Этому предшествовал дипломатический скандал. За антивоенную пропаганду англичане арестовали и посадили в тюрьму другого политэмигранта – Г.В. Чичерина. После октябрьского переворота большевики потребовали выпустить из тюрьмы своего соратника. Англичане отказались. Тогда по команде Ленина и Троцкого чекисты заблокировали британское посольство в Петрограде, фактически посадив престарелого посла лорда Джорджа Бьюкенена под «домашний арест», не позволяя ему и персоналу посольства выехать на родину. Фактически предлагался обмен Чичерина на Бьюкенена. Напуганный террором большевиков посол Британии отправлял в Лондон панические депеши. В итоге обмен состоялся: 3 января 1918 г. Чичерина выпустили из тюрьмы и выслали из Англии. Как только он приехал в Петроград, большевики отпустили Бьюкенена и персонал посольства.
Литвинов стал «уполномоченным НКИД» не случайно. Сначала англичане послали неофициальную дипломатическую миссию во главе со своим «уполномоченным» Брюсом Локкартом, бывшим британским генконсулом в Москве.
Литвинов в Лондоне сразу стал «расширять окно». Пользуясь своим полудипломатическим статусом (право посылки шифрограмм и дипкурьеров, получения диппочты), уполномоченный предпринял атаку на своего «двойника» – посла «временных» в Лондоне кадета Константина Набокова (родного брата Владимира Набокова, отца знаменитого писателя-эмигранта). Литвинов добился лишения К.Д. Набокова средств дипломатической связи («временному» посольству отключили даже телефоны), а затем на бланке «уполномоченного НКИД» направил в «Банк оф Ингланд» официальное письмо: требую лишить посольство Набокова и военно-закупочную миссию (военный атташат) права распоряжаться денежными суммами, направленными царским правительством в 1914-1917 гг. для закупок оружия, наложив на их счета арест.
И, к великому изумлению уполномоченного, банк такой арест наложил, правда, не дав и Литвинову права распоряжаться этими средствами (совсем как в случае с генералом Подтягиным в Японии в 1925 г.).
«Мы и до настоящего момента чрезвычайно страдаем от этого „ареста“, сопряженного со многими унизительными неудобствами», – жаловался К.Д. Набоков премьеру колчаковского правительства П.Д. Вологодскому 16 февраля 1919 г.
И хотя в 1920 г. Литвинов сидел уже «уполномоченным Совнаркома» в Ревеле, в Лондоне он оставил своих заместителей и всю дипсвязь. Во всяком случае, когда Л.Б. Красину из Лондона надо было 22 октября 1920 г. дать шифрограмму о срочной присылке оценщика алмазов с небольшой партией бриллиантов на продажу, он беспрепятственно послал шифровку в Москву.
Миссия Красина в Лондон в мае-ноябре 1920 г. до сих пор окрашена флером таинственности. Ясно, что он имел поручение расширить «эстонское окно» до «торгового моста» в Европу. Важнейшим результатом этой миссии стало подписание 16 марта 1921 г. там же, в Лондоне, и именно Красиным англо-русского торгового соглашения – фактически первой бреши в «империалистическом окружении».
Без скандалов удалось ему реализовать и бриллианты через присланную из Москвы «оценщицу» Марию Цюнкевич Миссия Красина по своему профессионализму разительно отличалась от аналогичной миссии Л.Б. Каменева в Лондон в январе 1918 г. Ленин поручает Каменеву почти те же задачи – нащупать через Англию пути примирения с Антантой (как раз в это время наступил угрожающий перерыв в брестских переговорах с Германией). Было у Каменева и золотишко. Но вся миссия этого «уполномоченного» кончилась грандиозным скандалом: бриллианты он не продал, а пытался подкупить на них депутатов-лейбористов, контакты не установил и с позором был выслан из Англии. Вдобавок на обратном пути через Швецию и Финляндию попал в руки белофиннов, те упрятали его в тюрьму и только в августе 1918 г. через восемь месяцев после начала своей неудачной миссии, он вернулся в Москву, будучи обмененным на партию заложников-белофиннов. См.: Рупасов А. Чистяков А. Красный «миссионер» // Россия. XXI. – 1996. – № 1-2. – С. 148-158.
Успеху Красина в Лондоне, несомненно, содействовал его образ «технократа», крупного инженера, известного в кругах иностранных специалистов с дореволюционных времен (представитель фирмы «Симменс унд Шуккерт» в Петрограде – это звучит). «Инженерная» репутация и «оборончество» в Первую мировую войну обеспечили Красину отдельные контакты и с представителями белой эмиграции, в частности с Ариадной Тырковой-Вильямс.
Эта «бабушка кадетской партии», которую в России начала века называли «единственным мужчиной в кадетском ЦК», как раз в 1920 г. вернулась с разгромленного деникинского фронта и вместе с мужем, новозеландским журналистом и филологом Гарольдом Вильямсом, писала для английского издательства роман о русской революции За свою долгую, почти столетнюю жизнь (1869-1962) А.В. Тыркова-Вильямс создаст немало литературных произведений. Среди них – двухтомное исследование жизни А.С. Пушкина (1928, 1936 гг.), трехтомные мемуары (1952-1956 гг.), несколько романов, сборники очерков «Старая Турция и младотурки» (1913 г.), неисчислимое количество публицистических статей в русской и зарубежной прессе.
Встреча с Красиным была встречей с человеком «ее круга», но с другой стороны баррикады. Хотя политические позиции двух собеседников были прямо противоположны, объединяло их одно – оба они были людьми действия. А еще – государственниками. Такой, по определению писателя-эмигранта Бориса Филиппова, «консервативный либерализм», идущий, по его мнению, от А.С. Пушкина, сближал Тыркову-Вильямс и Красина. Тем более что в эмиграции уже с осени 1920 г. (война с Польшей была воспринята большинством белых эмигрантов не как революционная, а как национальная война) зарождались семена «сменовеховства», которые расцветут пышным цветом в следующем, 1921 году, с введением нэпа См.: Краус Т. Н.В. Устрялов и национал-большевизм // Россия. XXI. – 1995. – № 11-12; 1996. – № 1-2.
Не во всем Троцкий в характеристике Красина был не прав. Конечно, писал он в 1932 г. Красин «не был пролетарским революционером до конца. Он искал всегда непосредственных решений или непосредственных успехов; если идея, которой он служил, не давала таких успехов, то он обращал свой интерес в сторону личного успеха…» Многие иностранные дипломаты того времени (в частности, министр иностранных дел Италии Сфорца) очень высоко ценили Красина, отмечая в нем «необычное сочетание преуспевающего делового человека Всю войну Красин оставался управляющим петроградским филиалом фирмы „Симменс унд Шуккерт“, не дав ее секвестрировать, как другие немецкие фирмы, царским властям. „Февральская революция, – писал Троцкий в 1932 г. – застала Красина богатым человеком“. На Западе и сегодня бытует мнение о единственном „большевике-миллионере“ в окружении Ленина и неуступчивого революционера».
Троцкий, правда, забыл добавить, что, когда в 1924-1926 гг. он оказался отодвинут сначала «тройкой» (Зиновьев-Каменев-Сталин), а затем «двойкой» (Сталин-Бухарин) от большой политики, единственным человеком, который (во время своих редких наездов из Лондона и Парижа, где он был полпредом СССР) демонстративно садился рядом с Троцким (или напротив) на заседаниях Политбюро, ЦК или Совнаркома, был Красин.
По существу, Красин олицетворял «технократическую» линию внешней и внутренней политики России, он весьма скептически относился к «религиозно-идеологическим» изыскам властей предержащих, будь то православие (при Александре III) или коммунизм (при Ленине). Последнему Красин прямо в лицо говорил, что вся эта коминтерновская идеология «мировой революции» – бред, химера. И не только говорил, но и порой, где мог, отказывался давать из Внешторга и Гохрана валюту (известный инцидент с М.П. Томским, в 1921 г. председателем Туркестанской комиссии ВЦИК и СНК РСФСР, которому в сентябре 1921 г. он не выдал 100 тыс. зол. руб. на «мировую революцию» в Средней Азии).
Как человека делового и организованного, Красина возмущали головотяпство «мировых революционеров» и их абсолютная некомпетентность в вопросах мировой торговли, особенно бриллиантами и художественными ценностями «…До продажи драгоценностей организованным путем мы все еще не доросли, и падение цен, вызванное на рынке бриллиантов более чем неудачной торговлей ими Коминтерном и другими учреждениями, имеет и в будущем под собою достаточные основания» (из письма в Наркомфин 20 марта 1922 г.).
Характерный в этой связи эпизод происходит уже через несколько месяцев после подписания торгового договора с Англией. 30 августа 1921 г. Красин отбивает торгпреду в Эстонии М.М. Литвинову, который начал переговоры с какими-то заграничными жуликами о продаже золота и бриллиантов на 20 млн. ф. ст. категоричную телеграмму: «Я решительно возражаю против продажи ценностей через Ревель. Произведенные продажи сопровождаются для нас крупными убытками, и продолжать подобную растрату казенного добра я не намерен».
