Другой спутник Иеремии — митрополит Монемвасийский Дорофей — включил сведения о путешествии в Москву в текст составленного им Хронографа. Его краткая и лишенная каких бы то ни было литературных красот заметка представляется более достоверной, нежели стихотворные сочинения Арсения. Подлинной причиной путешествия Иеремии в Москву, сообщил Дорофей, было то, что константинопольское патриаршество из-за долгов оказалось в трудном финансовом положении. Переговоры в Москве по поводу субсидий сразу зашли в тупик, поскольку русские власти предварительно потребовали решить вопрос об учреждении у них патриаршества.
Появление Иеремии в Москве поставило правителя перед выбором. Можно было отпустить патриарха без субсидий и тем самым утратить возможности, связанные с первым посещением Руси главой вселенской церкви. Можно было дать ему богатую милостыню, но это не гарантировало успеха в достижении основной цели. Можно было, наконец, задержать Иеремию и заставить его уступить. В Москве избрали последний путь. На то были особые причины.
Когда патриарх Иеремия и его спутники по дороге в Москву проезжали через польские земли, канцлер Я. Замойский пригласил их к себе в Замостье и попытался прозондировать почву относительно возможности перенесения патриаршего престола из Константинополя в Киев, находившийся в пределах Речи Посполитой. После беседы с Иеремией канцлер записал: «Мне показалось, что он всему этому не чужд». Благодаря услужливости Арсения о беседе с канцлером узнали в Москве. Сообщение встревожило русское правительство и побудило его к энергичным действиям.
В Москве патриарха постарались надежно изолировать от внешнего мира. Приставы и стража никого не пускали к Иеремии, да и самому ему запретили покидать двор. Даже на базар патриаршие люди ходили со стражниками. Греков держали как пленников, но при этом обращались с ними самым почтительным образом и предоставили им всевозможные блага. Им дали просторные хоромы, убранные по-царски и пригодные для постоянных богослужений. Из дворца узникам постоянно доставляли изысканную еду и обильное питье. Патриарху полагалось ежедневно десять блюд, три кружки хмельного меду — боярского, вишневого и малинового, ведро паточного меду и полведра квасу. Между тем властители Кремля более не вызывали к себе византийцев и, казалось бы, окончательно забыли о них. И так, повествует Арсений, «дни проходили за днями, недели за неделями».
В действительности внимание московских властей было целиком поглощено внутренними и внешними трудностями. С разных сторон государству грозили вражеские вторжения. Многочисленные отряды крымских татар в 1587 году жестоко опустошили южные уезды России. Вновь избранный на польский трон шведский королевич Сигизмунд III планировал немедленную войну против России. Личная уния Швеции и Речи Посполитой вела к возрождению мощной антирусской коалиции. Война на северных, западных и южных рубежах грозила разоренной стране неисчислимыми бедствиями. В разгар переговоров с греками Россия была потрясена слухами о тайной казни бывшего регента Ивана Шуйского — старца Ионы.
В связи с неблагоприятными климатическими условиями значительная часть урожая 1587–1588 годов погибла, цены на хлеб поднялись и начался голод. С наступлением весны власти ждали новых народных выступлений, вследствие чего был отдан приказ о размещении в Москве усиленных военных нарядов. На улицах столицы громадные толпы горожан собирались вокруг юродивого, резко нападавшего на Годуновых. «В настоящее время, — писал английский посол Флетчер в 1588 году, — кроме других есть один в Москве, который ходит голый по улицам и восстанавливает всех против правительства, особенно же Годуновых, которых почитают притеснителями всего государства». Имя юродивого, упомянутого послом, известно из русских источников. Это был Ивашка, по прозвищу Большой Колпак. Он ходил почти ничем не прикрытый, а когда видел на паперти или на площади правителя Бориса, начинал бормотать и выкрикивать: «Умная голова, разбирай божьи дела! Бог долго ждет, да больно бьет!»
В дни переговоров с константинопольским патриархом вся Москва была взбудоражена слухами о чудесах, происходивших у могилы Василия Блаженного. Этот «дивный нагоходец» был едва ли не самым знаменитым русским юродивым. Он умер еще при жизни царя Ивана. С начала августа 1588 года неизлечимые больные, страдавшие различными недугами, получали от Блаженного исцеление. Сам царь Федор заинтересовался новым чудотворцем и велел сделать над его гробом серебряную с позолотой раку, украшенную «камением з жемчюги».
Годунов всеми силами старался привлечь на свою сторону духовенство. Задуманная им реорганизация высшей церковной иерархии была мерой прежде всего политической. Правитель Борис Годунов не без основания рассчитывал на то, что патриарший сан укрепит авторитет его ставленника Иова, а раздача новых митрополичьих и архиепископских должностей поможет ему достичь согласия с высшими иерархами. Годунов готов был заплатить любую цену, чтобы добиться успеха в переговорах с греками. Учреждение патриаршества стало для него вопросом личного престижа.
Сколь бы тяжким ни казалось московское гостеприимство, константинопольский патриарх по-своему ценил его. Прошло шестнадцать лет с тех пор, как он впервые занял пост главы православной церкви. Турки дважды сгоняли его с престола. Четыре года Иеремия провел в изгнании. Из последней ссылки он вернулся незадолго до отъезда в Москву. Испытав превратности судьбы, столкнувшись с предательством епископов, произволом иноверцев-завоевателей, изгнанный из собственной резиденции и ограбленный, престарелый патриарх не прочь был сменить Константинополь на Москву, тем более что, несмотря на внешние ограничения, греки жили в православной столице в полном довольстве и покое.
Однажды патриарх, беседуя с ближайшими советниками, заявил, что не хочет учреждать в Москве патриаршество, «а если бы и хотел, то сам остаться (здесь. — Р.С.) — патриархом». Записавший его слова Дорофей замечает, что в окружении Иеремии были «люди недобрые и нечестные, и все, что слышали, они передавали толмачам, а те доносили самому царю». Почти нет сомнений в том, что Дорофей, говоря о нечестивых советниках, имел в виду архиепископа Арсения, выступившего горячим сторонником московского проекта.
Принимая решение перенести свою кафедру в Москву, патриарх руководствовался не только соображениями личного благополучия, но и более существенными политическими целями. Византийская церковь не оставляла надежд на избавление своего народа от турецкого ига. Знаменитый Максим Грек связывал грядущее освобождение родины с борьбой России против Турции. В письмах к Василию III он выражал надежду на то, что православная Русь поможет возрождению «нового Рима» — Византийского царства и «от отеческих твоих престол наследника покажет и свободы свет тобою да подаст нам, бедным». Подобно Максиму, патриарх Иеремия также рассчитывал на помощь Москвы в деле освобождения Греции от турок. Но он и его спутники избегали огласки переговоров, связанных с внешнеполитическими целями, боясь мести со стороны турок.
Одновременно с Иеремией в Москву прибыл английский посол Джильс Флетчер. Ему стоило большого труда разузнать о секретных переговорах Иеремии. Записки Флетчера подтверждают, что Иеремия сам предложил царю перенести патриарший престол из Константинополя в Москву. Грек подкрепил свое решение следующими доводами: во-первых, престол патриарший находится под властью турок — врагов веры, почему и следует перенести его в какое-нибудь другое государство, исповедующее христианскую веру; во-вторых, русская церковь остается единственной законной дщерью церкви греческой, следуя одному с ней учению и одинаковым обрядам, между тем как прочие единоверцы подчинились туркам и отступились от истинной религии. В определенной мере решение патриарха было связано с надеждами на создание в Европе мощной антитурецкой лиги, способной освободить Византию от ига. По словам Флетчера, Иеремия приехал в Россию, чтобы способствовать заключению союза между царем и испанскими Габсбургами, которые могли оказать наибольшую помощь в борьбе с турками. К участию в лиге предполагалось привлечь также австрийских Габсбургов. Слухи об объединении католических сил не на шутку пугали английского посла, и он, по всей видимости, преувеличивал возможности такой коалиции. Накануне похода непобедимой Армады к берегам протестантской Англии ее дипломатам повсюду чудились интриги и козни папской курии. По утверждению Флетчера, Иеремия якобы готов был подчиниться папе римскому, а в дальнейшем подчинить его власти также и русскую церковь. Подозрения такого рода были конечно же неосновательны. Греческие патриоты не теряли надежды на то, что с помощью антитурецкой лиги им удастся освободить Византию от иноземных поработителей. Лига, включавшая Испанию, Австрию, Московию, Иран и Грузию, должна была организовать одновременное нападение на Османскую империю, с тем чтобы изгнать турок из Константинополя. Перенесение престола в Москву, вероятно, казалось Иеремии средством к тому, чтобы приблизить эту отдаленную цель.
