В любом случае от Марко, купцов и миссионеров новости о Хубилае просочились в общественное сознание.
Меня заинтриговало одно сведение, выдаваемое время от времени монголоведами. Известно ли вам, спрашивают они, что письменность Пагба-ламы была изображена маэстро XIII–XIV веков Джотто? Это один из тех незначительных, но интересных предметов, которые обсуждаются за кофе и выпивкой на разнообразных научных посиделках: «Однажды я беседовал с японским академиком, и он сказал мне… Господи боже, просто изумительно… Джотто? В самом деле? Где?.. О, думаю, это как-то связано с плащаницей Христа». Я несколько раз слышал и читал об этом и решил проверить.
Да, между ханом Хубилаем и Джотто могла быть некая связь. Звали эту связь раббан (учитель) Саума — монах, который отправился из царства Хубилая на запад и стал первым известным путешественником, когда-либо прибывшим в Европу из Китая. Саума был зеркальным отражением Марко Поло, но с некоторыми отличиями: его пребывание в Европе продолжалось меньше года, и он был официальным посланцем, которого принимали на высшем уровне. Его чудесная повесть, персидский оригинал которой пропал, уцелела только в испорченном сирийском переводе и оставалась неизвестной до конца XIX века. В своей книге «Путешественник из Ксанаду» Моррис Россаби отлично воскресил этого человека и его приключения: «В те дни, когда культурный плюрализм носится в воздухе, казалось вполне уместным написать о человеке, процветавшем среди разнообразия культур и трудившемся над строительством мостов между ними». Но в рассказе о Сауме присутствует не только это. Тут наблюдается одно из исторических «что, если бы…», поскольку Сауме почти удалось выковать союз между монголами и христианской Европой, который мог бы изменить ход истории.
Поэтому на несколько последующих страниц забудем о Джотто и сосредоточимся на Сауме.
Саума был онгутом[78], представителем тюркского племени, жившего на Желтой реке (Хуанхэ) в центре современного Китая и очень рано вставшего на сторону Чингиса. Живя на основном торговом пути на запад, онгуты обратились в христианство несторианского толка, приверженцы которого утверждали, что природа Христа была двойной, божественной и человеческой, Мария же являлась матерью человека, а не бога. Объявленные Римом еретиками, несториане очень успешно пошли своим путем в Центральной Азии и в Китае, приобретя репутацию хороших врачей и честных деловых людей, с удивительной терпимостью относившихся к местным обычаям. К числу несториан принадлежала и мать Хубилая Соргахтани-беки, и жена Хулагу Докуз-хатун. Онгуты привлекали Чингиса, поскольку из них получались хорошие чиновники. Позже они оказались хорошими союзниками Хубилая в его войне с кузеном Хайду.
Саума, родившийся примерно в 1240 году, в 25 лет пошел в священники и стал отшельником в горах в 50 км к юго-западу от Пекина. Славясь своим аскетизмом и ученостью, он так и оставался бы в подобающем мудрецу уединении, не присоединись к нему через несколько лет полный рвения ученик по имени Маркос. Десяток лет мастер-наставник и ученик оставались в изоляции от мира, не затрагиваемые происходящими вокруг них важными переменами, пока Маркос не пришел к убеждению, что им следует съездить в Иерусалим для получения отпущения грехов самого высокого уровня, до какого он мог додуматься. Поскольку они не боялись ни тягот, ни смерти, пекинские несториане поддержали их, как и Хубилай. Эти двое священников могли послужить хорошей рекламой его усилий к удержанию симпатий толка, к которому принадлежала его мать. К тому же по воле случая это произошло примерно в то самое время, когда братья Поло вернулись в Пекин, привезя с собой юного Марко, поэтому Хубилай вполне мог надеяться на бурный рост сухопутных связей Восток-Запад. На обратном пути Саума и Маркос могли привезти с собой западных специалистов, которые будут полезны в его новом Пекине. Он дал им один из официальных золотых пропусков, пайцзу, которая позволяла пользоваться системой почтовых станций-ямов и получать по пути стол и кров. Они собрали караван с верблюдами, конюхами, поварами и охраной, и отправились в путь, вероятно, в 1275 году.
Путь занял долгое время. Первый отрезок путешествия привел их обратно на родину на Желтой реке и далее в Синьцзян через проход Ганьсу, в обход пустыни Такла-Макан, к Хотану, многонациональному оазису у подножья хребта Куньлунь. Теперь они выехали за пределы защиты Хубилая, на территорию Хайду. Эта местность славилась своими разбойниками. Они благоразумно направились в лагерь Хайду в Таласе, заботливо не упоминая ни про Хубилая, ни про Персию, так как в то время Хайду враждовал с обоими. Затем они двинулись дальше через горы и пустыню, терпеливо снося жару, колючие ветры, обвалы, голод, жажду и несколько ограблений. Таким образом через Тус (современный Машад на северо-востоке Ирана) они прибыли к племяннику Хубилая, ильхану Абаге, в его бывшую столицу Марагу, поскольку здесь волей случая пребывал лидер несториан, католикос, патриарх мар Денха. После эмоциональной встречи и похода по местным несторианским святым местам они забрели в Арбиль на севере Ирака. Тут внезапно случилось изменение планов. Католикос вызвал их в Багдад и дал им новое поручение — завоевать для несториан внимание Абаги. Тогда они последовали в Тебриз, новую столицу ильхана, оставшуюся невредимой при вторжении монголов, ибо этот город, в отличие от Багдада, капитулировал без боя. В этом космополитическом центре с его богатыми рынками, многочисленными христианскими сектами и итальянскими купцами они показали Абаге пайцзу от его дядюшки Хубилая и получили все то признание, какого хотели несториане, и всю помощь, какая им требовалась.
Случилось так, что на западе шла война, поэтому они задержались, но с большим комфортом, поскольку католикос повысил в должности обоих: Маркос стал митрополитом, аналогом епископа, а Саума — «главным гостем» в Китае, своего рода бродячим послом (правда, ему так никогда и не довелось выступить в этой роли). Нет-нет, возражали спутники, они предпочитают жить в простоте и хотят продолжить свое паломничество. Однако у них не было выбора. Они приняли должности и отложили путешествие в долгий ящик.
И тут события приняли самый удивительный оборот. Через год католикос умер, и 36-летнего Маркоса назначили его преемником. В последующие пять лет он и его учитель, уже достигший среднего возраста, были поглощены местной и церковной политикой — смерть Абаги, жестокий период внутренних распрей и окончательное утверждение в их должностях.
В 1286 году новому ильхану Аргуну понадобилась поддержка против египтян и других мусульман, и у него возникла необыкновенная идея. Он решил обратиться к Европе с предложением устроить еще один крестовый поход: христиане и монголы вместе против ислама. Учитывая ужас, вызванный в Европе монгольским наступлением всего 40 лет назад, эта идея кажется совершенно экстравагантной; но она куда менее странна, если принять в расчет, что через 20 лет после этого между монголами и христианами наблюдалось некоторое сотрудничество. Сделка предлагалась следующая: в обмен на помощь Европы Аргун преподнесет христианам Иерусалим. Чтобы привести этот замысел в движение, ему требовался искушенный, изрядно попутешествовавший, владеющий многими языками посол, и Саума был как раз тем, кто нужен. Он с детства знал тюркский, китайский и, вероятно, монгольский, а теперь — еще и персидский. В государстве ильханов находилось много итальянцев, поэтому проблем с переводом не возникало.
Аргун дал Сауме письма к папе, византийскому императору, французскому и английскому королям. В 1287 году посол с тремя спутниками отбыл к Черному морю, где сел на корабль, идущий в Константинополь. Здесь Саума встретился с императором Андроником, посетил святые места, полюбовался мощами — и ничего не достиг, так как антимусульманская коалиция означала совместную работу восточной и западной церквей, чему никогда не бывать.
Поэтому в июне 1287 года он со своей маленькой свитой и без Маркоса (который как католикос должен был выполнять обязанности поближе к дому) отплыл мимо Сицилии и извергающегося вулкана Этна в Неаполь, а оттуда сушей добрался до Рима, где лишь узнал, что папа умер, а новый еще не избран. Вместо папы Сауму с должным уважением приняли кардиналы. Сперва они расспросили посла о его родной земле, и его незафиксированный ответ, должно быть, стал первым подробным сообщением о Хубилае, какое когда-либо слышали в Европе. Потом они быстро перешли к его вере, задавая вопросы, на которые он отвечал столь осторожно, делая упор скорее на ранних отцов церкви, чем на такие спорные материи, как природа Христа и точный статус духа святого, что кардиналы не вполне уловили, что имеют дело с предполагаемым еретиком. Его эрудиция произвела на них очень сильное впечатление. «Просто чудо, что ты, христианин и дьякон престола патриарха Востока, прибыл с посольством от царя монголов», — сказали они. Но в отсутствие нового папы они ничего не могли решить по вопросу о крестовом походе.
