«Иоанн, раб рабов Божьих, [шлет] Болеславу, поборнику католической веры, апостольское благословение. Справедливо будет обратить [ваше] благосклонное внимание на справедливую просьбу, ибо Бог есть справедливость, а те, кто Его любят, будут оправданы, и все дела тех, кто любит Бога, будут направлены к добру. Наша дочь и твоя сестра среди прочих не подлежащих отказу просьб передала и такую, приятную нашему сердцу просьбу с твоей стороны, а именно: чтобы в твоем княжестве с нашего согласия в честь Бога и во славу церкви разрешено было основать епископство. Приняв просьбу с особой радостью, мы возблагодарили Бога, который всегда и повсюду опекает и расширяет свою церковь среди народов. Поэтому апостольской властью и властью св. Петра, чьим недостойным наместником мы являемся, мы, дав наше согласие и одобрение, разрешаем основать при церкви святых мучеников Вита и Венцеслава епископскую кафедру, а при церкви святого мученика Георгия, по уставу св. Бенедикта и в послушании нашей дочери и твоей сестры Марии учредить конгрегацию святых дев. Однако не избирай для этого дела человека, принадлежащего к обряду или секте болгарского или русского народа, или славянского языка, но, следуя апостольским установлениям и решениям, [выбери] лучше наиболее угодного всей церкви клирика, особенно сведущего в латинском языке, который смог бы плугом слова вспахать целину языческих сердец, посеять в них пшеницу добрых дел, а плоды урожая вашей веры отдать Христу. Будь здоров».
Тут же, как было приказано, по совету князя и аббатисы, церковь св. Вита была предназначена для будущего епископа, а церковь святого мученика Георгия теперь же отдана аббатисе Марии, сестре князя.
И вот, незадолго до этого в Прагу ради молитвы прибыл из Саксонии некий красноречивый и образованный муж по имени Титмар3, по чину священник, а по роду занятий монах; когда он узнал князя и приобрел его дружбу, - особенно за то, что в совершенстве знал славянский язык, - тот призвал его через своих послов. Созвав духовенство, знатных людей страны и народ, он с помощью просьб и увещеваний добился, чтобы они избрали [Титмара] епископом.
После того как это свершилось на следующий день, князь отправил его к императору Оттону, умоляя того в письме поставить [Титмара] епископом Чехии. Тогда император, следуя совету князей и епископов и заботясь о новых христианах, приказал так и сделать. Титмар, посвященный архиепископом Майнцским в городе Праге, был принят под пение духовенства, князя и всего народа, освятил построенные верующими во многих местах церкви и крестил многих язычников.a
967 г.1aРождество Господне император праздновал в Риме и велел повесить 13 самых знатных римлян - исключая префекта города, который бежал, - которые, казалось, были зачинщиками изгнания папы Иоанна. Уйдя оттуда, он через Сполето прибыл в Равенну; отпраздновав там Пасху2 вместе с папой Иоанном, он, созвав очень многих епископов из Италии и Романьи, провел собор, на котором многое устроил к выгоде святой церкви; так, он вернул папе Иоанну город Равенну и ее область, а также многое другое, отобранное у римских понтификов много лет назад, а затем в великой радости отпустил его в Рим; сам же удалился в земли Тосканы и Лукании.
Между тем папа Иоанн и император Оттон отправили королю Оттону пригласительные письма, велев ему прийти в Рим, чтобы отпраздновать вместе с ними Рождество Господне. Тогда король-мальчик, дабы уладить государственные дела до своего похода в Италию, прибыл в Вормс и там на своем первом сейме явил при покровительстве Божьем множество признаков будущей мудрости и милосердия; так, рождество предтечи и праздник апостолов он отпраздновал во Франкфурте; позднее, намереваясь ускорить свой поход, он вернулся в Саксонию.
В это время Асульф, аббат Трирский, ушел из земной жизни; преемником ему был избран Титфрид.
Тогда же и господин архиепископ Вильгельм был поражен неким недугом, но вскоре по милости Божьей выздоровел.
В то время, как господин император пребывал в Италии, к нему в Равенну прибыли послы Никифора, греческого императора, привезя с собой почетные дары, и просили о мире и дружбе.a
bЖелая добиться у константинопольского императора согласия на брак своего сына с падчерицей этого Никифора, а именно дочерью Романа, некогда константинопольского императора, [Оттон] доверчиво поручил послам этого государя своих знатных людей, чтобы те исполнили указанное поручение. В пути греки с обычным для них коварством неожиданно на них набросились, одних убили, а других, взяв в плен, доставили своему государю. Однако некоторые из них бежали и открыли своему императору исход дела. Возмущенный потерей своих людей, [Оттон] отправил в Калабрию лучших своих воинов - Гунтера3 и Зигфрида4, чтобы отомстить [грекам] за такое злодеяние. Те, [разбив] данайцев, которые, гордясь прежней победой, вышли им навстречу, [одних] убили, а другим, захваченным во время бегства, отрезали носы; затем, взыскав с греков в Калабрии и Апулии дань, они, обогащенные добычей, с радостью вернулись домой. Константинопольцы же, опечаленные гибелью и пленением своих людей, составили заговор против своего государя и, следуя совету коварной императрицы5, убили его с помощью некоего воина, назначив последнего императором вместо убитого.b
aВ том же году, с наступлением сентября, король Оттон, собираясь идти в Рим, выступил с подобающей ему свитой и отпраздновал память св. Михаила6 в городе Аугсбурге;a пройдя оттуда далее по долине Тренто, он вышел навстречу своему отцу в Вероне. Отпраздновав там праздник всех святых7, они отправились в Мантую, а оттуда на корабле - в Равенну; проведя там несколько дней, они направились в Рим, прибыли туда 21 декабря и в трех милях от Города были встречены большой толпой сенаторов, вышедших им навстречу с крестами, знаменами и пением хвалебных гимнов. А господин папа, сидя на ступенях блаженного Петра, с честью их принял и на следующий день8 у могилы блаженного Петра, под возгласы всего римского народа, назначил короля Оттона цезарем и августом; и была немалая радость среди наших и среди римлян по поводу великолепной встречи обоих августов с господином папой.
cВ подчинении Германа, герцога Саксонии, находилось два подкороля. Они унаследовали от отцов взаимную вражду; один [из них] звался Селибур, другой -Мистуи. Селибур стоял во главе вагров, Мистуи - во главе ободритов. Они часто обвиняли друг друга перед герцогом, пока Селибур не был, наконец, признан виновным и герцог не присудил его [к уплате] 15 талантов серебра. Тяжело восприняв приговор, [Селибур] замыслил поднять оружие против герцога. Но так как войска у него было недостаточно, он, отправив послов, попросил помощи против герцога у Вихмана. Тот, не зная ничего более приятного, чем причинить дяде какую-нибудь неприятность, вскоре прибыл со своими приверженцами к славянину. Как только Вихмана приняли в городе, последний тут же был окружен славянином, его врагом. Войско во главе с герцогом также осадило город. Между тем -не знаю, случайно или следуя [чьему-то] мудрому совету - Вихман с немногими [спутниками] вышел из города, будто бы для того, чтобы получить для себя помощь от датчан. По прошествии немногих дней у осажденных возникла нехватка в пище и корме для скота. Были и такие, которые говорили, что славяне лишь делают вид, будто ведут войну, что война [их] не настоящая; ибо кажется невероятным, чтобы люди, с детства привыкшие к войне, были столь плохо подготовлены в военном деле; все это, мол, затеял герцог с намерением так или иначе одолеть племянника, восстановить спокойствие по крайней мере на родине, которая иначе совершенно погибла бы среди язычников. И вот, горожане, измученные голодом и зловонием скота, были вынуждены покинуть город. Герцог, обратившись к славянину с суровой речью, обвинил его в вероломстве и негодных деяниях, но получил от него такой ответ: « Что ты, - говорит, - обвиняешь меня в вероломстве? Ведь вот, благодаря моему вероломству те, кого ни ты, ни господин твой император не сумели победить, стоят здесь безоружными». Герцог ничего не сказал на это, но лишил его власти над областью, передав ее его сыну, полученному им ранее в качестве заложника. Воинов Вихмана он подверг различным наказаниям, а из добычи, найденной в городе, устроил для народа большое зрелище, после чего победителем вернулся на родину.
Вихман же, услышав, что город взят, а сторонники его разбиты, повернул на восток, опять явился у язычников и завел переговоры со славянами, что зовутся вулинами9, о том, как бы вовлечь в войну Мешко - друга императора; это не осталось тайной для последнего. Мешко послал к Болеславу, королю чехов, ибо тот был его зятем10, и получил от него два отряда конницы. Когда [войска] по приказу князя стали потихоньку отступать перед Вихманом, а тот все дальше отходил от лагеря, [князь], отправив ему в тыл конницу, дал знак отступающим повернуть обратно и наступать на врага. Будучи зажат и с фронта, и с тыла, Вихман попытался бежать. Но сторонники обвинили его в предательстве, ибо именно он подстрекал их к битве, а сам [теперь] надеется при первом удобном случае легко спастись на коне бегством. И вот, [Вихман] был вынужден сойти с коня, пешим вступил в сражение вместе со своими товарищами и, мужественно сражаясь в этот день, защищался с оружием [в руках]. Изнуренный уже голодом и долгой дорогой, которую вооруженный проделал в течение всей ночи, он утром с небольшой свитой вошел на чей-то двор. Вражеские начальники, обнаружив [Вихмана], признали его по оружию, ибо он был выдающимся мужем. Когда его спросили, кто он такой, он признался, что он Вихман. Они призвали его сложить оружие. А затем клятвенно обещали в целости и сохранности доставить его к своему господину и добиться от того, чтобы он невредимым мог вернуться к императору. [Вихман], хоть и попал в крайне тяжелое положение, не забыл о знатности своего рода и прежней доблести и отказался им подчиниться, но просил их известить о нем Мешко; ибо он хочет сложить оружие и подчиниться только ему одному. Когда те отправились к Мешко, бесчисленная толпа окружила [Вихмана] и стала дерзко на него нападать. Он же, хотя и был изнурен, многих из них поразил и, наконец, схватив меч, передал его самому знатному из врагов со словами: «Прими, - говорит, - этот меч и отнеси своему господину, пусть он примет его в знак победы и передаст [своему] другу императору, чтобы тот смог или насмеяться над поверженным врагом, или по крайней мере оплакать родственника». Сказав это, он повернулся к востоку и, как мог, зычным голосом воззвал к Господу и отдал милости Творца душу свою, исполненную многими горестями и несчастьями. Таков был конец Вихмана и почти всех, кто поднимал оружие против императора.
