Не могу не привести замечательный пример лжи во всероссийском масштабе: «В книге "О древности трехперстнаго сложения" в предисловии изд. 1839 г. <…на> стран. 19 говорится: "Слышно, что некоторые развратники провозглашают, будто бы ныне Синод двуперстно молиться разрешил и кто как хочет, тот так и молись. Нет, напрасно они так говорят! От святейшаго Синода таковаго разрешения для православных сынов святыя церкви никогда не было: ибо это двуперстие такая вражеская прелесть, которою враг уловляет человеков в свою волю"» [54, с. 126–127]. Это писалось, одобрялось Синодом и публиковалось, когда уже 40 лет в единоверческих церквях по благословению того же Синода рукоположенные им же священники, все предстоящие и иногда даже сами преосвященные члены Синода молились двуперстно!
Насыщенная ложью противо-старообрядческая полемика, в которой обязано было участвовать и, желая или не желая, участвовало все многочисленное русское православное духовенство, не могла не приучить ко лжи и не развратить все русское общество; это и произошло.
В первую очередь это сказалось, естественно, на отношениях между официальными лицами и старообрядцами: взятки и подкуп священников и чиновников разных рангов и ведомств (в том числе и в первую очередь духовного) старообрядцами — людьми, в общем, трезвыми, и, поэтому, не бедными, и желавшими, естественно, хотя бы так избавиться от стеснений и дискриминаций — стали обычными. Можно утверждать, что именно взятки и подкуп спасли старообрядцев от полного уничтожения или поголовной эмиграции в долгие царствования (1825–1881 гг.) импп. Николая I и Александра II — ожесточенных их гонителей. В этом смысле было развращено и само старообрядчество; оно знало, что многое из того, что запрещено на бумаге, может быть исполнено фактически — только плати. По всей России, в том числе и в Санкт-Петербурге, в XIX в. совершалось строго запрещенное старообрядческое богослужение в строго запрещенных старообрядческих церквях (называемых в официальных справочниках, путеводителях и пр. документах часовнями или молельнями, а чаще вообще не наносившихся на планы и никак не называемых — см., например, [83]) строго запрещенными старообрядческими священниками, называемыми мещанами и крестьянами, и имевшими соответствующие документы. Например, в Санкт-Петербурге, в 5 км от Синода и МВД, составлявших противо-старообрядческие законы и правила, на Громовском старообрядческом кладбище, в церкви с 5-ярусным иконостасом с царскими и боковыми дверьми и престолом в алтаре (но без главки и креста над храмом, что делало его внешне похожим на обычный, но очень большой, дом) старообрядческий священник совершал богослужение с большим хором в течение по меньшей мере 10 лет (вероятно, и больше) до того, как оно было официально разрешено, и ни городовые, ни приставы, ни клирики расположенных поблизости храмов православного Митрофаньевского кладбища (в которых праздничные богослужения совершались одновременно со старообрядческими), ни благочинные протоиереи не видели и даже (что удивительно) не слышали этого! Зато Громовы (попечители; фактически — владельцы кладбища) — богатейшие в России лесопромышленники — жертвовали ежегодно большое количество бревен и досок для строительства православных («никонианских») церквей в Петербурге (изящно полу-скрытая взятка), хотя даже и это — жертва еретика (каковыми были, с точки зрения Синода, Громовы) в православный храм — запрещается соответствующими канонами, точнее говоря, традиционным в России их пониманием. Одна церковь одного из православных монастырей в Петербурге даже полностью была выстроена на пожертвования И.Ф. Громова, и на многие годы вперед обеспечена им же дровами и лампадным маслом; он же завещал «всю свою божницу» другому православному храму. Православный храм небольшого детского приюта устроен и оборудован иждивением вдовы одного из Громовых, конечно, старообрядки. Или: П. Чубыкин, умирая, завещал большую сумму денег на постройку старообрядческой богадельни с церковью (официально — с часовней); власти не разрешали это (хотя не имели после 1883 г. для этого запрещения законных оснований), и строительство здания не начиналось, пока душеприказчики Чубыкина — купцы-старообрядцы — не отделили половину денег на строительство православной богадельни с православной церковью; тогда — пожалуйста! — здание богаделен сохранилось доныне. Беспоповская моленная Анны Пиккиевой в Моховой ул. была закрыта в 1872 г. с конфискацией, по закону, всего богослужебного имущества; в архивном деле значатся отобранные ладан, свечи, богослужебные книги, кадило. И ни слова об иконах, которые должны были быть отобраны в первую очередь! — потомки А. Пиккиевой до наших дней хранят иконы из ее моленной; вероятно, это обошлось ей недешево; архивное дело о закрытии ее моленной об этом молчит. В 1868 г. заседатель Бийского (на Алтае) земского суда Звенигородский обнаружил (получив донос) беспоповский скит на Белой Убе и, как требовал закон, разорил его; большая книгописная мастерская тоже была, как положено, разорена, а книги, как положено, конфискованы; многие из этих книг тот же Звенигородский вскоре продал Алтайским же старообрядцам! (См. об этом [68, с. 176–178]).
Подобным примерам несть числа. Можно сказать, что униженные и оскорбленные старообрядцы были, как правило, «кормильцами» унижающих и оскорбляющих их чиновников; назначение чиновника в город или уезд с большим процентом старообрядческого населения предвещало ему значительный рост доходов. Постоянное и повсеместное развращение подкупаемых (приходских священников и консисторских чиновников) и подкупающих, взяткополучателей и взяткодателей, передавалось, конечно, и на все духовенство и чиновничество, и далее на весь народ; в истории нет изолированного.
Следует отметить, что старообрядцы никогда, насколько я знаю, не прибегали в противо-«никонианской» полемике к подлогам и подчисткам, хотя имели в подобных делах большой опыт, так как многие из них пользовались поддельными, или (чаще) полученными за взятки документами: свидетельствами (из православного храма или консистории) о рождении и крещении, о браковенчании, о ежегодном говений и о погребении родителей. Использовать же подобные приемы в спорах о вере против «никониан» они считали, вероятно, недопустимым; впрочем, не очень-то они в них и нуждались, так как древние русские книги и рукописи, которых у них в руках было достаточное количество для любых споров, и которые были для них высшим авторитетом в этих спорах, без подчисток и подделок подтверждали их правоту во всех спорных вопросах.
В меж-старообрядческих же спорах разные, и иногда довольно надуманные и искусственные толкования одних и тех же текстов, и даже подлоги и лжесвидетельства применялись, что вело к росту взаимной непримиримости. Примеры необъективности в этих спорах: 1) Нахождение поповцами и беспоповцами прямо противоположных сведений о крещении младенцев в греко-язычных областях: поповцы утверждали, что там младенцев крестят правильно, то есть трижды погружают, и так было всегда, следовательно, и митр. Амвросий (основатель Белокриницкой иерархии) был крещен правильно, а беспоповцы — что часто младенцев обливают, и так было всегда, и, следовательно, митр. Амвросий, возможно, крещен неправильно. 2) Неправильное цитирование святоотеческих книг в спорах между федосеевцами и поморцами о браке; рассмотрев федосеевское сочинение на эту тему, поморцы отметили, что «выписки <…> были взяты неверною копиею и превратностию слов и смысла содержания подлинных книг»; цит. по (50, вып.1, с. 282]. И т. п.
Необходимо, впрочем, во избежание недоразумений, отметить, что в тех редчайших случаях, когда в старообрядческие руки попадала до-никоновская русская рукопись с именем Христа, написанным: Iис или Иiс, эти руки ее «исправляли», подчищая, выскребая первую гласную. Это делалось не для полемики против «никониан» (для которой такая «исправленная» рукопись, конечно, не годилась), но для собственного употребления. Например: «Иоасафовский сборник <…сочинений Максима Грека> хранит следы старообрядческой обработки. Орфография обоих писцов сборника имеет особенность, крайне редкую в рукописях дониконовского периода: двоякую форму сокращения слова "Иисус". Наряду с традиционным сокращением "iсъ", принятым в дониконовских рукописях, встречаем в сборнике форму "iисъ", которая позже была введена Никоном в соответствии с греческим Ιησους и против которой выступали старообрядцы. В большинстве случаев в форме "iис" стерты с большей или меньшей степенью тщательности начальные знаки, так что получилось "ис" или "iс", но иногда форма "iис" оставалась незамеченной и неисправленной <…>. В этой особенности орфографии следует видеть влияние авторского оригинала. <То есть, собственноручного письма прп. Максима, писавшего так потому, что он был грек…То же можно сказать о Академическом сборнике сочинений прп. Максима, в котором об этом> свидетельствуют глоссы на полях лл. 42, 43, сделанные его рукой. Писец написал в тексте "иiссъ" <под титлом… >. Максим Грек на поле напротив пишет другую, более правильную и соответствующую греческой форму "iиссъ" < под титлом…>. Этот сборник правлен Максимом Греком особенно тщательно, здесь содержится наибольшее количество его автографов по сравнению с другими рукописями» [74, с. 161–162]). Как отмечено на с. 159, такое написание имени Христа недобросовестные обвинители и недоброжелательные и придирчивые судьи прп. Максима не поставили ему в вину, и при рассмотрении его «погрешений» даже речи об этом не было.
