заменил либеральное министерство реакционным (Бранденбург—Мантейфель) и уже готовился распустить учредительное собрание, Якоби был избран в члены той депутации, которую собрание послало к королю с адресом протеста. Король прочел адрес и, ничего не ответив, повернулся, чтобы выйти из залы. Тогда Якоби бросил ему вдогонку негодующий возглас: «Несчастие королей в том, что они никогда не хотят выслушать правду!» Однако и в «дарованной» королем конституции, изданной после роспуска учредительного собрания (5 декабря 1848), сохранилась упомянутая основная статья о равноправии. За это формальное возвращение отнятых элементарных прав евреи платили изъявлением прусского патриотизма. Когда в Познанской области поднялось сепаратистское движение среди поляков, местные евреи отказались от участия в восстании с целью отделения польской провинции, заявив: «Мы пруссаки и не желаем польщизны»! За эту тактику они подвергались жестоким преследованиям со стороны поляков. А между тем до осуществления данного на бумаге равноправия в Пруссии было еще далеко.
Формально конституционное равноправие установилось в 48-м году почти во всех государствах Германии, даже в таких отсталых, как Саксония и Мекленбург. Формально прекратилась и еврейская неволя в вольных городах, Гамбурге и Франкфурте. Но фактически евреи воспользовались тотчас после революции только парламентским избирательным правом, выжидая отмены различных гражданских ограничений от специальных законодательных актов. Получилось такое положение, что в то время, когда еврейские депутаты заседали в парламентах, еврейское население томилось еще под гнетом старых ограничений в элементарных гражданских правах [38].
Наиболее упорствовала в поддержании старого порядка Бавария, крупнейший после Пруссии центр еврейства. В этой стране умудрились спасти еврейское бесправие от потопа революции. Королевская прокламация 6 марта 1848 года, выпущенная в момент подъема революционной волны, обещала среди всяческих гражданских свобод и «улучшение» гражданского положения евреев. Слово «улучшение», употребленное вместо слова «равноправие», внушило баварским евреям тревогу, и они стали штурмовать петициями новую палату депутатов. 13 марта еврейская община города Бамберга обратилась к палате с адресом, в котором говорилось, что обещанное королем «улучшение» не может устранить «все несправедливости, под гнетом которых мы стонем», что «только полное уравнение евреев с христианскими гражданами соответствует высокому полету нашего времени»; петиционеры выразили надежду, что в палату будет внесен законопроект о равноправии, и кончили свой призыв к палате словами: «Только без полумер!» Длинную петицию в палату депутатов прислала старейшая община Фюрта (23 марта). «Неужели, — вопрошали авторы петиции, — одна Бавария не сделает того, что уже сделано во многих просвещенных государствах, что сейчас совершается в Бадене, что король Пруссии только на днях совершил одним росчерком пера? Две недели назад конституционный министр внес в палату депутатов законопроект о прессе в следующей лаконической форме: отныне пресса свободна, цензура навсегда упраздняется. Подобный же, отнюдь не более многословный, законопроект нужен для упорядочения нашего гражданского положения: отныне пользование всеми гражданскими и политическими правами, при исполнении всех гражданских обязанностей, признается независимым от вероисповедания граждан; все доныне существующие исключительные законы отменяются» ... Либеральное настроение момента сказалось в том, что и магистраты главных городов Баварии (Мюнхен, Бамберг, Нюрнберг, Вюрцбург) обратились к королю и палате депутатов с адресами, в которых поддерживали петиции евреев. Все эти усилия, однако, пропали даром. 1848 год был для баварских евреев, по выражению местного летописца, «бурным, но не весенним годом». Палата депутатов вовсе не обсуждала еврейского вопроса. Королевское обещание «улучшения», данное в момент испуга власти, было забыто, тем более что давший его король Людвиг вскоре отказался от престола в пользу своего сына Максимилиана II, который не был связан вынужденными обещаниями. Единственный выигрыш для баварских евреев от эры свободы заключался в том, что двое депутатов из их среды были избраны в новый ландтаг, созванный в 1849 г. Но политическим десертом нельзя было утолить гражданский голод; избирательное право евреев только резче оттеняло их гражданское бесправие.
§ 35. Контрреволюция 50-х годов
Бурное освободительное движение 1848 года улеглось; «весенний год» стал уже именоваться «безумным годом» («das tolle Jahr»). Перепугавшиеся сначала германские правители стали приходить в себя и подумывать о том, как бы отнять у «неприятеля» — народа сделанные ему в момент испуга уступки или, по крайней мере, сократить их. Феодально-юнкерская партия подняла голову, готовая по зову правителей «раздавить каналью», демократию. Уже в 1849 г. черный лик реакции показался на потускневшем фоне освободительного движения. Франкфуртский парламент был обессилен и затем разогнан, а на его месте водворился старый Союзный Сейм, Бундестаг; союз народов уступил место союзу правительств. Франкфуртская декларация прав — «Основные права германских граждан» — была отменена (август 1851). Под знаком темной реакции наступили 50-е годы. И жертвою ее явились также евреи, которым бюрократия мстила уже за то, что они выиграли от побед либерализма, хотя выигрыш был более бумажный, чем действительный.
В Пруссии скоро расправились с либеральной конституцией. Прежде всего изменили избирательный закон: ввели ту трехклассную цензовую избирательную систему (1849), которая надолго обеспечивала в ландтаге перевес консервативным или «умеренным» элементам и ограничила доступ туда еврейским депутатам. В обеих палатах ландтага послышался давно заглохший лозунг «христианского государства». В палате господ поднят был вопрос о необходимости оговорить в конституции, что христианская религия должна первенствовать во всех государственных учреждениях; это предложение защищал известный идеолог консерватизма, бывший еврей, профессор Шталь (выше, § 15). В палате депутатов правые, в союзе с министерством Мантейфеля, горячо поддержали это предложение. Результатом этих усилий было то, что в «исправленную» конституцию 31 января 1850 г. была включена статья 14-я, гласившая: «Христианская религия должна лежать в основе тех государственных учреждений, которые связаны с религиозным культом, без ущерба, однако, для религиозной свободы, предоставленной статьею 12-ю». На деле оказалось, что творцы этой вставки имели в виду именно ослабить действие либеральной 12-й статьи конституции, где говорилось, что пользование гражданскими и политическими правами не зависит от вероисповедания. Министр юстиции объявил, что еврей не может быть членом суда, так как он по совести не может приводить тяжущихся к христианской присяге; кроме того, ведомство юстиции не допускало евреев с юридическим образованием к государственным экзаменам, дающим право на вступление в сословие адвокатов. Министерство просвещения не принимало евреев на учительские должности в гимназиях и народных училищах, так как это противоречит христианско-конфессиональному характеру государственной школы. Исключения допускались только в отдельных, очень редких случаях.
В 1851 т. правительство сделало следующее общее разъяснение: «Хотя (по смыслу конституции) исповедующие иудейскую религию не могут быть ограничены в приобретении знаний, дающих возможность занимать всякого рода государственные должности, тем не менее это еще не дает им права на
