Все смотрели на них, как на исповедников и мучеников веры ради; всякий старался облобызать их, и призывал на них помощь Божию, чтобы они могли с радостию перенести Христа ради разлучение со своими семействами, благодушно претерпеть страдания за веру и сподобиться мученических венцев. Эта картина возмутила весь посад» [79, с. 3–7, 22, 36–46, 53, 77, 87].
Начавшись с сожжения единственного среди оппозиционеров епископа, реформа продолжалась с нарастающей в течение всей второй половины XVII в. жестокостью. Собор 1666–1667 гг. одобрил к печати книгу иером. Симеона Полоцкого «Жезл правления, утверждения, наказания и казнения на правительство мысленнаго стада православно-российския церкве», содержащую оправдание как нового обряда, так и казней смертью защитников старого обряда.
(«Сочинения Полоцкаго не показывают в нем большой учености; он вовсе не знал по гречески; Епифаний Славинецкий не долюбливал его, как часто не любят добросовестные труженики науки верхоглядов, и когда Симеон набивался к нему в сотрудники по исправлению книг, Епифаний отделался от Симеона. <…> Зато, не успевши приобресть значения у строгаго ученаго, Симеон поспевал везде и прославлялся как защитник православия против раскола, как богослов, как проповедник, как стихотворец. Замечательнаго таланта у него не было ни на одно из этих призваний» [113, с. 397]).
И далее по проторенной дороге то же проповедовали многие другие иереи и архиереи. Например: «Еретики лютыми смертьми убиваются того ради, яко да прочия уразумеют тяготу греха и не дерзают творити неподобная. Сия же вся прилична суть еретиком; убо тех убивати достойно есть и праведно» [34, догмат 12]. «Если в ветхозаветной церкви повелено убивати, кольми паче в новой благодати не покоряющихся святей восточной и великороссиистеи церкви подобает наказанию предавати, достойно бо и праведно есть, понеже тамо сень, зде же благодать; тамо образы, зде же истина; тамо агнец, зде же Христос». И, обращаясь к старообрядцам, недоумевает преосвященный автор: «Убо како вас не мучити? Како в заточение не посылати? Како <…> глав не отсекати?» [36, ответ 205], [86, с. 15].
Доводы этих и других наставников и предстоятелей государственной церкви, конечно, не смели расходиться с русскими законами и не отставали от них. Чтобы изложить все противо-старообрядческое законодательство мне пришлось бы заполнить многие десятки страниц описанием всевозможных нравственных и физических пыток. Расскажу только коротко о законе от 7.4.1685, принятом при царевне Софье и патр. Иоакиме, который еще в 1664 г. говорил: «Я не знаю ни старыя веры, ни новыя, но что велят начальницы, то и готов творити и слушать их во всем» [4, с. 98]. «Позже он проявил себя иначе и стал властным и решительным главой церкви» [25, с. 249]. Вот статьи этого закона:
1) Упорных раскольников «жечь в срубе».
2) Покорившихся и покаявшихся отсылать для испытания под надзор в монастыри, а по окончании испытания, холостых из монастырей не выпускать (хотя их «православие» доказано этим испытанием, а монахами быть они не хотели и ие хотят), женатых же выпускать на поруки, и при их вторичном совращении в раскол, казнить смертью (всех, то есть, в том числе и вторично раскаявшихся). Это правило, дважды прямо и буквально противореча церковным канонам, предвещало этим множество подобных правил и законов, ужаснувших русских людей при имп. Петре I.
3) Увлекающих к самосожжению, сжигать самих, даже и раскаявшихся.
4) Крестивших крещеных ранее, сжигать, даже и раскаявшихся.
5) Отказавшихся признать себя раскольниками, затем же уличенных, бить кнутом и ссылать в отдаленные города, даже если раскаются.
6) Кормивших, поивших или укрывавших у себя раскольников, бить кнутом и (смотря по вине) ссылать.
7) Приютивших раскольников, не зная, что они раскольники, штрафовать.
8) Имущество ссыльных (и, конечно, казненных) продавать в пользу казны, так как из него большая часть идет на вознаграждение сыщикам.
Этот закон, конечно, строго выполнялся не везде, но там, где соответствовал настроению местных духовных и светских властей. Так, в соответствии с ним, «князь Петр меньшой Семенович Прозоровский, боярин и воевода <…> приказал троекратно допросить <…> раскольника Демку Степанова <…> "и буде он не покоритца, и по указу великих государей и по граматам, велеть его Демку сжечь и пепел развеять, чтоб отнюдь знаку и костей не было". Так как раскольник этот умер в Тюмени в тюрьме вероятно, от пыток, как в то время многие подследственные вообще и старообрядцы в частности>, то тело его вывезли из города в лес и бросили в пустом месте» [6, «Прозоровский»]. По настоянию еп. Питирима Нижегородского был «подвергнут страшным пыткам» ([25, с. 442]) и казнен старообрядческий дьякон Александр — автор так называемых «Дьяконовых ответов» на вопросы еп. Питирима. (Эти «Ответы» — замечательное полемическое сочинение, уступающее, впрочем, «Поморским ответам» А. Денисова, — были впоследствии напечатаны). Тело дьякона Александра было после казни «сожжено марта 21-го дня 1720 г.» [50, вып.1, с.88]. Сжигали в срубах и детей — см. в [14] описание сожжения вместе с родителями 9-летней девочки ([4, с.113]). Григорий Талицкий, виновный не только в том, что был старообрядцем, но и в том, что называл имп. Петра I антихристом и, более того, одолел в диспуте местоблюстителя патриаршего престола митр. Рязанского Стефана (Яворского), «был подвергнут казни через копчение» [6].
Ясно, почему тела казненных или умерших под пытками сжигались: чтобы не допустить появления старообрядческих святынь — мощей мучеников. Для старообрядцев это было особенно болезненно, так как они были лишены всех русских святынь, захваченных «никонианами», а 600-летняя русская традиция настоятельно звала их к поклонению свв. мощам и иконам. В этом деле — уничтожении тел запытанных насмерть противников — у русских властей были во II–IV вв. предшественники: в те времена «христиане <…> почитали великою для себя жестокостию, когда их мучители запрещали предавать земле тела Мучеников и, в поругание, выставляли оныя на съедение лютым зверям и хищным птицам, либо сожигали, издеваясь над учением Христиан о будущем воскресении» [124, т. 5, с. 169].
Что касается сыщиков (всяких, в том числе и «специалистов» по старообрядцам), то их награждали щедро до безобразия. «В специальном указе от 23 октября 1713 года, поощрявшем доносчиков <…>, подчеркивалось: "…кто таких преступникоф и повредителей интересов государственных и грабителей ведает, без всякого опасения приезжали и объявляли о том самому е.ц.в., только чтоб доносили истину, кто на такого злодея подлинно донесет, то ему за такую ево службу богатство тово преступника движимое и недвижимое отдано будет, а буде достоин будет дастся ему и чин его, а сие позволение даетца всякого чина людем от первых даже и до земледельцоф". Обещания властей не оставались на бумаге» [110, с. 382–383].
Старообрядцев «не только разгоняли по всей России, но ловили даже в Польше, куда они укрывались от гонений. В 1735 г. русские войска перешли польскую границу и выгнали в Россию из старообрядческих селений на Ветке от 13 000 до 60 000 человек, главная масса которых попала в тюрьмы и на принудительные работы. Количество указов 1716–1762 гг., вводящих новые ограничения и подтверждающих старые правила против раскольников, так велико, что само их перечисление занимает не одну страницу» [25, с. 442].
В просвещенном и гуманном XIX веке солдат-старообрядцев засекали насмерть за отказ брить (по армейскому уставу) бороды (см. об этом [68, с. 119, 149–161]); крестьян-старообрядцев, окружив их деревню войсками, расстреливали картечью, пока они не выдали властям своего священника, которого ожидала, конечно, сырая подвальная тюрьма в одном из монастырей [51, апрель 1893]. В подобной тюрьме в Суздальском Спасо-Евфимьевском монастыре 4 старообрядческих епископа томились в царствование имп. Александра II — «Освободителя»: Аркадий с 1854 по 1881 гг., Алимпий с 1854 по 1859 гг. († в монастырской тюрьме), Конон с 1858 по 1881 гг., Геннадий с 1862 по 1881 гг.; 3 из них были освобождены только после 1.3.1881; четвертый умер, не увидев свободы. Не следует забывать, что они могли в любую минуту покинуть сырой подвал и выйти за ворота тюрьмы, если бы отказались от «раскольнических заблуждений», к чему их ежедневно и старательно склонял настоятель монастыря-тюрьмы. Об их судьбе рассказала в 1879 г. газета «Голос» (за что была приостановлена), и все же они еще 2 года не были освобождены! — до воцарения имп. Александра III (см. [51, август 1903]).
«Томский <старообрядческий> епископ Мефодий <…> был арестован в 1893 г. в Бийском уезде, Томской губернии. При аресте его обстригли, отобрали все вещи и самого заключили в тюрьму <…>. После долгого томления в тюрьме он был приговорен судом за присоединение одного «православного» к старообрядчеству к лишению всех прав состояния и к ссылке в Восточную Сибирь. Закованного в кандалы старца-святителя гнали три тысячи верст до места ссылки. Спустя некоторое время здесь он был снова арестован и заключен в иркутскую тюрьму: за ним найдено новое тяжкое преступление — он рукоположил здесь священника для одного старообрядческого прихода. Его сослали <…> в Вилюй, где обитают только дикари, прокаженные да звери. Здесь он и закончил свою страдальческую жизнь в 1898 г.» [4, с. 252–253], то есть уже при имп. Николае II. После 1905 г. в деятельности еп. Мефодия суд не мог бы усмотреть что-либо противозаконное. Но выйти на свободу, если бы он дожил в ссылке до 1905 г., он все же (без особого Высочайшего дозволения) не мог бы, так как закон обратной силы не имеет.
