"Предыдущими опытами выяснено, что любое растение озимой пшеницы, пошедшее в зиму полностью яровизированным, несравненно менее зимостойко, чем растение того же сорта пшеницы, одновременно высеянное, но пошедшее в зиму в неяровизированном состоянии. Это положение из работ по яровизации многим специалистам уже известно 2-3 года" (3).
Странно, что никаких научных сообщений об этом "два-три года назад" в печати не проскользнуло.
Но и с яровизацией яровых дела оказались плохими. Пока Лысенко шумел в газетах, на собраниях и встречах о 12-15 миллионах пудов дополнительного зерна, подаренного стране за счет яровизации (4), накапливались неутешительные данные о реальном положении дел с яровизацией (5). Никак не удавалось добиться даже того, чтобы вся запланированная посевная площадь была действительно занята такими посевами. Например, в 1932 году вместо 110 тысяч гектаров все яровизированные посевы в стране составили лишь 19 277 га (6). Впрочем, и эта цифра была плодом преувеличения. Ее высчитали помощники Лысенко якобы на основании анкет колхозов и совхозов, но позже сам Лысенко сообщил, что анкеты о собранном урожае поступили только из 59 колхозов и охватывали площадь в 300 га, так что больше чем о 300 гектарах говорить было нечего (7). Характерно и другое заявление, которое иначе как саморазоблачением не назовешь. Лысенко признал, что данные, сообщаемые в анкетах, фальсифицированы: "...нередки случаи... когда посев только числился яровизированным, без яровизации" (8).
Однако постепенно и теоретическая и практическая стороны этого агроприема стали подвергаться серьезной проверке (9). Сапегин, например, отмечал, что представление о стадиях имеет право существовать как всего лишь одна из концепций в физиологии растений (10), причем:
"Самой сущности внутренних яровизизационных процессов мы еще не знаем, углубленной теории развития растений, как теории самих этих внутренних процессов онтогенеза, еще нет (11)... предложение Лысенко не универсально, не панацея. Мы ведь знаем пока только две стадии развития растений, да и то лишь в первом, поверхностном подходе... (12). Сущность самих стадий -- еще полные потемки" (13).
С самого начала Сапегин считал, что если польза от яровизации и проявлялась кое-где, то она не превышала пользу, которую приносит обычная селекционная работа с сортами (14).
Систематическая проверка яровизации была проведена в независимых от Лысенко сортоиспытательных станциях во всех земледельческих зонах в точно контролируемых условиях, с соблюдением всех требуемых наукой принципов. К 1935 году (за 4--5летний период исследований) были накоплены вполне ясные данные. Их получили на 54 сортоучастках, расположенных по всей стране, эффективность яровизации проверяли для 35 сортов. Результаты были суммированы крупнейшим специалистом по методике опытного дела академиком Петром Никифоровичем Константиновым, к тому же выдающимся селекционером, сорта которого высевались на миллионах гектаров. Вывод проверки в комментариях не нуждался:
"В среднем по годам наблюдалось то снижение, то повышение от яровизации, а в среднем за пять лет яровизация прибавки [урожайности -- В.С.] почти не дала" (15).
На деле это означало, что яровизация себя не только не оправдала, но принесла огромный вред. Во время манипуляций с прорастающим зерном почти половина семян при перелопачивании гибла, и поэтому количество семян, потребных для высева, следовало увеличить больше, чем вдвое (16), всходы оказывались изреженными, и Лысенко, начиная с 1933 года, постоянно предупреждал, что нужно загущать посевы по сравнению с обычным севом (17). И это при острой нехватке в стране любого зерна, не говоря уже о посевном -- самом ценном!
Как только надежно проверенные данные были обработаны, ученые (в особенности академики Константинов и Лисицын) начали возражать против насильственного внедрения яровизации. Сначала они выступили на научных конференциях. Затем Константинов послал статьи в газеты (часть их была опубликована /18/). После этого Константинов вместе с Лисицыным и болгарским ученым Дончо Костовым1, приехавшим тогда в СССР, чтобы работать вместе с Вавиловым, опубликовали обстоятельную статью об ошибках в трактовке пользы от яровизации и отмены научных основ селекции (19). Ученые возражали против неправомерно широкого использовании метода на практике (20). С подлинной заботой о нуждах страны они резюмировали:
"Все сказанное обязывает к более или менее детальному районированию яровизации как агроприема на основе опыта. И эта работа должна предшествовать массовому внедрению яровизации...
Пока же... яровизация применяется очень широко и вообще учет производственного опыта стоит не на должной высоте. Методика учета заведомо страдает... Всякие отрицательные результаты нередко выбрасываются... Даже объективные данные опытных учреждений не всегда пользуются в институте [Лысенко -- В.С.] доверием только потому, что они не дают иногда высоких эффектов или же дают отрицательные результаты" (21).
Будто предвидя, какую бурю негодования вызовут их спокойные, деловые заметки, авторы заканчивали статью такими фразами:
"Высказанные замечания единственной своей целью имеют уяснение истины. К сожалению, полемические приемы и самого акад. Лысенко и его отдельных сотрудников далеко не содействуют разумной дискуссии, а, следовательно, и уяснению истины" (22).
Как в насмешку над трезвыми расчетами ученых, из центральных органов год за годом поступали команды об удвоении и утроении посевов яровизированными семенами (23). Лысенко продолжал заверять власти в том, что яровизация непременно даст миллионы тонн дополнительного зерна без всяких на то расходов, а власти предпочитали не слышать критики новой идеи!
Рьяные борцы за яровизацию (вроде бывшего студента Константинова Андрея Утехина, искавшего теперь покровительства у Лысенко), выслуживаясь перед властями, рапортовали, что всё больше колхозников обучаются яровизации, что только в Куйбышевском крае на краткосрочных курсах подготовлено 65 тысяч яровизаторов (24). В 1940 году Лысенко уверял, что якобы площадь, занятая яровизированными посевами пшеницы, превысила уже 10 миллионов гектаров (25), то есть стала равной площади посева пшеницы во Франции и Италии вместе взятых.
Однако, несмотря на распоряжения руководящих органов, планы яровизации яровых пшениц так никогда и не удалось выполнить: во многих областях работа была свернута целиком, не взирая ни на какие приказы сверху, и даже "бумажные" отчеты содержали цифры гораздо меньшие, чем предписывалось планом. Поразительно, что даже в Одесской области, где располагался лысенковский институт, яровизацию свели к минимуму, и пленум ЦК компартии Украины вынужден был записать в решении от 30 января 1936 года:
"Особенно выделяются в этом отношении Одесская область, где яровизированные посевы занимали в 1935 году всего лишь 11,9% площади ранних яровых, и Донецкая область -- 4,3%" (26).
Это при плане, предусматривавшем 100%-ные посевы яровизированными семенами!
Неудачи со сверхскоростным выведением сортов пшеницы
Еще более неприятная картина складывалась с другим разрекламированным "успехом" Лысенко -- выведением им за два с небольшим года сразу четырех сортов яровой пшеницы. В 1935 году Лысенко заявил, что к осени 1936 года будет располагать пятьюдесятью тоннами семян каждого сорта (27). Перед тем, как ехать на вторую встречу со Сталиным в конце декабря 1935 года, он вместе с Презентом писал:
"Принятые нормы размножения семенного материала сам-15 [то есть получение в 15 раз больше семян, чем посеяно -- В.С.], сам-20... на сегодняшний день ничего, кроме смеха, у нас не должны вызывать... Мы, как бы в угоду всем не верующим в новый метод работы, в плановое создание сорта, берем самые баснословно укороченные сроки выведения и размножения... для посева тысяч гектаров в колхозах и совхозах, где эти лица смогут наблюдать наш "провал" новой методики работы" (28).
Во время самого выступления перед Сталиным Лысенко поразил всех присутствующих фантастической скоростью размножения семян, когда сказал, что"...из 500 зернышек..., имевшихся у нас в начале 1934 года, к осени 1935 года, то-есть с небольшим через год мы получим сам-800" (29), и что такой темп будет удержан и в 1936 и в 1937 годах. Но к весне 1936 года семян собрали в десятки раз меньше обещанного, хотя точное количество названо не было: в одном выступлении Лысенко сообщил о 120 килограммах каждого сорта (30), в другом - о 130 кг (31), в третьем - о 1,5 центнерах (32).
Выше было отмечено, что в те годы в стране подняли на щит идею так называемого социалистического соревнования -- рекордных плавок, сверхплановой добычи угля и т. п., по этому поводу шумели газеты. При ненормальном планировании, вольном обращении с цифрами нормирование трудовой деятельности фактически перестало существовать. Кроме того, в большинстве отраслей промышленности превалировал выпуск технологически несложной продукции, которую можно было изготовлять с заметными отклонениями от предписанных стандартами характеристик, и которой, тем не менее, всё еще не хватало, она и в таком некачественном виде шла нарасхват. Поэтому власти и на верхах и в низах понукали трудящийся люд работать шустрее, перевыполнять нормы, словом, проявлять то, что называлось трудовым героизмом. Реального стимулирующего действия это не оказывало, большинство из тех, кто рвался в передовики, шло на обман.
