На германской стороне неутешительный исход операции сказался еще раньше. В конце марта Фалькенгайн запрашивал, имеется ли хоть какой-то шанс на успех наступления в пределах разумного времени; как альтернативу он рассматривал одновременную атаку под Ипром. Но кронпринц уверенно заявил, что большая часть французских резервов уже исчерпана, и он «полностью убежден, что судьба французской армии будет решена под Верденом». Кроме того, старая идея относительно единого командования была отвергнута с мотивировкой, что «французские резервы… уже исчерпаны, у них нет больше людей, также как и оборудования и снаряжения». Фалькенгайн согласился с этим.
Таким образом кронпринц при поддержке Шмидта фон Кнобельсдорфа продолжал лить кровь солдат, в то время как Фалькенгайн тратил время на изучение возможных альтернативных вариантов действий. Но к концу апреля бесплодность многочисленных атак и огромные потери сделали ясной необходимость изменения тактики.
Прежняя тактика настолько явно показала свою бесполезность, что даже Шмидт фон Кнобельсдорф согласился с бессмысленностью дальнейших атак. Но когда он посетил Фалькенгайна, намереваясь признать свою неправоту, то обнаружил, что последний также изменил свои взгляды — на полностью противоположные. В итоге Шмидту фон Кнобельсдорфу было предписано продолжить наступление. Но исчерпание германских ресурсов теперь было компенсировано ошибкой Жоффра, приказавшего любой ценой отбить форт Дуомон; Жоффр также сместил Петэна с поста командующего армией и передал район Вердена в прямое подчинение Нивеля.[77] Бросая своих солдат в повторенные бессмысленные атаки, Нивель теперь играл на руку Фалькенгайну.
7 июля после героического сопротивления, форт Во действительно пал. Из-за новой германской телефонной ошибки опять боевую награду получил не тот офицер. Но успех этот позволил германскому приливу затопить большую полосу местности. Испуганным наблюдателям казалось, что это действуют стихийные силы, а не простые люди. 11 июня Петэн был вынужден попросить Жоффра поторопиться с «освободительным» наступлением на Сомме. 20 июня немцы впервые использовали снаряды с новым отравляющим веществом дифосгеном, и им удалось парализовать французскую артиллерийскую поддержку.
23 июня было днем последнего кризиса. В этот день наступление привело германцев почти к высоте Бельвиль, последнему внешнему укреплению Вердена. Беспрестанные контратаки Манжена смогли только затормозить это наступление, и Петэн все подготовил для эвакуации восточного берега, хотя не показывал войскам никаких признаков беспокойства и все время повторял бессмертные теперь слова «On les aura!»[78]
Но в стратегическом отношении оборона достигла своей цели, так как на другой день, 24 июня, Фалькенгайн остановил поток боеприпасов, притекавших в Верден. В этот день на Сомме британцами был открыт артиллерийский огонь — подготовка к долго готовившейся атаке, которая наконец началась 1 июля.
С этого дня германцы в Вердене не получали свежих дивизий, и их наступление буквально умерло от истощения. Этим была подготовлена почва для осенних блестящих контрударов французов, которые большими кусками вернули себе все, что раньше теряли по крохам.
Не будет унижением для честной обороны признание, к которому мы должны прийти: во-первых, Сомма спасла Верден, во-вторых, германцы, отказавшись от возможного и быстрого успеха и развив наступление на слишком узком фронте, четырьмя месяцами раньше были на волосок от успеха!
Сцена 2. Брусиловское наступление
5 июня 1916 года началось наступление на Восточном фронте, которому суждено было стать последним действительно крупным военным достижением России. Оно широко известно под названием «Брусиловского наступления». Наступление это имело вначале настолько разительный успех, что возродились радостные мечты о непреодолимом русском «паровом катке», который был величайшим и наиболее опасным заблуждением войны. Вместо этого конечный результат этого наступления явился предвестником гибели России, ее похоронным звоном. Наступление, парадоксальное по своим последствиям, являло еще большие парадоксы в своем развитии. Это — конгломерат обманчивых целей, ошибок, ведших к успеху, и успехов, ведших к поражению, которые отметили быть может наиболее неустойчивую войну в истории.
В начале 1915 года Антанта все свои надежды возлагала на Россию. К концу года рассчитывать на русскую армию было больше нельзя: разбитая и истощенная, она с трудом избежала полного разгрома, прибегнув к бесконечному отступлению. Когда Фалькенгайн повернул в 1916 году, чтобы приступить к атаке Вердена, он оставил Россию надломленной, но не сломленной. Россия с изумительной, хотя быть может, и искусственной, быстротой оправилась от поражения, и это позволило ей сорвать планы германцев на 1916 год. Уже в марте Россия провела атаку у озера Нарочь (на фланге у Балтийского моря), сделав красивый жест, жертвуя собой, чтобы ослабить нажим на Францию. Затем русское командование подготовило на том же северном секторе крупное наступление на июль. Но прежде, чем к нему подготовились, тяжелое положение союзников еще раз заставило Россию очертя голову ринуться в бой.
В то время как напряжение под Верденом с каждой минутой становилось все серьезнее, австрийцы воспользовались представившейся возможностью, чтобы развить в Трентино удар против итальянцев. Италия обратилась за помощью к своему союзнику — России — с просьбой помешать австрийцам извлечь новые силы с Восточного фронта и тем самым умножить угрозу в Трентино.
Тем временем царь 14 апреля собрал военный совет со своими командующими группами армий. На нем было решено, что главное русское наступление будет осуществляться центральной группой армий Эверта, в то время как северная группа Куропаткина сдвинется внутрь, чтобы помочь главному наступлению. Было предложено, чтобы южная группа Брусилова ушла в жесткую оборону, поскольку ее фронт был плохо пригоден к наступлению. Но Брусилов считал, что именно этот фактор и является причиной, по которой удар надо наносить именно здесь, где он будет совершенно неожиданным. Он заявлял, что отсутствие успеха в прошлом было следствием того, что русские армии позволили врагу без противодействия использовать его центральное положение.
По итогам обсуждения Брусилов получил разрешение действовать по своему плану, а также необходимые для этого ресурсы. Наступление должно было вестись «каскадом», уводя внимание противника от места главного удара, запланированного на севере, возле Молодечно. Понимая, что лучшим шансом на успех является неожиданность, Брусилов начал приготовления к атакам в более чем двадцати местах — так, чтобы дезертиры или перебежчики не могли открыть противнику место главной атаки. Вместо концентрации своих резервов он разделил их.
По просьбе союзников России подготовка к наступлению была ускорена. 24 мая Алексеев по телеграфу запросил Брусилова, как скоро тот может начать атаку. Брусилов ответил, что будет готов к наступлению к 1 июня, при условии, что Эверт также начнет наступление. Однако войска Эверта не могли быть готовы к этому сроку; в конце концов было согласовано решение, что Брусилов начнет действовать 4-го, а Эверт — на десять дней позже. Ночью 3-го Алексеев позвонил Брусилову и выразил сомнение в успешности столь нетрадиционной схемы действий. Он предложил все-таки сконцентрировать ударную группировку на узком фронте вместо распределения ее на широком пространстве. Брусилов отказался менять свой план, и Алексеев в конечном счете согласился с ним, сказав: «Бог с вами, делайте то, что считаете нужным».
Войска были выдвинуты на исходные позиции в течение последней ночи. Все это наступление стало азартной игрой, в которой главным фактором стала неожиданность и непредсказуемость.
Обращение Италии ускорило выступление Брусилова. Силы его были примерно равны силам противника — 38 русских дивизий против 37 австрийских. Специального сосредоточения сил для этой операции сделано не было, поэтому трудно было ждать решающего развития успеха. С другой стороны, отказ от всякого стягивания сюда войск не позволил австрийцам распознать нависшую угрозу. Когда 4 июля 8-я русская армия Каледина перешла в наступление вблизи Луцка — вернее, повела разведку боем, — австрийцы были захвачены врасплох. Фронт сломался при первом же прикосновении, как хрупкое печенье, и русские, почти не встречая никакого сопротивления, вклинились между 4-й и 2-й австрийскими армиями. К следующему дню было взято 40 000 пленных, и их численность быстро возрастала.
И хотя 11-я русская армия (Сахаров) потерпела неудачу под Тарнополем, две другие армии, наступавшие южнее, столь же быстро одержали успех, как и 8-я армия под Луцком. 7-я армия (Щербачев) отбросила австрийцев за Стрыпу, а 9-я армия (Лечицкий), прорвавшись в Буковине, овладела Черновицами — наиболее южной точкой фронта австрийцев. К 20-му Брусилов взял уже 200 000 пленных.
