Задачей Жукова был захват Варшавы, затем продвижение на Познань и Берлин. Целью Черняховского был разгром сильной немецкой группировки в Восточной Пруссии, захват Кёнигсберга и соединение с войсками Рокоссовского в совместном продвижении вдоль балтийского побережья. В отсутствие Жукова и Василевского в Москве, координатором Ставки в их комплексном, многофоронтовом наступлении стал Сталин, на первое время он взял на себя такую роль. Он помогал Антонову и генералу Штеменко, начальнику оперативного отдела Ставки.
О времени начала Висло-Одерской операции существует много различных версий. 6 января 1945 года Черчилль писал Сталину, спрашивая, можно ли надеяться на советское наступление в Польше, чтобы оказать помощь западным союзникам, попавшим под удар немецкого контр-наступления в Арденнах, в декабре 1944 года (так называемая «битва на выступе»). Сталин ответил на следующий день, сказав, что несмотря на неблагоприятную погоду, советское наступление начнётся раньше.
Черчилль был весьма экспансивен в выражении своей благодарности, и Сталин обыграл этот факт, отметив в своём февральском 1945 года приказе, что Висло-Одерская операция стала спасением для Запада. Очевидно однако, что операция с самого начала планировалась на 8-10 января, но была отложена из-за плохой погоды. Возможно, что Сталин преследовал цель поднять кредит доверия западных союзников. С другой стороны, Конев совершенно определённо пишет в своих мемуарах, что его фронтовая операция должна была начаться 20 января, но 9 января Антонов попросил его ускорить подготовку и начать наступление, как только это станет возможным.
Конев начал своё наступление 12 января, 14 января Жуков и Рокоссовский также задействовали свои силы. Жуков и Рокоссовский достигли успеха. 17 января 1-м Белорусским фронтом была взята Варшава, а 19 января Конев захватил Краков. В конце месяца силы Жукова и Конева достигли поставленных целей, выйдя к реке Одер. 2-й Белорусский фронт Рокоссовского оказался менее удачливым. 20 января он повернул свой правый фланг на север в Восточную Пруссию, чтобы оказать содействие 3-му Белорусскому фронту Черняховского при наступлении на Кёнигсберг.
Результатом оеазалось замедление собственного наступления Рокоссовского в направлении северного течения Одера, при этом его левый фланг оказался открытым, так как армии Жукова быстро продвигались в центральном секторе. Это подвергло войска Жукова, наступавшие на Берлин, опасности контратаки со стороны сильной группировки вермахта в Померании (северная область Германии, примыкающая к Восточной Пруссии). Сначала ни Жукова, ни Ставку это не беспокоило.
Когда в конце января Жуков и Конев внесли предложение продолжить их наступления с целью захватить Берлин в середине февраля, Сталин одобрил и поддержал такие планы, хотя сам находился в это время в Ялте на конференции. В середине февраля, однако, стало ясно, что с померанской группировкой надо что-то делать. Была поставлена задача части 1-го Белорусского фронта поддержать усилия Рокоссовского в этом районе. Это означало конец любых попыток Жукова взять Берлин в марте.
Тем временем, на юге наступление Конева было также медленным. В начале февраля его войска вторглись в нижнюю Силезию западнее Одера, но наступление замедлилось, и 4-й Украинский фронт, прикрывавший левый фланг Конева, также испытывал затруднения. При этом гигантском наступлении на всех фронтах накопилось много обычных проблем: усталость войск, недостаток резервов и трудности снабжения. В конце февраля Висло-Одерская операция закончилась, тогда как свирепые сражения в Восточной Пруссии и Померании продолжались.
Неудача Красной Армии в достижении Берлина в феврале 1945 года была последним из длинного рядя сверх-оптимистичных великих планов, которые пошли на смарку. Перефразируя Клаузевица можно сказать, что советский план не выдержал столкновения с врагом. Но не все согласны, что Сталин и Ставка пытались, но неудачно, захватить Берлин. По одной из теорий Сталин преднамеренно уклонился от возможности раннего захвата Берлина по политическим причинам.
Он не хотел афишировать напряжённость внутри советско-западного альянса, в частности в то время, когда Ялтинская конференция была передвинута с 4 на 11 февраля. Кроме того были политические причины для наступлений на флангах — на Венгрию, Чехословакию, Австрию и Данию, с более быстрым темпом, чем на Берлин. Такое предположение не прдтверждается документами: только после Ялтинской конференции идея немедленно взять Берлин была окончательно отвергнута. Также не существовало никакой повышенной напряжённости в советско-западном альянсе в то самое время. Другое истолкование было выдвинуто Чуйковым в его мемуарах, опубликованных в 1964 году.
Чуйков, герой Сталинграда, был командующим 8-й гвардейской армии (бывшей 62-й армии) и служил вместе с Жуковым на 1-м Белорусском фронте в ходе марша на Берлин. Чуйков утверждал, что Жуков хотел взять Берлин в феврале, но был остановлен Сталиным. Жуков, вместе со многими упомянутыми начальниками, опроверг утверждения Чуйкова и настаивал, что отсрочка наступления на Берлдин была результатом проблем снабжения и угрожающего положения немецких сил в Померании, и Восточной Пруссии. В последующих изданиях своих мемуаров Чуйков вырезал оскорбительный пассаж и согласился с официальной линией, что Берлин не мог быть взят в феврале 1945 года.
Различные истолкования советской стратегии при рассмотрении действий в начале 1945 года вызваны эволюцией взглядов Сталина на военную ситуацию. Ключ к ним можно подобрать, изучив взаимодействие Сталина с западными военными и политическими лидерами в этот период. В середине декабря 1944 года Сталин провёл длинную беседу с послом Гарриманом о военной ситуации на восточном и западном фронтах. Гарриман говорил Сталину об англо-американских планах наступательных действий на западе и спросил, какую поддержку они могут оказать для начала советского наступления на востоке.
Хотя планы Ставки по Висло-Одерской операции были хорошо проработаны, скрытный Сталин не раскрыл советских намерений. Он только успокоил Гарримана, что генеральное наступление будет скоро, но отметил, что превосходство Красной Армии в воздушных силах и артиллерии вернее, чем превосходство в количестве солдат, и для эффективного использования этих видов оружия требуется хорошая погода. В то время, пока погода оставалась плохой, «русские готовили свои войска для больших операций», сказал Сталин. Перспективы в южном секторе были лучше. Однако, он предложил британцам и американцам объединиться в наступлении на Вену.
Эта беседа происходила как раз перед немецким контрнаступлением в Арденнах, событием, которое ликвидировало перспективу раннего пересечения Рейна силами западных союзников. Англо-американские военные затруднения имели важное значение для советских амбиций, побуждая предпринять наступление, так как большое количество немецких войск было связано на западном фронте. Это соображение было очевидно в беседе с маршалом авиации Теддером 15 января 1945 года, в ходе которой советский вождь спросил озабоченно о немецких заявлениях, что их действия в Арденнах сорвали наступательные планы западных союзников минимум на два месяца и максимум на шесть.
Теддер был в Москве в качестве представителя верховного командующего союзников на западе генерала Эйзенхауэра, и его миссией было получать информацию о советских стратегических планах. Сталин говорил Теддеру о советском наступлении, что оно скоро начнётся, называя целью выход к Одеру, хотя и не был уверен, что эта цель будет достигнута. Он также утверждал, что погодные условия (т. е. весенние дожди и грязь) затрудняют наступательные действия на восточном фронте, и будет досадно остановиться с середины марта до конца мая. Сталин не думал, что война закончится до наступления лета, особенно отметив, что с этого момента немцы будут голодать. В заключение он сказал:
«Немцы смогут посадить картофель, но, по их мнению, им требуется зерно (которого нет в наличии) для продолжения войны… Не нужно забывать, однако, что немцы бережливы и терпеливы. У них больше упорства, чем мозгов. Фактически они не должны были предпринимать Арденнское наступление, они поступили по-дурацки. Даже сейчас немцы должны перебросить силы с запада. Если они не сделают этого, то не смогут сопротивляться на востоке. Мощь наступления Красной Армии такова, что невозможны местные переброски резервов на востоке».
Из этих двух бесед очевидно, что Сталин глядел с осторожностью на перспективу советских наступательных действий. Он не рассчитывал на быстрое продвижение, не делал намёков, что Берлин является достижимой целью в ближайшем будущем. Штеменко в своих мемуарах также это подтверждает. На этой стадии войны поражение Германии не определялось падением Берлина. Немцы имели большие силы в Венгрии, Западной Европе и Восточной Пруссии/Померании, и вполне можно было говорить о переходе Гитлера в «Альпийский редут» — расколоть этот орех было бы трудно.
