Предполагаю: в Живом журнале С.Н. иногда выступает и под другими «никами», чтобы создавать впечатление, что его поддерживают другие блогеры, т.е. общественное мнение сети. 23 января 2011 блогер fat2000 обнаружил, что Нефедов-viktor667 выступает также и под «никем» histstd, и объявил:
— Поздравляю Вас с созданием сегодня нового журнала! Для создания видимости нефедовской массовки — самое то.
— Да, я создал его, чтобы иметь возможность сделать комментарий. Но общаться с хамами я не собираюсь, — признался viktor667-Нефедов.
С.Н. Нефедов, будучи мальтузианцем, а не марксистом, объективно защищает устаревшие марксистско-ленинские концепции истории России и русских революций начала XX в. Главный порок его ошибочных построений состоит в том, что он исходит не из фактов, а из неомальтузианской структурно-демографической теории и под нее подгоняет факты. Согласно ей, революции, как правило, происходят на завершающей фазе демографического цикла, во время так называемого «сжатия», для которого характерны аграрное перенаселение, крестьянское малоземелье, бедность и недостаток пропитания, а государство переживает тяжелый кризис. Если в России в начале XVII в. произошла так называемая смута, значит, ей должен предшествовать экосоциальный кризис; если в 1917 г. произошла революция, потом гражданская война, а вслед за ней возникла социалистическая империя, полагает С.Н., значит, революции должен предшествовать тяжелый экзистенциональный кризис — ведь именно так утверждает теория. И он ищет признаки этого кризиса. А кто ищет, тот всегда найдет. Да и сделать это легко: почти 100 лет тысячи советских историков настойчиво искали данные, доказывающие наличие системного кризиса в позднеимперской России, и собрали-таки обширную коллекцию сведений.
Поскольку, однако, эта коллекция создавалась под готовую схему, для доказательства марксистско-ленинской теории революции, то собирались преимущественно данные, подтверждающие, как казалось, схему, а те, которые не укладывались в нее, либо игнорировались, либо получали соответствующую обработку, чтобы этой схеме соответствовать. Современная эпистемология твердо установила: «чистых» фактов нет — все они результат интерпретации. Рост косвенных налогов в пореформенной России можно интерпретировать двояким способом — и как увеличение налогового бремени, и как показатель повышения благосостояния. Недоимки могут указывать как на переобремененность налогами, так и на желание от них уклониться. Отходничество может свидетельствовать как об аграрном перенаселении или низком уровне доходов в деревне, так и о стремлении к диверсификации доходов, о возрастающей мобильности крестьянства, ищущего новые выгодные условия приложения своего труда; переселения — как показатель перенаселения и как поиск лучших условий жизни. Малоземелье можно трактовать и как признак аграрного перенаселения, и как указание на агротехническую отсталость. Все зависит от того, в какой парадигме «факты» рассматриваются и как их интерпретировать.
Крепкий профессионал почти всегда имеет гипотезу, придерживается какой-то теории и методологии, но он верифицирует гипотезу, а не подгоняет под нее данные. С.Н., как мы видели, пошел второй дорогой. Уже в первых своих работах-романах, когда он работал как дилетант, забредший в историю из-за любви к искусству, он, как математик, избрал этот дедуктивный метод анализа от общего к частному и неуклонно ему следовал. Идти этой дорогой, проторенной советской историографией, нетрудно, так как подбирать или, в случае необходимости, подгонять данные под готовую схему намного легче, чем смотреть на них свежим взглядом, — это ведь как собирать дома из кубиков по готовому проекту (кубиков-то предшественники изготовили много). Многие историки, особенно старшего поколения, до сих пор верят в системный кризис Российской империи, даже если они перестали или никогда не являлись марксистами, и оказывают С.Н. поддержку. Под их прикрытием он и пытается сделать карьеру в историографии, оставаясь, по сути, любителем. Его дилетантизм проявляется не только в плохом знании фактической стороны, в грубых и многочисленных ошибках и просчетах, но и в том, что, во-первых, он придерживается неадекватной при изучении исторического процесса методологии; во-вторых, в массовом порядке использует вымысел, компенсируя им недостаток сведений, т.е. в научном исследовании действует как “природный романист”, не понимая несовместимости науки и фантазии; в-третьих, не сознает порочности такого подхода и не понимает свои просчеты. При этом С.Н., к сожалению, не смог проявить главного преимущества дилетанта — свежести взгляда на проблему, так как сразу попал в объятия мальтузианских и советских стереотипов. Зато издержки любительства налицо и в работах, и в его критике, которая по существу касается только одной 6-й из 12 глав книги, да и в ней затрагивается преимущественно вопрос о точности сельскохозяйственной статистики и расходе зерновых на фураж. В то время как у меня построена система доказательств, проблема уровня жизни проанализирована комплексно и системно — рассмотрены, кроме антропометрических показателей (рост, вес, становая сила), производство продовольствия и его потребление, цены и зарплата, доходы, налогообложение и недоимки, банковские вклады, демографические процессы, воинский брак и здоровье, динамика валового внутреннего продукта, а также такие важные для темы вопросы, как представления современников о благосостоянии населения и дискурс о пауперизации в российской общественной мысли.
Во время дискуссии, опубликованной в сборнике «О причинах Русской революции», я доказал, и участники дискуссии меня поддержали: демографических циклов, якобы обнаруженных С.Н. в России в XV — начале XX в., не существовало; в большинстве случаев его аргументы недостаточны или несостоятельны; Россия того времени не соответствовала ограничениям, которые имеет структурно-демографическая концепция для своего применения. Страна не испытывала дефицита ресурсов, в том числе земли. С.Н. ответил просто смехотворным возражением — отдельные черноземные губернии испытывали малоземелье в пореформенное время. Это при том, что миллионы гектаров плодородной земли имелись в Сибири, куда правительство организовало переселение всех желающих. С.Н. не реагирует на ошибки, обнаруженные в его расчетах и построениях мною, а также и Л.Е. Грининым, М.А. Давыдовым, П.В. Турчиным, С.В. Цирелем{586}. Вместо трезвого анализа своих просчетов он буквально вцепился в опечатку о зерне, шедшем на фураж скоту, раздув пустяк до геркулесовых столпов. Здесь он использовал хорошо известный пиар-ход, называемый «создание события большого масштаба», когда значение небольшого события чрезмерно раздувается либо намеренно создается «большое» событие, с целью дискредитировать конкурента, повысить свой статус, привлечь внимание к тем или иным людям и событиям. Превратив опечатку в две ошибки (Миронов-де намеренно занизил норму потребления фуража и тем самым завысил норму потребления хлеба населением), С.Н. попытался создать большой скандал с целью привлечь внимание к себе как борцу за истину, бросить тень на все мои расчеты — по принципу, если в одном месте ошибка, то и другие расчеты неверны, и таким образом дискредитировать мою точку зрения. Однако если оппонент действительно не понимает, что данная опечатка (как и другие опечатки, имеющиеся в книге) не повлияла на результат расчета хлебного баланса[66] и на общие выводы, то он в глазах серьезного профессионала выглядит дилетантом, а его пиар-ходы кажутся наивными и смешными, так как со всей очевидностью обнаруживают его предвзятость и недобросовестность.
Может ли серьезный профессионал браться за изучение истории от сотворения человека до сегодняшнего дня и может ли он сколько-нибудь серьезно разбираться в исторических фактах, относящихся к истории разных цивилизаций и десятков стран за несколько тысяч лет? Очень сомневаюсь. По крайней мере, до сих пор в историографии таких примеров не встречалось, если не считать А. Тойнби и Л.Н. Гумилева. Но и к их трудам у историков, мягко говоря, много вопросов. Кроме того, они являлись настоящими профессионалами, с младых лет занимавшихся историей.
Не добившись преимущества в честном научном споре, С.Н. обратился к помощи Интернета. В принципе в этом нет ничего дурного. Пропагандировать свои идеи полезно и даже нужно. Однако не любыми средствами. Использовать в науке черный пиар, да еще анонимно, против коллег, даже если они являются соперниками и конкурентами, — говоря очень мягко, некрасиво и не делает чести. Между тем записки из подполья, в которых он обрушивает на своих оппонентов поток инсинуаций, свидетельствуют именно об использовании черного пиара. Пиар-кампании С.Н. строит на традиционных приемах{587}: он конструирует положительный образ «победителя» Нефедова и отрицательный образ «проигравшего» Миронова, чтобы первого поднять, а второго опустить; создает видимость своей известности и значимости ради повышения престижа (Нефедова уважают, поддерживают, им восхищаются; он стоит «в одном ряду с такими мастерами пера как А. Дюма, М. Дрюон, В. Пикуль», до которых ему на самом деле дальше, чем до самой далекой звезды); изобретает конфликты с целью дискредитации оппонента (например, С.М. придумал мнимый конфликт Миронова и западной историографии, которая его выводы якобы не принимает); сочиняет информационные поводы или события большого масштаба с целью привлечь к себе или, наоборот, отвлечь от себя внимание (большим событием в историографии провозглашается дискуссия, открытая патриотом Нефедовым против американского наймита и ревизиониста Миронова, а не книга последнего, вызвавшая дискуссию).
