Когда этого не случилось, стратегия и тактика коммунистической революции были переосмыслены, и адаптированы для усиления роли, и влияния коммунистов внутри капиталистической системы. С самого начала это была тактика адаптации, выглядевшая, как часть подготовки для окончательного захвата власти, когда произойдёт революционный кризис капитализма. Но революция всё более откладывалась, политика роста политического влияния коммунистов внутри капиталистической системы начала себя изживать.
В 1930 году приоритет борьбы с фашизмом привёл Коминтерн к более позитивному взгляду на достоинства буржуазной демократии. Он стал считать, что демократические антифашистские режимы сыграют переходную роль в борьбе за социализм. От этого было совсем недалеко до перехода к стратегии военного времени, к антифашистским национальным фронтам, организованным на широкой социальной и идеологической основе, и, затем, к послевоенной перспективе новой демократии, и народной демократии.
Но какова была дистанция от отправной точки, новой демократии, до цели? Что должно было прийти после новой демократии, когда и как? К чему будут стремиться коммунисты, строя советское общество, не используя брутальную диктатуру пролетариата, как это произошло в случае Советов? В одной из бесед с поляками Сталин напомнил им, что в СССР диктатура была недолгой и сменилась советской демократией (как декларировала новая советская конституция 1936 года).
Согласно Ракоши, венгерскому коммунистическому лидеру, в 1945 году Сталин сказал ему, что принятие партией на себя всей полноты власти в Венгрии можно ожидать через 10–15 лет. Очевидно, Сталин имел ввиду под этим длительный, медленный переход к социализму и демократии советского типа. Этот переход должен был быть мирным, и должен быть достигнут путём демократических реформ, а не революционным переворотом. Но было ясно, что будет, если западный стиль демократии — парламент, партии, свободные выборы, наличие оппозиционных политиков, будет упорствовать при этом переходном режиме, и как долго это будет происходить.
Это поведение означало также, что в конце второй мировой войны Сталин, бывший уже в возрасте за шестьдесят, не мог рассчитывать увидеть при жизни результат длительного эксперимента с народными демократиями. Возможно здесь, в значительной мере, сыграла роль неопределённость стратегической перспективы. Народные демократии оказались коротким экспериментом, и новые режимы, поддержанные Сталиным, не долго сохраняли демократический характер.
В 1947–1948 годах народные демократии превратились в аналог системы советского типа, при полном доминировании коммунистических партий. Национальные фронты с широким представительством, которые пришли к власти в Восточной Европе в конце второй мировой войны, были ликвидированы во всех отношениях, кроме названия. Одной из причин для резкого изменения сталинского образа мыслей и приоритетов стала неспособность режимов новой демократии в Восточной Европе стать популярными, чего, по мнению Эдуарда Марка, советский вождь совсем не ожидал.
Как показал Марк, Сталин рассчитывал, что «революционный накал» достигнет успеха в Восточной Европе на основе народной поддержки и согласия с новой демократией. Он ожидал, что коммунисты победят на свободных и открытых выборах, используя свою руководящую роль. Об этом говорил Сталин с лидерами восточно-европейских коммунистических партий в ранний послевоенный период. Их беседы скорее были посвящены непосредственно политической тактике, чем размышлениям о природе народной демократии.
Очевидно, Сталин был убеждён, что использовав правую политику, правую тактику и достаточную энергию власти, коммунисты восторжествуют над политическими оппонентами, и получат подавляющую народную поддержку радикальных режимов народной демократии. Публично сталинская уверенность в проекте народной демократии и в политических перспективах коммунистических партий была высказана в ответе на речь Черчилля о «железном занавесе» в марте 1946 года. После разоблачения Черчилля, как антикоммуниста и поджигателя войны, Сталин сказал:
«Мистер Черчилль очень близок к истине, когда говорит об увеличении влияния коммунистических партий в Восточной Европе. Это должно быть отмечено, однако, он не вполне точен. Влияние коммунистических партий выросло не только в Восточной Европе, но и почти во всех странах Европы, которые были под управлением фашистов… или имели опыт оккупации… Рост влияния коммунистов нельзя считать случайностью.
Это вполне логичная вещь. Влияние коммунистов выросло потому, что в годы правления фашизма в Европе коммунисты показали, что им можно доверять — бесстрашной, самоотверженной борьбой против фашистского режима за освобождение народов… Народы понимают их, они знают, как постоять за себя. Это именно они… изолировали реакционеров и сторонников сотрудничества с фашизмом в Европе, и отдали своё предпочтение левым демократическим партиям. Это они… пришли к заключению, что коммунисты достойны полного народного доверия. Именно так выросло влияние коммунистов в Европе».
Сталинская вера в рост силы европейского коммунизма не была безосновательной. Это демонстрирует таблица роста количества членов коммунистических партий после войны, опубликованная в журнале «Вопросы внешней политики» в мае 1946 года:
Страна /~~~~~/Довоенное количество членов / Послевоенное количество членов
Албания /~~~~~/ 1000 /~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~/ 12.000
Австрия /~~~~~/ 16.000 /~~~~~~~~~~~~~~~~~~/ 132.000
Бельгия /~~~~~/ 10.000 /~~~~~~~~~~~~~~~~~~/ 100.000
Британия /~~~~/ 15.000 /~~~~~~~~~~~~~~~~~~/ 50.000
Болгария /~~~~/ 8.000 /~~~~~~~~~~~~~~~~~~~/ 427.000
Чехословакия /~/ 80.000 /~~~~~~~~~~~~~~~~~~/ 1.292.000
Дания /~~~~~~~/ 2.000 /~~~~~~~~~~~~~~~~~~~/ 60.000
Финляндия/~~~/ 1.000 /~~~~~~~~~~~~~~~~~~~/ 25.000
Франция /~~~~/ 340.000 /~~~~~~~~~~~~~~~~~/ 1.000.000
Югославия /~~~/ 4.000 /~~~~~~~~~~~~~~~~~~~/ 250.000
Впечатляющее преображение европейского коммунизма отразилось в результатах послевоенных выборов.
Цифры по Восточной Европе: в ноябре 1945 года на выборах в Болгарии объединённый коммунистический отечественный фронт получил 88 % голосов; в Чехословакии в мае 1946 года коммунисты получили 38 % голосов; в Венгрии коммунисты набрали только 17 % в ноябре 1945 года, но в августе 1947 года на выборах этот процент вырос до 22-х, и левый блок получил 66 % мест в парламенте; на польских выборах в январе 1947 года объединённый коммуно-демократический блок получил 80 % голосов; в ноябре 1946 года в Румынии объединённый коммуно-демократический блок получил 80 % голосов; и в Югославии в ноябре 1945 года 90 % электората проголосовало за коммунистический Народный фронт, это при том, что оппозиция бойкотировала выборы, не выдвинув альтернативных кандидатов.
Но коммунистическое продвижение было не слишком сильным, что не соответствовало сталинскому проекту народных демократий Европы под советским влиянием. В то время, как коммунистические выборы в Чехословакии, Югославии и даже в Венгрии были честными, в трёх государствах, наиболее важных для безопасности Советов — Болгарии, Польше и Румынии, коммунистическое большинство было достигнуто при помощи махинаций с бюллетенями, насилием и запугиванием.
Другой проблемой для сталинской послевоенной политической стратегии было то, что при относительно либеральных режимах народных демократий он не желал вводить коренных демократических традиций, на которых базируются демократии в Западной Европе. Кроме Чехословакии, политическая история Восточной Европы между войнами была главным образом авторитарной. Для этих стран была характерна демагогическо-националистическая политика и анти-коммунистические репрессии.
Следствием этой политической истории было то, что коммунистические пратии восточной Европы, вновь исключая Чехословакию, имели мало опыта демократической политики и малую склонность выбирать этот путь. Тяга к прошлому смешивалась со сталинским вульгарным представлением о демократической политике. В то время, как Сталин читал восточно-европейским коммунистам лекции о достоинстве новой демократии, он также предусмотрел для них безжалостную тактическую необходимость изоляции и маргинализации их оппонентов, и максимализацию собственного политического доминирования.
Особенно провоцирующими для Сталина были постоянные усилия оппонентов коммунизма в Восточной Европе интернационализировать их борьбу, превратив её в международную, и вовлечь в неё Британию, и США. Любое вмешательство или вовлечение британцев и американцев было неприемлемо для Сталина, который определял Восточную Европу, как сферу влияния, свободную от вмешательства всех Великих государств, исключая своё собственное.
Интересно, что одной из стран, потерпевших поражение, но избежавших судьбы демократий советского стиля, была Финляндия, государство, чьи лидеры усердно воздерживались от привлечения американского и британского заступничества в их интересах. Вместо внешней помощи Финляндия использовала собственные политические ресурсы, находя общий язык с Советами и с финскими коммунистическими коалиционными партнёрами. У Сталина не было причин опасаться, что Финляндия перейдёт в западную сферу влияния, даже если она не будет контролироваться коммунистами. Он был этим доволен и позволял стране оставаться строго нейтральной когда началась холодная война.
