Капиталисты поневоле - Ричард Лахман

откупщиков и отмена государственного регулирования торговли зерном (Phytillis, 1965, с. 12; Luthy, 1959, 2: 411). Тюрго был смещен до того, как его планы могли принести свои плоды. Генеральный контролер Неккер (1777-1781) реанимировал планы Тюрго, разместив в КГО своих собственных инспекторов, а затем распространив их полномочия по аудиту и инспекции и на казенных налоговых сборщиков. Оба генеральных контролера пытались вытеснить казенные должности и поместить налоговых откупщиков на бюрократические позиции, на которых их можно было контролировать и смещать по королевскому указу (Bosher, 1970, с. 180-181). Целая волна чиновников, которые «позаимствовали» из королевских фондов, была приведена к банкротству, когда корона потребовала вторичных выплат во время кризиса наличности в 1787 г. Несколько казенных должностей было отменено, несмотря на грязные финансовые условия двух лет, предшествовавших революции. Неспособность Тюрго и Неккера провести какие-либо реформы, кроме мелких, показывает четкие пределы, в которых корона и новые элиты могли бороться с контролем казенных чиновников и сборщиков налогов за государственные доходы. Конфликт элит имел мало воздействия на французскую социальную структуру, пока она не вспыхнула, и не перемешалась с классовой борьбой во время Революции.Французская революция

Конфигурация отношений элит и классов и, следовательно, результаты городских и крестьянских восстаний, были совершенно иными в 1789 г., нежели во времена Фронды [156]. «Аристократический мятеж» 1787-89 гг. был похож на Фронду в том, что это был ответ на попытки короны покуситься на аристократические привилегии. Причины сопротивления аристократии, однако, отличались в 1780-х гг. от тех, которые существовали в XVII в. Они имели больше отношения к налогообложению и финансовой реформе, чем к вызову авторитету давно утвердившихся казенных постов. Драматический рост королевского долга, вызванный вмешательством Франции в войну с Британией во время американской революционной войны, привел к неразрешимому государственному финансовому кризису. Усилия генеральных контролеров Тюрго и Неккера профинансировать государственные долги, облагая налогом аристократию и духовенство, вызвали непримиримую оппозицию со стороны провинциальных элит [157].

Провинциальные дворяне подняли народные восстания против королевских чиновников в 1788 г., вынудив корону согласиться на созыв Генеральных штатов в 1789 г., впервые за более чем столетие (Soboul, 1974, p. 105-106). Тем не менее, народные силы, развязанные аристократией, оказались причиной ее падения. Когда депутаты Генеральных штатов были выбраны, усилия в целом консервативных представителей духовенства и аристократии использовать договоры, чтобы вернуть себе власть за счет короны и крупных финансистов, зашли в тупик. Третье сословие перехватило инициативу, собравшись как Национальная ассамблея и проголосовав за законодательство, которое давало поручительство за государственный долг и уничтожало аристократические и корпоративные привилегии, а также большинство феодальных повинностей, одновременно сохранив частное владение поместьями и земельными держаниями. Эти меры отражали интересы крупных финансовых капиталистов и юристов, которые владели большей частью государственных долгов, а также провинциальных буржуа, которые были лишены доступа к наиболее прибыльным должностям старого режима и которые наживались на земельных владениях, но не на феодальных привилегиях старых аристократов [158].

Большинство ведущих аристократов и церковников отвергли новое законодательство и поддержали усилия короля призвать в Париж войска и распустить Национальную ассамблею. Эти усилия были пресечены народными силами, которые впервые мобилизовались, чтобы блокировать подлинные и вымышленные стратегемы части провинциальных аристократов. Великий страх лета 1789 г. фатально подорвал контроль аристократов на селе, в то время как мятежи в провинциальных городах покончили с властью как аристократов, так и короля в провинциях. Более важно, что парижская буржуазия мобилизовала «санкюлотов», которые в ключевые моменты захватили улицы, чтобы препятствовать верным королю отрядам, и вынудить самого короля позволить Национальной ассамблеи продолжать свои заседания (Lefebvre [1932], 1973; Soboul, 1974, с. 19-58).

По стратегическому развертыванию, хотя не по структурным последствиям, французская революция схожа с английской Гражданской войной. В обоих случаях присутствие народных масс в столице, мобилизованных одной элитой, заставило парламенты-«охвостья» [159]принять более радикальное законодательство, чем прошло бы в отсутствие народа (Traugolt, 1995; Brenner, 1993, p. 393-459 и далее; Soboul, 1974). Народные силы и во Франции 1790-х гг. и в Англии 1640-х гг. были более эффективны в блокировании монархов и их союзников из элит, чем в отстаивании собственных интересов. И напротив, народная Фронда вредила Фронде элит больше, чем короне, и в то же время мало что делала для неэлитных мятежников.

Элиты во время обеих революций шли на временные уступки, чтобы выиграть поддержку народа: в Англии Парламент передал коммерческие концессии и контроль над городским правительством Лондона колониальным купцам и их менее мощным союзникам, лавочникам и торговцам. Во Франции Национальная ассамблея ратифицировала народный контроль над парижским правительством, поддержала народные коалиции в провинциальных городах, ввела ценовой контроль на еду для масс и отменила аграрный феодализм хотя крестьяне остались должны платить большую часть земельной ренты.

Окончательные победители в этих революциях из числа элит, стали демобилизовывать своих неэлитных союзников, как только они пришли к уверенности, что им удалось победить силы роялистов. Во Франции Национальная гвардия и армия были под строгим контролем элит и легко использовались для подавления восстаний масс в 1794-1795 гг. и для введения Белого Террора в 1795 г. В Англии независимая Армия новой модели продолжала проводить собственную государственную политику даже после казни Карла I и была распущена с большим трудом и с большими тратами в 1648 г. И снова Фронда была политическим контрастом обеим революциям. Так как элитным фрондерам народная Фронда угрожала больше, чем королю, вооруженные силы аристократов присоединились к королевской армии при подавлении народной Фронды.

Структурные последствия французской революции драматическим образом отличались от последствий как Фронды, так и английской революции. Как уже обсуждалось выше, владение частной собственности на землю для английского джентри, а также его контроль над правительствами в графствах для защиты этих имущественных прав были абсолютными и установились до 1640-х гг. Английская революция была удачным ответом джентри на объединенные попытки короны и духовенства создать конкурирующий механизм политического господства и экономического извлечения стоимости в провинциях. Хотя джентри разделилось в гражданской войне по ряду вопросов, и, преследуя свои личные выгоды, ни разу во время гражданской войны ни одна из сторон не угрожала организационным основам экономической эксплуатации и политического господства земельной элиты. Парламентарии, роялисты и нейтралы сохранили свои организационные способности, и поэтому, как только Карл I был казнен, у них возник общий интерес разоружить и подчинить себе народные силы.

Ни