С 1705 года была введена монополия на продажу дубовых гробов, и «буде после той переписки, – отмечалось в указе, – к которой церкви принесут умершего в дубовом гробе, а на покупку того гроба ерлыка от продавца (то есть по-современному – квитанции. – Е. А.) не будет», то… в общем, покойнику и сопровождающим его лицам приходилось несладко. С 1723 года покойника, принесенного на кладбище в гробу дубовом или сделанном из сосновой колоды, перекладывали в уставной – дощатый, и священникам строжайше запрещалось хоронить в неуставных гробах. Если предписание о гробах можно объяснить заботой о сохранении лесов, то странный указ от 12 апреля 1722 года о надгробных камнях на кладбищах, которые надлежало, «окопав, опустить в землю такою умеренностью, дабы оные с положением места лежали ровно», объясним лишь тем присущим Петру стремлением к «регулярству», без которого «те камни неуборно и неприлично положенные наносят святым церквам безобразие, и в случающемся около тех церквей хождении чинят препятие». В соответствии с новой концепцией жизни государство активно внедряло новые, часто непривычные для русского человека стереотипы поведения. Это достигалось с помощью законодательства, личный пример показывал и сам царь, и его окружение. Подлинным пособием для дворянина, вступающего в новую жизнь, стало знаменитое «Юности честное зерцало, или Показание житейскому обхождению, собранное из разных авторов» (1717 г.). Это сочинение неизвестного автора формирует новый стереотип поведения светского человека, рисует образ в высшей степени положительного юноши, избегающего дурных компаний, мотовства, скряжничества, пьянства, злословия, болтовни, грубости. Он должен быть «бодр, трудолюбив и беспокоен, подобно как с часами маятник», «учтив и вежлив, как на словах, так и на делах, на руку не дерзок и не драчлив». Читая в «Зерцале» о том, что запрещается, мы видим, что в реальной жизни господствовали весьма грубые нравы. Недорослю петровских времен не рекомендовалось за столом «храпеть носом и глазами моргать», сморкаться, «яко труба трубит», «не дуть в суп, чтобы везде брызгало», не класть руки на тарелку и ногами везде «не мотать, а также не ковырять ножом зубы», предписывалось: «над ествою не чавкай, как свинья, и головы не чеши». Но при этом делать вывод, что «Зерцало» демонстрирует особую грубость русской жизни, не следует. В «Зерцало» включено немало рекомендаций, которые подчас было бы не грех знать и современным людям. Любопытно, что И. В. Саверкина в работе о «Зерцале» отметила много совпадений советов молодому человеку, данных автором «Зерцала» и Л. Честерфилдом в его «Письмах к сыну», появившихся двадцать лет спустя после «Зерцала» (плагиат исключен). Вот этот выразительный облик английского молодого балбеса, мало чем отличного от своего русского собрата:
«Стоит такому олуху войти в комнату, как шпага его легко может оказаться у него между ног, и он либо падает, либо, в лучшем случае, спотыкается. Исправив свою неловкость, он проходит вперед и умудряется занять как раз то место, где ему не следовало бы садиться; потом он роняет шляпу; поднимая ее, выпускает из рук трость, а когда нагибается за ней, то шляпа его падает снова; таким образом проходит добрых четверть часа, прежде чем он приведет себя в порядок. Начав пить чай или кофе, он неминуемо обожжет себе рот, уронит или разобьет либо блюдечко, либо чашку и прольет себе на штаны чай или кофе. За обедом неуклюжесть его становится особенно заметной, ибо он попадает в еще более трудное положение: то он держит нож, вилку и ложку совсем не так, как все остальные, то вдруг начинает есть с ножа, и кажется, что он вот-вот порежет себе язык или губы; то принимается ковырять вилкой в зубах или накладывать себе какое-нибудь блюдо ложкой, много раз побывавшей у него во рту. Разрезая мясо или птицу, он никогда не попадает на сустав, тщетно силясь одолеть ножом кость, разбрызгивает соус на всех вокруг. Он непременно вымажется в супе и жире, хоть салфетка его и просунута концом сквозь петлю камзола и щекочет подбородок. Начав пить, он обязательно раскашляется в стакан и окропит чаем соседей. Помимо всего прочего он поражает всех своими странными манерами: он сопит, гримасничает, ковыряет в носу или сморкается, после чего так внимательно рассматривает носовой платок, что всем становится тошно. Когда руки его ничем не заняты, они ему явно мешают, и он не знает, куда их определить, меж тем они все время пребывают в движении, непрестанно перемещаясь то от колен к груди, то от груди к коленям. Одежду свою он не умеет носить, вообще ничего не умеет делать по-человечески». Конечно, вместе с рядом общеэтических положений и рекомендаций, вводимых в русское общество «Зерцалом», в нем было много типично русского и относящегося конкретно к петровским временам. Государство хотело видеть не просто воспитанного человека, получившего образование и прилично ведущего себя на людях, но прежде всего подданного и служащего. Молодая жизнь – подготовка к службе, а счастье – следствие прилежной службы: «кто служит, так тому и платят, по тому и счастие себе получает». В «Зерцале» подчеркивается требование, чтобы отрок был «во всех службах прилежен» и служил «с охотою и радением», проявляя при этом особое уважение к начальству. Примечательно, что «Зерцало» дает представление о дворянской чести, но категорически требует, чтобы ее защищали не шпагой, а жалобой в судебные инстанции, ибо дворянин должен проливать кровь, только защищая Отечество и государя. Весьма неожиданны разделы, посвященные поведению женщины. У нас сложился устойчивый стереотип представления о поведении допетровской девушки и женщины по модели «Домостроя»: это – запертая в терем, скромная, нередко забитая Несмеяна, рдеющая под взглядами посторонних. Она лишь при Петре вышла в люди, ибо он был подлинным создателем женского общества в России. Но советы «Зерцала» нацелены как раз не на раскрепощение женщины, а на внушение ей большей скромности, стыдливости, воздержания, молчаливости.
В разделе «Девическое целомудрие» девушка, впервые вышедшая в свет, призывается, прежде всего, к скромности поведения. Она должна вскакивать из-за стола, если «прилучиться сидеть возле грубова невежды, которой ногами не смирно сидит», должна не радоваться, а «досадовать, когда кто оную искушать похочет»; слушая нескромные разговоры, девица не должна смеяться и «тому спомогать», а делать вид, «яко бы она того не разумеет». Наоборот, «непорядочная девица со всяким смеется и разговаривает, бегает по причинным местам и улицам, розиня пазухи, садится к другим молодцам и мужчинам, толкает локтями, а смирно не сидит, но поет блудные песни, веселится и напивается пьяна, скачет по столам и скамьям, дает себя по всем углам таскать и волочить, яко стерва, ибо где нет стыда, там смирение не явится». Надо полагать, что изменения быта и нравов, пришедшие с Петром, оказались весьма по вкусу вчерашней теремной затворнице, так что для следующего поколения петровских девиц приходилось в благородное дело женской эмансипации вводить некоторые ограничения.
Петр I и Екатерина I, катающиеся на шняве по Неве. С гравюры А. Ф. Зубова 1716 г.
Введена была при Петре и новая форма развлечения – ассамблеи, которые, правда, мало походили на времяпрепровождение свободно собравшихся людей, напоминая своеобразную светскую службу. Не случайно указ о создании ассамблей был объявлен обер-полицмейстером 26 ноября 1718 года и начинался с того, что объяснял публике, что это такое: «Ассамблеи – слово французское, котораго на русском языке одним словом выразить невозможно, но обстоятельно сказать: вольное; в котором доме собрание или съезд делается не для только забавы, но и для дела, ибо тут может друг друга видеть и о всякой нужде переговорить, также слышать что где делается, притом же и забава. А каким образом оныя ассамблеи отправлять, то определяется ниже сего пунктом, покамест в обычай войдет». Несмотря на то, что на ассамблеях разрешалось «вольно сидеть, ходить, играть», при этом строго запрещалось, чтобы в том «никто другому прешкодить или унимать, также церемонии делать вставаньем, провожаньем и прочим отнюдь да не дерзает под штрафом „Великого орла“ (то есть обязательным питьем из огромного кубка, после чего человек падал замертво. – Е. А.)». Как видим, приучать людей вести себя непринужденно в России можно было только принуждением. Кроме того, генерал-полицмейстер вел учет гостей на ассамблеях, так как их посещение было, по-видимому, обязательным. Говоря о многочисленных переменах в жизни людей петровского времени, не следует забывать, что это были не просто перемены в быту, нравах, одежде, архитектуре. Все это были проявления культурной реформы. Суть ее, как известно, состояла в смене языка культуры, ее кода с отчетливой ориентацией на признанные наилучшими западные образцы. В ходе этой реформы были заложены основания новой инфраструктуры, на которых и смогла развиваться новая культура.
