Каким-то невежливым тоном он спросил, где комендант, почему его нет здесь, на вилле. Понимая, что вижу перед собой не кого-нибудь, а сына нашего Великого вождя, я как-то растерялся и сказал, что комендант ждет генерала в комендатуре. В ответ на это Василий Сталин произнес что-то вроде "мог бы и здесь встретить".
Что-то он сказал одному из своих офицеров, тот подал видимо условленный ранее знак, и несколько легковых машин вырулили по направлению к выезду с территории виллы. Мне было приказано снова сесть в головную машину (мой «опель», естественно, опять замыкал колонну), и мы выехали. Офицеры, дежурившие на вилле, по телефону сообщили в комендатуру о нашем отъезде.
Вскоре мы остановились перед входом во двор комендатуры, где в ожидании гостя уже стоял полковник Борисов со своими заместителями. Встреча со стороны показалась теплой и сердечной, а может, такой она и была на самом деле. Все поднялись на второй этаж — Сталин и его жена (дочь маршала Тимошенко Екатерина), за ними довольно грузный подполковник и их личный врач в штатском. Группу замыкал небольшого роста старший лейтенант.
Вместе с ними вошли в кабинет коменданта его заместители полковники Пинчук и Труфанов, начальник политотдела полковник Виноградов. Я остался у дверей (мало ли какая команда последует). Буквально через несколько минут из кабинета вышел тот самый старший лейтенант и попросил показать туалеты, мужской и женский. Обследовал их он долго, видимо очень тщательно, потом зашел снова в кабинет и через минуту вышел.
О чем шел разговор в кабинете Борисова, я не знал, но начальник политотдела Виноградов (однофамилец нашего штрафбатовского агитатора) вышел и срочно разослал своих офицеров
(и офицеров батальона охраны, вызванных в комендатуру к тому времени) по культурно-увеселительным местам города: в варьете, театр балета и в цирк, потому что Василию Сталину они были предложены в качестве объектов культурной программы. Он выбрал цирк и поехал туда с полковником Пинчуком, женой, личным врачом и тем самым тучным подполковником. Мне и еще одному офицеру было приказано сопровождать и охранять их.
В цирке, как и в других культурно-развлекательных учреждениях Лейпцига, всегда были забронированы ложи для нужд коменданта города. Одну из лож заняли почетные гости: в первом ряду разместились генерал Василий, его жена и полковник Пинчук, а позади них тот самый таинственный тучный подполковник и врач. Мы разместились рядом, в соседней ложе, причем сели так, что меня от главного гостя отделял только невысокий барьер с подлокотником.
Первое отделение циркового представления с гимнастами, борцами, акробатами, жонглерами, силовиками и клоунами, работавшими в непривычной для нас манере немецкого плоского, пошлого юмора, гости смотрели, как мне показалось, без особого интереса. Когда первое отделение закончилось и служители стали устанавливать на арене оборудование для аттракционов с хищниками, Василий вдруг схватил Пинчука за руку и говорит: "Веди меня к зверям, хочу посмотреть на них до выхода на арену". Пинчук вроде бы пытался, хоть и не очень решительно, остановить генерала, ему было неудобно: ведь и коменданта, и его замов население города знало и относилось к ним с уважением. Но остановить гостя ему не удалось, и вот так, за руку поплелся он вслед за генералом через еще не огороженную часть арены. За ними сразу же последовал и тот тучный подполковник.
Когда они возвращались, ограждение уже было установлено и им пришлось идти непосредственно вблизи зрителей-немцев, занимающих места в первых рядах. Заметно было их удивление беспардонностью генерала и одного из заместителей коменданта.
Но вот началось второе отделение с участием зверей. Они, оказывается, не учли, что в ближней ложе сидят именитые гости и вели себя несдержанно, так что служителям арены требовалось оперативно засыпать опилками или песком то, чем некоторые из животных нечаянно отмечали свое пребывание здесь. Конечно же, «аромат» этих отметин не могли нейтрализовать ни опилки, ни песок, и он достигал обоняния гостей. Врач передал жене Василия несколько мандаринов, и она, очищая их, чтобы ароматными дольками заглушить неприятные запахи, бросала корочки через плечо назад, а там услужливо их ловили и врач, и этот солидный подполковник. Естественно, что какая-то часть зрителей смотрела уже не на арену, а на гостевую ложу. Нам стало стыдно. Утешала только мысль, что немцы не знали, что этот генерал — сын Великого Сталина, победившего гитлеровскую Германию.
После цирка полковник Пинчук уехал с гостями на виллу, где их уже ждал комендант Борисов. Мне не нужно было туда ехать и я не был свидетелем того, как генерал Василий, увидев там обильный стол, накрытый в его честь, сказал полковнику Борисову: "Ешьте и пейте это сами. А мне покажите комнату, где я могу поужинать и отдохнуть". Оказывается, эти большие фургоны были его походной кухней и рефрижератором. Он возил за собой поваров и официантов, а также московские продукты и напитки.
В дальнейшем обеспечении программы пребывания генерала Сталина в Лейпциге я не участвовал, знаю только, что он провел в городе два дня.
Вскоре, как я уже говорил, меня перевели в комендатуру небольшого городка Дебельн.
Служил я в Дебельне недолго. Оказалось, недалеко от него проходил службу водителем у командира полка гвардейских минометов ("катюш") брат Риты Станислав, и нам удавалось довольно часто встречаться либо у нас, либо на квартире у командира полка майора Гиленкова, с которым у нас сложились добрые отношения.
В декабре 1947 года пришел приказ коменданта округа полковника Литвина о переводе меня в Союз "по плановой замене". И вскоре уже знакомый поезд «Берлин-Москва» уносил нас на восток, на родную землю Советского Союза.
В Москве наши пути с мамой Риты, Екатериной Николаевной, разошлись: мы оставались в Москве ждать нового назначения, а она поехала в Ленинград, свой родной город.
Началась наша новая жизнь и продолжилась моя военная служба уже на Советской земле, еще далеко не залечившей раны войны, не залатавшей все дыры в экономике. В этой жизни было много интересного и неожиданного. Мне тоже судьба приготовила немало встреч с разными людьми, о чем я постараюсь кратко рассказать в следующей главе.
Здравствуй, Родина! Издержки денежной реформы. В резерве округа в Москве. Назначение с понижением. Косая Гора под Тулой. Рождение Александра II. Извилистый путь в военную Академию. Диплом с отличием. Войска "Дяди Васи". Прикарпатье, 38-я армия и ее генералы. Снова Дальний Восток, Уссурийск. Незабываемые встречи. Харьков, Вьетнам. Финал службы. Развал СССР
Наш переезд в Советский Союз был настолько радостным событием, что нас даже не озаботило то, что по расписанию мы пересекли границу СССР вечером, накануне Нового, 1948-го, года. Это совпадение мы все считали добрым знаком, даже не представляя себе сложностей, которые могут возникнуть у нас в связи с завершением проводимой в Советском Союзе первой послевоенной денежной реформы. В пограничный Брест, тот самый Брест, при освобождении которого три года тому назад наш штрафбат понес большие потери, мы прибыли с небольшим опозданием, когда до завершения обмена денег, выданных нам по месту службы, на новые (из расчета десять старых рублей на один новый) оставалось всего два часа. За это время мы, до наступления Нового года, должны были успеть произвести обмен денег.
Нам указали, где находится обменный пункт на вокзале, а там у касс скопилась такая очередь, что нам сразу объяснили, что сумма, которую мы сможем обменять, будет заметно ограничена.
В общем, наши не такие уж тугие кошельки стали совсем тощими. Однако несмотря на эту неприятность, вернувшись в свои вагоны, мы все же отметили возвращение на Родину и так удачно совпавшее с этим важным для нас событием наступление Нового года!
И поезд точно по расписанию, ровно в полночь, отправился со станции Брест, и наши бокалы с вином в честь Нового года звенели под лязг буферов трогающегося поезда. Почти не отрываясь от окна, смотрели и смотрели мы в эту первую ночь на наше родное небо с, казалось, несравнимо более крупными и значительно более яркими звездами, чем там, на чужом и все удаляющемся от нас Западе. Днем нас нельзя было оторвать от созерцания родных пейзажей, встречающих и провожающих наш поезд раскрасневшихся от мороза станционных работниц, заменивших своих мужей, братьев, в большинстве не вернувшихся с войны. И как прелестны были юные девушки в железнодорожной форме, хотя и бедно одетые. Куда там до них хваленым полькам, а тем более немкам. Смешанное чувство радости от возращения на Родину и печали от расставания с друзьями владело нами.
Наконец, Москва. Хорошо, что у Риты оказались здесь добрые дальние родственники, и мы нагрянули к ним на недельку, как рассчитывали, до получения нового назначения. А прожили там около трех месяцев, так как Отдел кадров Московского военного округа будто нарочито долго подыскивал мне должность. По тогдашним правилам, более чем двухмесячное нахождение в резерве без должности влекло прекращение выплаты денежного содержания, и мы вынуждены были, чтобы прожить с семьей в послереформенной Москве, сдавать в скупочные магазины фактически за бесценок почти все немногое, что привезли. Я постепенно становился все менее разборчив в предлагаемых мне должностях и уже согласен был на любую. Вот, когда я «дозрел»: будучи майором, дал согласие на должность старшего лейтенанта в Косогорский райвоенкомат Тульской области в подчинение, как оказалось, к капитану, просидевшему всю войну в тылу.
