С 1992 г. такие материалы стали появляться и в России, вплоть до публикации карт и схем для студентов о размещении семи советских военных заводов от Москвы до Самары, выполнявших до 1933 г. заказы германских военных.
Однако наиболее фундированными, основанными на архивах РФ и Германии, являются две книги российского дипломата С.А. Горлова Горлов С.А. Совершенно секретно: Москва-Берлин, 1920-1933. Военно-политические отношения между СССР и Германией. – М. 1999. См. также научно-популярное переиздание этого труда: Сергей Горлов. Совершенно секретно: альянс Москва-Берлин, 1920-1933 гг. (военно-политические отношения СССР – Германия). Предисловие В.Г. Сироткина. – М. Олма-пресс, 2001.
Но даже С.А. Горлов не установил, что у истоков этого германо-советского военного сотрудничества 20-х – начала 30-х годов стоял Леонид Красин. Ведь именно он 26 сентября 1921 г. в письме к Ленину («строго секретно, никому копии не посылаются») впервые детально изложил программу этого сотрудничества.
В этом письме – весь Красин с его «втиранием очков всему миру», т.е. в данном конкретном случае Антанте и даже коммерческим германским финансово-промышленным кругам, пекущимся о прибыли: «План этот надо осуществить совершенно независимо от каких-либо расчетов получить прибыль, „заработать“, поднять промышленность и т.д. – писал Красин Ленину. – Тут надо щедро сыпать деньги, работая по определенному плану, не для получения прибыли, а для получения определенных полезных предметов – пороха, патронов, снарядов, пушек, аэропланов и т.д.».
Конечно, для такой грандиозной программы обучения и перевооружения не только рейхсвера, но и Красной армии (а именно эта задача составляла ЯДРО всей программы Красина) нужны большие деньги, причем золотом.
«Алтынники и крохоборы» из немецких гражданских торгашей, задавленные контрибуцией Антанты и смертельно ее боящиеся, таких денег, по мнению Красина, никогда внутри Германии не найдут. Иное дело военные: они жаждут реванша и «освобождения из-под Антанты». Поэтому немецкие генералы и полковники такие деньги найдут, «хотя бы, например, утаив известную сумму при уплате многомиллиардной контрибуции той же Франции» (выделено мною. – Авт.).
Расчет Красина оказался абсолютно точным: 25 сентября 1921 г. у него состоялось в Берлине тайное свидание с тремя представителями рейхсвера – одним из них был кадровый офицер кайзеровской разведки Оскар фон Нидермайер, который уже съездил в июне 1921 г. в Петроград на предмет изучения русских оружейных заводов и их модернизации с помощью Германии.
Ленин одобрил план Красина, дополненный идеей Чичерина обеспечить военному сотрудничеству дипломатическое прикрытие (им станет германо-советское сепаратное соглашение в Рапалло 16 апреля 1922 г. выдержанное в духе дополнительного финансового протокола, подписанного 27 августа 1918 г. в Берлине, одним из авторов которого был как раз Красин), и даже намеревался заключить такую сделку с рейхсвером еще в январе-феврале 1922 г. для чего в Берлин была направлена целая бригада в составе Карла Радека, Красина и Раковского (на месте к ним присоединился полпред Н.Н. Крестинский). Но все дело испортил длинный язык Радека, который, как мы увидим ниже, не только оскорбил министра иностранных дел Веймарской республики Вальтера Ратенау, но еще и проболтался о некоем сепаратном соглашении с Германией в интервью французской газете «Матэн», что вызвало возмущение Чичерина и распоряжение Ленина от 21 февраля 1922 г. Сталину отстранить Радека от дипломатической работы.
В итоге Радека в Геную не пустили, и секретная военная конвенция, как и ее дипломатическое прикрытие – Рапалльский договор, была заключена без него. Разумеется, в тексте «дипломатического прикрытия» ничего не говорилось о секретном военном сотрудничестве: лишь в статье 4 Рапалльского договора содержалось глухое упоминание о «доброжелательном духе», с которым оба правительства будут «взаимно идти навстречу хозяйственным потребностям обеих стран».
Таким образом, благодаря Красину советская дипломатия «убила» сразу несколько «зайцев». Во-первых, на немецкие деньги начала уже с середины 20-х годов модернизировать военную промышленность, особенно важную в условиях военной реформы РККА (сокращение контингента в десять раз, переход на мобилизационный принцип подготовки, ставку на технические рода войск – танки, авиацию, химвойска).
Во– вторых, Рапалльское «прикрытие» стало моделью «нулевого варианта» решения спорных финансово-экономических вопросов: обе страны отказывались от взаимопретензий по государственным и частным долгам, включая отказ от компенсации за национализированную в Советской России германскую собственность.
Новый брест-литовский мир России и Германии существенно усилил позиции советских дипломатов на генуэзско-гаагских переговорах 1922 г. с Антантой, приблизив полосу дипломатического признания СССР.
И здесь трудно переоценить персональные усилия Красина как полпреда Советской России в Лондоне и Париже.
***
Англо– советский торговый договор от 16 марта 1921 г. открыл так называемую «полосу дипломатического признания СССР» и проложил дорогу к первой широкомасштабной встрече «капиталистического» и «коммунистического» миров в Генуе на знаменитой конференции (10 апреля -19 мая 1922 г.).
Идею такой встречи с осени 1920 г. вынашивал Красин. Он неоднократно писал и говорил об этом Ленину. Последний колебался – в нем доктринер боролся с прагматиком. Наконец к началу 1921 г. «вождь мирового пролетариата» решился.
В марте 1921 г. происходят три важнейших события:
– 8-16 марта в Москве проходит Х съезд РКП(б), на котором Ленин провозглашает «коренную перемену всей нашей точки зрения на социализм» – поворот к нэпу;
– 16 марта Л.Б. Красин подписывает упомянутый выше торговый договор с Англией – первое нэповское соглашение с великой иностранной державой;
– 18 марта А.А. Иоффе подписывает в Риге мирный договор с Польшей, который де-факто присоединял Советскую Россию к «версальской системе» договоров о послевоенных границах.
В октябре 1921 г. Г.В. Чичерин рассылает по столицам европейских государств и в США дипломатический циркуляр о готовности советского правительства обсуждать проблему государственных «царских долгов» (до 1914 г.) на любой предстоящей встрече с Западом.
Вся эта серия дипломатических соглашений и заявлений создает почву для организации первого, как бы сказали сегодня, «саммита» Восток-Запад.
В январе 1922 г. получена первая реакция с Запада: Верховный совет Антанты с участием наблюдателей от США и Германии на своем заседании в Каннах (Франция, 6-13 января) в принципе одобрил возможность такого «саммита» при условии, что большевики согласятся обсуждать проблему компенсации национализированной в 1918-1920 гг. иностранной собственности и выплаты царских долгов. Соответствующее послание было утверждено Верховным советом и отправлено в Москву. 25 февраля 1922 г. Англия и Франция окончательно определили место и время встречи (Генуя, апрель) и тему конференции – исключительно «русский вопрос».
Обе стороны начали лихорадочную подготовку к конференции. 20-28 марта 1922 г. в Лондоне собрались западные эксперты, для того чтобы окончательно установить сумму валютных претензий к советским республикам (в 1922 г. это РСФСР, УССР, БССР, Грузия, Армения, Азербайджан, Бухара, Хорезм и Дальневосточная республика – все они 22 февраля делегировали свои полномочия представителям РСФСР).
Эксперты Запада рекомендовали: все займы и кредиты с момента начала Первой мировой войны с РСФСР и других советских республик списать, но зато «повесить» на них не только «царские», но и «колчаковские», «деникинские», «врангелевские», «семеновские» и прочие долги (не было лишь долгов батьки Махно и других «зеленых» атаманов, да и то по причине отсутствия документов). Само собой, вся иностранная собственность должна быть возвращена владельцам или их потомкам, на худой конец – выплачена валютная компенсация.
Большевики тоже не лыком были шиты и помимо теоретических установок Ленина к Генуе разработали стратегию переговоров:
– выйти единым фронтом советских республик (не допустить брестского раскола 1918 г. когда украинцы пошли в одну сторону, а русские – в другую; такая угроза могла возникнуть и в Генуе: предсовнаркома и наркоминдел УССР Х.Г. Раковский намеревался было потребовать у Германии компенсацию за разграбление Украины в марте-ноябре 1918 г.) и лимитрофов. Пролетарские республики сплотили 22 февраля, а лимитрофов (Эстонию, Латвию, Польшу) объединили 30 марта 1922 г. в Риге, подписав с ними протокол о согласовании позиций и «едином фронте» в вопросе дипломатического признания будущего СССР;
– срочно создать финансовую комиссию из «спецов» по долгам царского и Временного правительств, а также по «военным долгам» Запада (ущерб от иностранной интервенции 1918-1922 гг.); всего насчитали по «царско-временным долгам» 18 496 млн. зол. руб. а по «военным» в 2 раза больше – 39 млрд. Именно с учетом предстоящей в Генуе встречи с «империалистами» (а разговоры об этом велись весь 1921 г. сразу после подписания англо-русского торгового договора) и была создана та самая комиссия при СТО по золотому фонду, которая провела тотальную инвентаризацию хранения и движения золотого резерва с ноября 1917 г. по конец 1921 г. установив, что к началу 1922 г. РСФСР располагает следующими ценностями:
