596
О том, что фраза Вассиана о нежелании Ивана Васильевича «поднимать руки против самого царя» (см.: ПЛДР. Вторая половина XV века. С. 530) является не «литературным приемом, не имеющим реальной почвы», а констатацией наличия у великого князя своеобразного «комплекса царя», свидетельствует хотя бы тот факт, что Послание ростовского владыки было обращено непосредственно к самому Ивану III. Указанное обстоятельство лишало книжника возможности приписывать своему адресату не существующие у того мысли и представления (см.: Горский А. А. О титуле «царь»… С. 209. Ср.: Алексеев Ю. Г. Освобождение Руси… С. 120). Кстати, именно нежеланием великого князя «поднимать руку против самого царя» объясняют авторы краткой и пространной Повести о нашествии Тохтамыша отъезд Дмитрия Донского из Москвы в Кострому в 1382 году (ср.: ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 143–144; ПЛДР. XIV — середина XV века. М., 1981. С. 192).
ПЛДР. Вторая половина XV века. С. 524–530.
Там же.
Там же. С. 524.
Там же. С. 528.
Иоанн. 10: 12; Деян. 20: 29.
См.: СлРЯ XI‑XVII вв. Вып. 2. М., 1975. С. 314. Интересно, что указание на то, что Ахмат является именно «мысленым» «волком», вероятно, должно было порождать у читателей произведения некоторые аналогии с дьявольской сущностью «поганого супостата». Дело в том, что ордынский хан неоднократно назван в Послании «новым фараоном, поганым Измаиловым сыном», стремящимся «поработить» Русскую землю (см.: ПЛДР. Вторая половина XV века. С. 532, 534). Возникающие же при этом аналогии с определением «мысленый фараон», судя по всему, напрямую отсылало древнерусского читателя к образу «лукавого» (см.: СлРЯ XI‑XVII вв. Вып. 9. М., 1982. С. 332). О том, что подобные параллели в конце XV века действительно возникали и Вассиан Рыло именно на них и ориентировался, свидетельствует текст «Соборного послания российского духовенства великому князю Иоанну Васильевичу на Угру» (1480 г.) митрополита Геронтия. Движение «поганого царя», согласно «Соборному посланию», осуществляется при пособничестве «гордого змея», «вселукавого врага дьявола». См.: Акты исторические, собранные и изданные Археографической комиссией. Т. 1 (1334–1598 гг.). СПб., 1841. С. 137. Сходные аналогии находим и в памятниках «куликовского цикла» (пространной летописной повести и в «Сказании о Мамаевом побоище»). Ср.: Сказания и повести о Куликовской битве. М., Л., 1982. С. 16, 20, 26, 32, 48; ПСРЛ. Т. 26. С. 126, 132. См. также: Дмитриев Л. А. Публицистические идеи «Сказания о Мамаевом побоище» // ТОДРЛ. Т. 11. М., Л., 1955. С. 151.
ПЛДР. Вторая половина XV века. С. 524, 526, 528.
Там же. С. 526.
Иоанн. 10. 11–12.
ПЛДР. Вторая половина XV века. С. 524.
Там же. С. 526. С осуждением покинувших Москву супруги великого князя Софьи Палеолог и некоторых бояр выступил и другой современник событий 1480 года — автор рассказа о «стоянии на Угре», дошедшего в составе Типографской и близких к ней летописей. См.: ПЛДР. Вторая половина XV века. С. 518–520.
ПЛДР. Вторая половина XV века. С. 526. См.: Кудрявцев И. М. «Послание на Угру» Вассиана Рыло… С. 174, 177. См. также: Приложение 2.
ПЛДР. Вторая половина XV века. С. 530.
Лурье Я. С. Две истории Руси XV века… С. 193.
ПЛДР. Вторая половина XV века. С. 530.
Кудрявцев И. М. «Послание на Угру» Вассиана Рыло… С. 176; Горский А. А. О титуле «царь»… С. 209. Об особом внимании, с которым книжники XV века подходили к проблеме «самозванства», см.: Синицына Н. В. Третий Рим… С. 117.
ПЛДР. Вторая половина XV века. С. 530.
Горский А. А. О титуле «царь»… С. 209.
См. подробнее: Синицына Н. В. Третий Рим… С. 117–118.
ПЛДР. Вторая половина XV века. С. 522.
Там же. С. 534. Подробнее об идее богоизбранности великокняжеской власти в Послании Вассиана Рыло см.: Кудрявцев И. М. «Послание на Угру» Вассиана Рыло… С. 167–168.
ПЛДР. Вторая половина XV века. С. 532–534. Ср.: Исх. 13: 14.
ПЛДР. Вторая половина XV века. С. 532, 534.
Там же. С. 532.
См.: Сказания и повести… С. 25; ПСРЛ. Т. 26. С. 125.
Подробнее об идее богоизбранности Руси в Послании Вассиана Рыло см.: Кудрявцев И. М. «Послание на Угру» Вассиана Рыло… С. 169.
ПЛДР. Вторая половина XV века. С. 532.
Синицына Н. В. Третий Рим… С. 117–118.
Свидетельством репрезентативности представлений Вассиана о феномене монголо-татарского ига, а также его оценок «поганых» в целом являются развивавшиеся в тогдашней книжности тенденции общего пересмотра устаревших воззрений и способов описания ордынцев. Указанные тенденции отразились, например, в летописных памятниках второй половины — конца XV века, а также во вновь создаваемых литературных произведениях, где активно использовались ранее не употребляемые уничижительные эпитеты в отношении самих ордынских «царей» (в том числе и по отношению к Батыю). По сути дела, происходит пересмотр уже устоявшихся взглядов на историю русско-ордынских контактов. Обзор памятников, в которых нашло отражение подобное переосмысление, см.: Горский А. А. О времени и обстоятельствах… С. 28–29.
О механизме их появления см.: Рудаков В. Н. Сыновья великого князя во время осады Владимира: к проблеме восприятия борьбы с монголо-татарами в летописании // Историческая антропология: место в системе социальных наук, источники и методы интерпретации. Тезисы докладов и сообщений научной конференции. Москва, 4–6 февраля 1998 г. М., 1998. С. 191–193.
Подробнее об отношении православного духовенства и церкви к монголо-татарской власти см.: Будовниц И. У. Общественно-политическая мысль Древней Руси. XI‑XIV вв. М., Л., 1960. С. 324–344; Хорошев А. С. Политическая история русской канонизации (XI‑XVI вв.) М., 1986. С. 76–78.
По мнению ряда исследователей, практически все памятники оригинальной древнерусской письменности были пронизаны патриотическими идеями; именно патриотизм являлся тем стержнем, той идейной основой, вокруг которой происходило развитие литературы в целом и ее отдельных произведений в частности (см.: Мавродин В. В. Проблема развития национального самосознания на Руси в кон. XII — нач. XV в. // Польша и Русь. Черты общности и своеобразия в историческом развитии Руси и Польши XII‑XIV вв. М., 1974. С. 166). Д. С. Лихачев выделяет по такому же принципу «всепроникающий патриотизм содержания», «большой патриотический замысел» Повести временных лет (см.: Лихачев Д. С. «Повесть временных лет» (историко-литературный очерк) // Повесть временных лет. Изд. 2-е, испр. и доп. СПб., 1996. С. 297, 349. Ср.: Данилевский И. Н. Замысел и название Повести временных лет // ОИ. 1995. № 5. С. 101 и далее). «Достаточно беглого взгляда на наши источники, а они отражают мысли людей Древней Руси, — писал В. В. Мавродин, — для того, чтобы убедиться в том, насколько развито было у наших предков чувство единства народа, чувство патриотизма, само понятие Родины» (см.: Мавродин В. В. Проблема развития национального самосознания… С. 165). Общим местом стало представление об особой патриотической направленности памятников, посвященных событиям «татарщины». См., напр.: История русской литературы. Т. 1. С. 92, 94, 123–124 (раздел написан Л. А. Дмитриевым). Однако подобный подход явно «не учитывает специфику средневекового мировосприятия, превращает понятие патриотизма во внеисторическую категорию» и, следовательно, не позволяет выявить те оттенки отношения к Родине и ее врагам, которые были свойственны русским книжникам — современникам тех трагических для Руси событий (см. подробнее: Кром М. М. К вопросу о времени зарождения идеи патриотизма в России // Мировосприятие и самосознание русского общества (XI‑XX вв.). М., 1994. С. 16).
