленщиков постепенно заменилась воеводским управлением, более тесно связанным с центральным правительственным аппаратом. Ход этого процесса должен послужить предметом специального исследования. В настоящее время можно утверждать, что ликвидация системы кормлений в Русском государстве не была единовременным актом, а происходила на протяжении ряда лет. «Приговор» Никоновской летописи является не законом об отмене кормлений, а публицистическим обобщением многочисленных практических мероприятий в этой области.
