Вправо на автотрассе блеснули молнии фар. Франтиреры насторожились. Огни все ближе и ближе... Меркулов пытается подсчитать машины... "Сколько их?.. Одна... две... три... четыре... Пожалуй, будет с десяток". Грохочет залп... Огни фар, словно в испуге, заметались по полю, выхватывая из тьмы то густые разросшиеся платаны, то какие-то белесые здания, то черные полосы пашни. Еще залп и еще, потом отдельные выстрелы. Вскоре с шоферами и конвоем все было покончено. Автоматы, патроны, гранаты мгновенно выгрузили из машин. И снова над шоссе наступила мягкая утренняя тишина, словно ничего тут и не произошло. Только с десяток опрокинутых автомашин да несколько десятков трупов говорили о том, что здесь только что разыгралась кровавая драма.
С этого и начались боевые дела отряда франтиреров капитана Гельо. Об этом отряде заговорили далеко вокруг. Патриоты - с восхищением, а гитлеровцы - со страхом. Вскоре отряд настолько разросся, что его преобразовали в одну из частей первой полубригады юга Франции. Из советских военнопленных была сформирована рота в составе шестидесяти семи человек. Командиром ее был назначен лейтенант Петр Шурбин, взводными Сазон Меркулов и Константин Гульницкий. Меркулов в частых схватках с фашистами проявил себя отважным, неустрашимым воином. Он уже имел несколько благодарностей от командования и был представлен к награждению французским орденом.
Как и все французские маки (так народ прозвал франтиреров - по имени мелкого колючего кустарника, растущего в горах), Меркулов носил легкую, цвета хаки куртку и синий берет с маленькой звездочкой.
Дел было много. Маки взрывали мосты, пускали под откос немецкие военные составы, рвали телефонную и телеграфную связь. А позже перешли и к более крупным делам - стали штурмовать города и селения, выгоняя из них гитлеровцев.
...Как-то раз капитан Гельо вызвал к себе Сазона Меркулова и студента Сорбонны Флоримона Бедо. Вызвал он их, видимо, с умыслом, так как знал о завязавшейся крепкой дружбе между пожилым дюжим донским казаком Меркуловым и юным, тщедушным белобрысым французом Флоримоном Бедо. Флоримон бегло говорил по-русски, он изучал русский язык в парижском университете Сорбонне, интересовался историей России. И вот вдруг судьба свела его с настоящим донским казаком.
Капитан Гельо, высокий, худощавый мужчина лет сорока, с умными серьезными глазами, сидел под раскидистым дубом, когда к нему подошли Меркулов и Бедо. Капитан встал и пожал им руки.
- Друзья, - сказал он им, - я знаю вас обоих как-храбрых, отважных солдат, борющихся за свободу и независимость своих стран. Вы, - указал он на Флоримона, - за чудесную Францию, а вы, - посмотрел капитан на Меркулова, - за не менее прекрасную Россию. Переводите, Флоримон.
Юноша перевел. Меркулов важно наклонил голову в знак полного согласия со словами капитана.
- Вы не раз доказали свою преданность делу, за которое мы с вами боремся, - продолжал капитан, покручивая черные, тонкие, как стрелки, усики. - Я много не буду говорить, да и не умею. Коротко дело вот в чем: в наших рядах оказался предатель. Мною были посланы с секретным заданием в Париж три франтирера. За старшего у них был Жан Гудеран. Вы его должны помнить, он ходил в ярко-желтой кожаной куртке. Гудеран сражался отважно, я ему доверял. Одно время он даже был моим помощником. Не знаю, что им руководило - может быть, обида, что я его отстранил, а может, немцы подкупили, но только он изменил нам. Когда он прибыл с моим заданием в Париж, то выдал гестапо как своих товарищей, посланных мной с ним, так и руководителей группы Сопротивления, работавших в Музее человека, к которым я его направил... Их тоже схватили гестаповцы.
Дальше капитан Гельо рассказал, что в парижском Музее человека работали двое молодых французских ученых русского происхождения Григорий Левицкий и Борис Вильде. Еще в 1940 году они создали из сотрудников музея боевую группу для борьбы с оккупантами. Она так и называлась "Группа Музея человека". Группа выпускала подпольную газету "Сопротивление". Название это стало популярным не только в Париже, но и во всей Франции. Именно поэтому патриотическое движение борьбы с гитлеровскими захватчиками начало называться движением Сопротивления.
- Вот этих замечательных людей и предал Гудеран, - с грустью сказал капитан. - Левицкого и Вильде арестовали, долго пытали, требуя выдачи сообщников, а потом, не добившись ничего, расстреляли на площади Мон-Валерьян...
Капитан Гельо помолчал немного, а потом проговорил:
- Мне сказали, Бедо, что вы хорошо ездите на мотоцикле. Верно ли это?
- О, еще бы, капитан! - широко улыбнулся Флоримон. - Ведь я же спортсмен. За езду на мотоцикле я получил несколько призов и две медали...
- Чудесно! Ну вот, Бедо, я поручаю вам и вашему русскому товарищу поехать в деревушку Мурэель, находящуюся под Парижем, схватить там Жана Гудерана и привезти его сюда. Как мне сообщили, он там преспокойно живет со своим отчимом. Отвозит в Париж овощи, спекулирует ими на рынке... Мы устроим здесь над ним суд.
Флоримон перевел Меркулову приказ капитана.
- Слушаюсь, - коротко, по-военному, ответил Меркулов. - А спроси, Флоримон, у капитана, ежели мы не сумеем увезти Гудерана, тогда что с ним делать?
- Тогда вы должны его убить, - проговорил капитан. - Но это только в крайнем случае. Постарайтесь привезти его сюда живым, мы будем судить его.
- Мотоцикл подготовлен? - спросил Флоримон.
- Да. Вы поедете сегодня в ночь на мотоцикле с коляской под видом крестьян, везущих на парижский рынок лук и горох... При этом, - взглянул он на Меркулова, - вы будете играть роль немого... Понятно?
Бедо перевел.
- Ясно, - сказал Сазон. - Все будет выполнено.
И Меркулов с Флоримоном отправились выполнять задание капитана.
X
Просьба генерала Ермакова прислать бригаду артистов была удовлетворена.
Желающих поехать на фронт с концертами среди актеров нашлось немало. Но пока комплектовали бригаду, советские войска победоносно шествовали вперед, приближаясь к границам врага. А между тем поезд, в котором ехали артисты на фронт, шел на редкость медленно. Вагон, их часто отцепляли от составов, и он подолгу простаивал на станциях: в первую очередь пропускали эшелоны с солдатами, едущими на пополнение частей, составы со снаряжением, боевыми припасами...
А когда, наконец, приезжали на место, то оказывалось, что соединение, в которое они направлялись, ушло вперед. И так происходило несколько раз. Угнаться за фронтом было просто невозможно.
И только в одном из чистеньких аккуратных городков Германии Рурнаре - артисты все-таки, нагнали политотдел армии. Офицеры политотдела, радушно встретив долгожданных гостей, разместили их в пустующих домах и тотчас же, чтоб не откладывать дело в долгий ящик, пошли по улицам города в поисках нужного для концерта помещения...
После долгих хождений все пришли к одному мнению, что самым подходящим для концерта зданием является городская ратуша. Это было внушительное, фундаментальное здание готического стиля, сложенное из красного кирпича.
Вместительный зал ратуши вполне подходил для концерта, тем более, что в зале находился помост, с которого в торжественные дни бургомистр города выступал с речами перед бюргерами. Помост этот был весьма удобен для выступлений артистов, а поэтому они очень обрадовались такой находке.
- Ну, конечно, это помещение только в расчете на нас и было запроектировано, - громогласно заявил знаменитый певец, народный артист Гнутьев.
- Точно, - согласились с ним многие. - Тут можно устроить концерт.
- Кстати, здесь есть и орган, - заметил кто-то. - Может, кто-нибудь еще сыграет на нем...
- А зачем он здесь? - спросила Лида, оглядываясь.
- Да, действительно, - подхватил Гнутьев, - зачем он тут?
Спросили об этом сторожа ратуши. Сухощавый, вздрагивающий от страха старичок лет семидесяти стал объяснять Леониду Ермакову, который заговорил с ним на немецком языке.
- А как же, господин... Нам без него никак невозможно. Орган нам нужен... Без органа не обойтись. В дни национальных Праздников в этом зале устраивались торжества. Бюргеры пировали, пили пиво, угощались, а молодежь под звуки органа пела песни и танцевала.
Кто-то из артистов попробовал сыграть на органе. Зал отозвался тысячами серебристых колокольчиков и флейт.
- Какие волшебные звуки! - воскликнула в восторге Лида. - О, если бы я умела играть на органе!
- Ну, знаете, моя милая, - заметил Гнутьев, - если вы играете на фортепиано, то сумеете сыграть и на органе. Надо только уяснить технику.
- Итак, дорогие товарищи, - заявил полковник, пришедший с актерами осматривать ратушу, - значит, решено: завтра в десять утра устраиваем здесь концерт. Наши гости пока отдохнут с дороги, а мы за это время все подготовим...
Возвращаясь из ратуши, Леонид сказал жене:
- Хорошо, что не сегодня концерт. Сейчас пойдем в политотдел, узнаем, где дядя Прохор Васильевич... Позвоним ему...
