Дополним: Модест Яковлевич Киттáры (1825–80) — доктор естественных наук, пропагандист новых идей и технологий в различных отраслях народного хозяйства. При отмене откупной системы Министерство финансов пригласило Киттары прочесть курс винокурения вновь назначаемым акцизным чиновникам, которые затем определялись на должность по его аттестации.
Вспоминается стихотворение Н. А. Некрасова «Петербургское послание», в котором в сатирическом тоне прославляется Москва, и в одной строфе поэт упоминает и откупщика Кокорева, и профессора Киттары (который считал, что всё-таки иногда можно использовать для воспитания розги), и экономиста И. К. Бабста (1824–81).
Правдивый град! Там процветает гласность,
Там принялись науки семена,
Там в головах у всех такая ясность,
Что комара не примут за слона.
Там, не в пример столице нашей невской,
Подметят всё — оценят, разберут:
Анафеме там предан Ч<ернышевский>
И Кокорева ум нашёл себе приют!
Правдивый град! — Туда, туда с тобой
Хотел бы я укрыться, милый мой!
Мудрёный град!
По приговору сейма
Там судятся и люди и статьи,
Учёный Бабст стихами Розенгейма
Там подкрепляет мнения свои,
Там сомневается почтеннейший Киттары,
Уж точно ли не нужно сечь детей?..
Сноска Прыжова: Жизнеописания знаменитых откупщиков автор постарается приложить ко второму тому «Истории кабаков».
У В. И. Даля кроме перечисленных названий есть ещё: чем ворота запирают, огонь да вода, душегрейка, хлебная слеза, что под тын кладёт, распоясная, клин в голову, мир Европы. Прильпе язык — укороченный вариант приговорки прильпе (прилип) язык к гортани, которая восходит к библейским текстам; в частности, в Двадцать первом псаломе: «и язык мой прильпе гортани моему» — то есть, я онемел.
Сноска Прыжова: Н. А. Добролюбов. Соч., т. 4. Спб., 1862, с. 65–108.
Поясним, что в одной из своих статей Н. А. Добролюбов пишет: «Недавно в К-ской епархии донесли губернатору на священников, как на бунтовщиков, за то, что они стали склонять к трезвости своих прихожан и успели убедить к этому некоторых.»
«Мысль о воздержании и трезвости» временами, действительно, «проносится» по нашей земле, иногда как ураган с печальными последствиями, как это было на закате коммунистического правления, когда призыв к борьбе за трезвый образ жизни, исходивший из Кремля, был воспринят особо рьяными руководителями низжих звеньев власти как указание вырубать виноградники, истребляя, так сказать, источники алкоголя на корню. Помнится, для «борьбы» с пьянством в пределах всей страны правительство ограничивало часы торговли спиртным, вводило ограничение на количество покупаемых бутылок… доходило до выдачи талонов на водку и до того, что в магазинах требовали принести пустую водочную бутылку, иначе тебе не продадут полную… «Мысль о трезвости» всегда наталкивается у нас на «мысль» об особой роли, которую водка якобы играет в России, при этом непременно вспоминается затасканный князь Владимир с пресловытым «веселие пити на Руси», вложенным в его уста летописцем, или даже поминается с пьяненьким благоговением Библия, против вина вроде бы не возражающая.
Юрист А. Ф. Кони в 1915 году писал в статье «К истории нашей борьбы с пьянством»: «Сколько лет по отношению к вопросу о борьбе с народным пьянством наше законодательство и, в значительной мере, общество и печать ходили вокруг да около, намечая трудно осуществимые способы борьбы, в действительность которых они сами не верили, стыдливо и лицемерно умалчивая о главном источнике зла. Голоса немногих общественных учреждений и отдельных лиц, радевших о нравственном и физическом здоровье народа, терялись в согласном хоре официальных заявлений, из которых в одном, авторитетно сделанном в Государственной думе, даже говорилось, что водка составляет предмет первой необходимости для народа, в забвении того, что она грозит обратиться в предмет его конечной гибели. К этому хору присоединились голоса своекорыстных добровольцев из частных лиц, певших о том, что всё обстоит благополучно, и повторявших избитые ссылки на то, что Руси нет другого веселия, как пити, и кощунственные указания на брак в Кане Галилейской и даже на Тайную Вечерю».
Сноска Прыжова: Мы видели выше, что подмосковские крестьяне давно уж вместо водки пили ром.
19 февраля 1861 года Александр II подписал манифест об отмене крепостного права.
А. Ф. Кони в статье «К истории нашей борьбы с пьянством» (1915) дал несколько нелестных определений откупщика: «Пред глазами прошёл откупщик, провинциальный питейный меценат, финансовый друг отечества, безнаказанный фальсификатор народной отравы и легализированный насильник во имя своих прав на это». Можно было бы назвать эти определения убийственными, можно было бы сказать, что известный судебный и общественный деятель А. Ф. Кони заклеймил систему откупов, но и искренний порыв Кони, и наша хвала его искреннему порыву относятся к области беллетристики, тогда как пьянства в России не убавилось, откупщика Кокорева вспоминают сейчас чаще как оригинала и щедрого мецената, а после Прыжова и Кони действия коммунистических властей, взявших в откуп не одну отрасль экономики, а всю страну, ошеломили бы и Прыжова, и Кони, и даже Кокорева: водка стала главнейшим пополнением бюджета, и та же государственная рука, спаивающая собственный народ, карала свой спаиваемый народ, штрафуя граждан на каждом углу за появление в нетрезвом виде, отправляя их в вытрезвители и на принудительное лечение от алкоголизма.
Примечание Прыжова: Быт и распространение кабаков должны были войти во второй том «Истории кабаков».
Мы приведём сведения о численности московских кабаков из статьи бытописателя А. Мартынова «Московская старина» (1878 год): «В 1626 году было в Москве 25 кабаков, в 1775 году на двести тысяч жителей 151, в 1805 году 116 кабаков, в 1842 году 128, в 1866 году на шестьсот с лишком тысяч жителей 240 питейных домов, но теперь в этих заведениях нет ни лавки, ни стула, и устранена всякая возможность беседования.»
Примечание Прыжова: В московских кабаках до сих пор нет других закусок, кроме маленького кусочка хлебца величиною в семитку. В винных погребах — везде закуска.
Михаил Парфёнович Заблóцкий-Десятóвский (1816–58), служивший в Министерстве иностранных дел, редактировал «Сборник статистических сведений о России» (1851), для которого написал также статью «О числе жителей в России по состояниям».
Статистику, приводимую Прыжовым, хочется дополнить цифрами, которые сообщают о положении вещей после написания его книги — в конце XIX и начале XX века, тем более, что А. Ф. Кони, изложивший их в своей статье «К вопросу о нашей борьбе с пьянством» (1915), касается не только прямой смертности от чрезмерного употребления водки, но напоминает о самоубийствах и преступности под воздействием той же водки: «Положение вещей, при котором с 1896 по 1906 год население Русской империи увеличилось на 20 %, а питейный доход на 133 %, причём в последнее время народ пропивал ежедневно почти два миллиона рублей, не могло быть признано нормальным. Необходимо принимать во внимание, что уже в девяностых годах прошлого столетия в Европейской России ежегодно — в среднем — сгорало и умирало от ожогов около тысячи человек, лишало себя жизни и отравлялось по неосторожности свыше 3200 человек, тонуло со смертельным исходом 7300 и опивалось смертельно свыше 5000 человек, причём в числе погибших по первым трём категориям было, без сомнения, значительное число лиц, находившихся в состоянии опьянения или доведённых до самоубийства злоупотреблением спиртными напитками. В это же десятилетие среднее число преступлений и проступков, совершённых в нетрезвом виде, составляло 42 % общего числа, 93 % воинских проступков было результатом чрезмерной „выпивки“, и, наконец, вскрытие мёртвых тел лиц, скоропостижно умерших, давало 57 % умерших от пьянства и его последствий. В одном апреле месяце 1908 года в Петрограде 55 мужчин прибегло к самоубийству, и из них 18 — под влиянием пьянства. Нужно ли поэтому говорить о разрушительном влиянии пьянства на семью, на личную и общественную нравственность?»
