Узников Освенцима гнали к Рейху двумя основными маршрутами. Один из них шел на северо-запад через Миколув, меньше чем в пятидесяти километрах от железнодорожного узла в Гливице; второй – строго на запад, приблизительно в 60 километрах от станции Водзислав-Сленски. Но мучение для выживших узников там не заканчивалось: их грузили в товарняки, отправлявшиеся в лагеря Германии и Австрии. Иби с сестрой завели на открытую железнодорожную платформу, покрытую примерно «полуметровым слоем снега». Заключенных набивали в поезд в таком количестве, что зачастую им даже сесть было негде.
Моррис Венеция7, бывший член зондеркоманды в Освенциме, тоже ехал на этом поезде. Он оказался одним из немногих, кому удалось найти сидячее место на открытой товарной платформе. Но он до сих пор помнит пронизывающий холод, падающий на него и товарищей по несчастью снег, и постоянную необходимость сбрасывать с платформы трупы по мере того, как люди умирали от ужасных условий. Он также вспоминает еще один аспект той поездки, даже более поразительный: совершение убийства.
На платформе вместе с Моррисом и другими узниками находился заключенный-немец, который отчаянно пытался сесть, ведь он очень долго простоял в снегу. И он заключил с Моррисом сделку – или, скорее, думал, что заключил: в обмен на несколько сигарет он посидит, а Моррис постоит. Моррис встал, взял сигареты и стал курить, а немец мешком осел в углу платформы. Приблизительно через десять минут, когда Моррис закончил курить, он велел немцу встать. Тот отказался. «И вот, что я сделал, – говорит Моррис. – Мы с друзьями просто сели на него сверху. И [приблизительно] через полчаса или час он задохнулся, и мы сбросили его с платформы. Никаких проблем. Мы радовались, что убили немца».
Даже сегодня Моррис не испытывает «никаких проблем» в связи с тем, что убил этого немецкого заключенного. Не имело значения, что погибший, был таким же узником Освенцима. Все, что имело значение, – это язык, на котором он говорил: «Я был счастлив. Они [немцы] убили всю мою семью, тридцать или сорок человек, и я убил одного немца. Ха! Какие пустяки. Если бы я мог убить сотню, я бы радовался, потому что нас они уничтожили полностью». Независимо от того, какие вопросы ему задают на этот счет, Моррис не способен увидеть различия между немцами, которые управляли Освенцимом, и немецким заключенным, убитым на платформе для перевозки скота той ледяной зимней ночью в Польше. «В любом случае, – говорит он, – я просто хотел сесть, потому что устал. Почему он должен жить – только потому, что дал мне две или три сигареты? Он не хотел вставать, поэтому мы сели на него, и он скончался – все просто». Отсутствие каких-либо переживаний у Морриса Венеции по поводу заключенного-немца, которого он и его товарищи убили во время поездки на запад, несомненно, лишний раз напоминают о низком уровне морали в лагере, и о том, что каждый узник часто был вынужден ставить во главу угла собственное выживание.
Пунктом назначения для приблизительно 20 тысяч заключенных Освенцима стал концентрационный лагерь Берген-Бельзен в Нижней Саксонии. Как указано в Главе 5, сегодня Берген-Бельзен пользуется дурной славой, прежде всего из-за душераздирающего фильма, снятого там после освобождения лагеря англичанами 15 апреля 1945 года. Отвратительные изображения истощенных тел и ходячих скелетов потрясли мир, и это справедливо. Но они также создали имидж лагеря, который не отражает его оригинальный замысел, и исподволь фильм только усиливает путаницу, существующую в умах многих людей в отношении различий между концентрационным лагерем и специализированным лагерем смерти.
В самый момент создания, в 1943 году, Берген-Бельзен предназначался для «привилегированных» евреев, которых предполагалось держать в качестве заложников. Однако уже весной 1944 года он принял на себя иную функцию. Сюда начали отправлять заключенных, считавшихся неспособными выполнять полезную работу. Эти заключенные испытывали в Бергене-Бельзене ужасные страдания, и особо жестокое обращение их ожидало со стороны немецких капо. Среди предпосылок преобразования Берген-Бельзена в то поистине ужасное место, которое Западные союзники освободили весной 1945 года, можно, среди прочих, назвать и следующие три фактора: назначение Йозефа Крамера на должность коменданта лагеря в декабре 1944 года; решение отменить все «привилегии», возможно, существовавшие в лагере для «евреев для обмена»; и поток заключенных-участников маршей смерти в начале 1945 года. Понять масштабы изменений в Берген-Бельзене можно, если просто посмотреть на цифры: в конце 1944 года здесь находилось приблизительно 15 тысяч узников; в апреле 1945 года, когда лагерь освободили англичане, количество узников составляло 60 тысяч. Немцы не прилагали фактически никаких усилий, чтобы разместить или накормить этот массовый приток заключенных.
Однако, как и всегда в истории, статистические данные мало помогают понять, что пережил каждый конкретный человек. Понять это можно, лишь слушая истории из жизни, как истории Алисы Лок Каханы и ее сестры Эдит, находившихся в Берген-Бельзене в апреле 1945 года. Раньше они считали, что жизнь в Освенциме находится на пределе человеческих возможностей, но тут все оказалось гораздо хуже. Алиса и Эдит прибыли в лагерь, когда там разразилась эпидемия тифа, не обошедшая стороной ни один барак. Перенаселенность означала, что не было ни свободных коек, ни вообще, практически, свободного места для новоприбывших. Не было еды, почти не было воды. Фактически, узников Освенцима загнали в ограниченное пространство и оставили умирать. В последующие несколько недель многие потеряли способность рассуждать здраво. «Не хватает слов, чтобы описать Берген-Бельзен», – говорит Алиса. Каждую ночь капо, спавшая возле них, «приходила в бешенство» и била ногами Алису и ее сестру. Бараки были недостроены, а то, что успели возвести, разваливалось: «Когда нужно было пойти в ванную, приходилось переступать через людей. В коридоре были такие трещины в полу, что кое-кто туда даже проваливался». День и ночь они слышали крики: «Мама, воды! Мама, воды!»
Рене Саль8 была еще одной узницей Освенцима, оказавшейся в Берген-Бельзене. В 1945 году ей исполнилось 16 лет. И ее первое впечатление о лагере, после того как ее прогнали по дороге, заваленной телами из предыдущего транспорта, было картиной ада: «Мы увидели ходячие скелеты: их руки и ноги походили на спички, а из-под истончившейся кожи выпирали кости. Ужасное зловоние, исходившее из лагеря, просто невозможно описать. Создавалось впечатление, что после всего, что нам довелось пережить, мы столкнулись с чем-то совершенно иным, еще ужаснее».
Былая организация лагеря канула в лету. Переклички больше не проводились – у людей не было сил даже на то, чтобы встать, – а не получая питания, заключенные умирали от голода. Уже через три недели Рене поняла, что умирает. Но когда она уже стала близка к беспамятству, кто-то указал ей на английский танк вдалеке. Она упала в обморок и не приходила в сознание целых десять дней. Когда она проснулась, то поняла, что находится в британском центре дезинсекции, что ее вымыли в дезинфицирующем средстве, она ужасно слаба – но свободна.
«15 апреля 1945 года кто-то закричал: «Освобождение! Нас освободили!» – рассказывает Алиса Лок Кахана. Она немедленно вскочила и сказала своей сестре: “Что такое освобождение? Я должна найти освобождение, пока оно не растаяло”». Спотыкаясь, она вышла из барака и увидела солдат Союзников на джипах. Но ее радость оказалась недолгой: к тому моменту Эдит чувствовала себя хуже, чем когда-либо, и вскоре после появления британцев ее забрали в больницу Красного Креста. Алиса хотела остаться с ней, но английские солдаты объяснили ей, что она не настолько больна, чтобы оставаться с сестрой. Алиса стала возражать: «Я сказала им: “Вы не понимаете. Нас нельзя разделять. Я могу помогать вам. Я могу выносить судно”». Она попыталась поднять судно, но и так едва держалась на ногах. Когда она дошла до двери, какой-то солдат подхватил ее, отнес в джип и отвез обратно в барак.
Однако Алиса, защищавшая сестру на протяжении всего мучительного пребывания в Освенциме и Берген-Бельзене, не собиралась так легко сдаваться. На следующий день, несмотря на собственную слабость, она вернулась в больницу. Она появилась там как раз в тот момент, когда Эдит грузили в санитарную машину. Алиса тут же взобралась на борт машины и заявила: «Я здесь. Я еду с тобой. Куда бы тебя ни повезли». Но солдат, который отвез ее в лагерь накануне, узнал ее и сказал: “Опять ты? Тебе нельзя тут оставаться. Твою сестру нужно отвезти в другую больницу, военный госпиталь”». Алисе пришлось спуститься из санитарной машины и смотреть, как сестру увозят.
Так для Алисы начались поиски сестры – поиски, длившиеся полстолетия. Она пыталась найти ее следы с помощью Красного Креста, любыми путями, которые только приходили ей в голову, но тщетно. И только через 53 года после исчезновения сестры, в документах Берген-Бельзена она обнаружила запись о том, что некая Эдит Шварц умерла 2 июня 1945 года. «Шварц» была девичьей фамилией матери Алисы, именно этой фамилией Эдит назвалась в лагере, чтобы никто не догадался о ее родстве с Алисой. Она боялась: если нацисты узнают, что они родственники, то постараются разлучить их.
