Наконец, Москва. Хорошо, что у Риты оказались здесь добрые дальние родственники, и мы нагрянули к ним на недельку, как рассчитывали, до получения нового назначения. А прожили там около трех месяцев, так как Отдел кадров Московского военного округа будто нарочито долго подыскивал мне должность. По тогдашним правилам, более чем двухмесячное нахождение в резерве без должности влекло прекращение выплаты денежного содержания, и мы вынуждены были, чтобы прожить с семьей в послереформенной Москве, сдавать в скупочные магазины фактически за бесценок почти все немногое, что привезли. Я постепенно становился все менее разборчив в предлагаемых мне должностях и уже согласен был на любую. Вот, когда я «дозрел»: будучи майором, дал согласие на должность старшего лейтенанта в Косогорский райвоенкомат Тульской области в подчинение, как оказалось, к капитану, просидевшему всю войну в тылу.
…Добрались мы до Косой Горы. Жилья нет. Поселились на квартире у военкоматовского конюха, пока нам на троих не выделили комнатушку метров в восемь в общей квартире с печкой, топившейся малокалорийным, но многозольным углем с тульских шахт. Эта «квартира» находилась рядом с Косогорским металлургическим комбинатом, постоянно извергавшим из своих труб и домен неимоверное количество дыма и копоти, из-за которых нам, а особенно маленькому Сереженьке, иногда нечем было дышать. Да и вторая беременность Риты стала вследствие этого протекать сложнее. И я принял решение отправить их в Ленинград, к уже устроившейся там в своей старой маленькой квартирке маме и бабушке.
Вскоре, ближе к лету, я выпросил себе отпуск и впервые приехал в Ленинград, город Петра, город Ленина, Октябрьской революции, город-герой. Он потряс меня своей красотой и, как раньше мои женщины сравнивали Лейпциг с городом на Неве, так теперь я сравнивал его с далеким уже Лейпцигом, и на каждом шагу убеждался в том, что Лейпцигу далеко до Ленинграда.
Вот в этом городе-красавце и родился наш второй сын. Рита захотела назвать его Александром. Я не возражал, пусть будут у нас в семье Александр I и Александр II! (Между прочим, когда Саша вырос и женился, первенца они тоже назвали Александром. Это уже был Александр III!)
В отличие от Сережи, Саша родился полновесным и «полнометражным». Рос быстро и, забегая вперед, скажу, что рост его со временем превзошел и Сережин, и мой — дорос он до 184 см. Был он физически крепким и с возрастом проявлял все более разносторонние способности. И получилось, как тогда модно было делить всех на «физиков» и «лириков», вырос он в отличие от Сергея «лириком». Не зная нотной грамоты, овладел игрой на многих музыкальных инструментах, включая пианино, кларнет, саксофон, гитару. Сумел создать вокально-инструментальный ансамбль (а тогда они были в моде), разъезжал с гастролями по Северу. Он к тому же еще поэт и бард. Закончил успешно в Харьковском университете факультет иностранных языков, по специальности английский язык, овладел этим языком в совершенстве, выработал свою методику его изучения, защитил диссертацию, стал доцентом, заведовал кафедрой иностранных языков в одном из технических вузов, издавал и был главным редактором всеукраинского журнала на английском языке. Правда, по сравнению со своим старшим братом Сергеем, отличавшимся особой аккуратностью и строгой обязательностью, Саша не обладал в достаточной мере этими качествами.
Сергей тоже вырос физически крепким, сильным, любителем пеших путешествий (начинал с Уссурийской тайги и Тихоокеанских берегов Дальневосточного Приморья, а потом исходил все Черноморское побережье Крыма и Кавказа с палаткой и примусом). Работать стал с 15 лет молотобойцем. После окончания физмата и службы в армии уже более 30 лет работает учителем физики. Увлекается народной медициной и нетрадиционными методами лечения. На профессиональном уровне овладел фото- и видеосъемками. В общем, «физик».
Но все это потом, с годами. А тогда, после окончания моего отпуска, отвез я их всех к себе на Косую Гору, в ту самую каморку. И вот в этой комнатушке, где некуда было даже поставить кроватку для младенца, наш Сашенька спал… в чемодане. А однажды ночью крышка его захлопнулась и он чуть не задохнулся в нем. Хорошо, что Рита проснулась вовремя! Здесь мы и прожили до 1950 года, пока я не поступил в военную академию.
А на Косой Горе нам повезло в том, что Рита, периодически бывая в Туле "по продовольственному вопросу", случайно встретила на улице нашего фронтового друга Жору Сергеева, бывшего неоднократно моим заместителем в боях. Так что связь наша восстановилась и не прерывалась до самой кончины Жоры в 1974 году.
В Ленинградскую же Военно-транспортную академию поступил я необычным путем.
Но немного предыстории.
В косогорском военкомате я ведал учетом офицеров запаса. Работы было много, шло постепенное сокращение армии — это мы, военкоматовские работники, чувствовали по все большему притоку на учет офицеров, уволенных в запас. И что меня больше всего волновало — боевые офицеры, не имеющие гражданской специальности, шли на самые непрестижные должности — сторожами, дворниками, а то и, несмотря на тяжелые ранения, на самые тяжелые работы навалоотбойщиками в угольные шахты под Тулой. Помню даже случай, когда подполковник, бывший начальник связи корпуса, большой специалист-практик, но не имевший по этой отрасли специального образования, едва смог устроиться дежурным телефонистом в какую-то контору.
Проработал я в военкомате почти два года, и во мне созрело решение во что бы то ни стало поступить учиться в такую военную академию, которая бы давала специальность, нужную "на гражданке". А то ведь, неровен час, уволят из армии, а кто я? Командир штрафной роты? И кому я нужен буду? И подал я рапорт в Военно-юридическую академию (Москва).
Тогда предварительные вступительные экзамены во все военные академии проходили при штабах округов, и их результаты рассматривали общие мандатные комиссии. А Военно-юридическая академия прельстила меня тем, что не нужно было сдавать экзаменов по математике, которую я за время войны, и особенно после ранения в голову, основательно подзабыл. И поехал я в феврале 1950 г. в Москву на экзамены.
Все положенное по программе сдал сравнительно успешно, хотя и не без трудностей. На заседание мандатной комиссии при штабе Московского военного округа, состоящей в основном из генералов и полковников, явился в новом кителе, со всеми орденами и медалями. Как только я доложил, что я кандидат в юридическую академию, вся комиссия подняла меня на смех: "такой боевой офицер — и не в академию имени Фрунзе!". На мой довод о том, что общевойсковая академия не дает гражданской специальности, один генерал даже стал подтрунивать: "Давай тогда уж лучше в ветеринарную! Все равно свои командирские погоны сменишь на узенькие (тогда медикам, ветеринарам и юристам было положено носить узкие погоны), зато кобылам клизмы научишься ставить, на гражданке пригодится!"
И все стали меня уговаривать поступать в Военную академию им. Фрунзе, мол, мы тебе зачтем и недостающий экзамен (по тактике и полевому уставу). Я снова проявил упорство, и тогда они заявили мне: "Не проходишь по конкурсу". Видно, в юридическую было много кандидатов, а во Фрунзенскую — недобор.
Вот так, несолоно хлебавши, я вернулся на свою Косую Гору! Но решение во что бы то ни стало поступить хоть в какую-нибудь военную академию, дающую гражданскую специальность, не оставляло меня, и, к неудовольствию военкома, я выпросил себе отпуск и уже в июне поехал в Ленинград, где было много академий.
Военно-морскую я сразу исключил (плавать-то я не умел), артиллерийскую тоже (специальность чисто военная) и поехал в Академию связи имени Буденного. Там мне отказали, но посоветовали обратиться в Военно-транспортную, где открывался новый факультет и мог быть недобор.
Когда в приемной комиссии меня стали расспрашивать о службе, я понял, что чем-то заинтересовал их, и, еще не зная, на какие факультеты будут набирать, стал упирать на то, что я из семьи потомственных железнодорожников, что и дед, и отец, и мать, и братья мои работали на железной дороге. А закончить 10 классов фактически помог мне тогдашний Нарком путей сообщения Каганович, чье имя носит избранная мною академия. Поступить же в Новосибирский военный институт инженеров железнодорожного транспорта мне помешала война, и сейчас надеюсь на исполнение этой моей мечты, поступив на факультет железнодорожного транспорта академии.
Столь страстную тираду собеседник мой с явным сожалением прервал, сообщив, что на факультеты, имеющие отношение к железной дороге, набор завершен, а вот на инженерно-автомобильный еще есть возможность поступить. Куда девался мой железнодорожный патриотизм! Я сразу же согласился, чему, кажется, обрадовался и мой собеседник. Через несколько дней я, счастливый, с документами о том, что зачислен кандидатом в слушатели и обязан явиться к установленному сроку для сдачи конкурсных вступительных экзаменов (минуя окружные предварительные), мчался в свой военкомат.
