Эффект от такой не имеющей касательства к науке выходки превзошел все ожидания. Сталин начал выговаривать ученым и потребовал, чтобы они срочно исправили свою работу, привели ее в соответствие с методами Лысенко" (43)2.
Аппетит приходит во время еды и, начав раздавать обещания по поводу выведения сортов, Лысенко никак не мог угомониться. С пшениц он перебросился на хлопчатник, и во время декабрьской встречи передовиков сельского хозяйства со Сталиным пообещал ему, что в том же темпе, за 2 года, решит и проблему выведения замечательного сорта хлопчатника, о котором Сталин мечтал. В марте 1936 года украинские власти организовали аналогичную московской встречу ударников села с руководством украинской компартии, и тогда Лысенко снова вернулся к вопросу о сорте хлопчатника (он говорил тогда по-украински, но центральные газеты напечатали речь по-русски):
"Если же я к весне не получу 40 кг семян нового сорта, то я не смогу дать к осени 5 т, а если так, то не выполню своего обещания, данного в Кремле товарищу Сталину. А вам известно из опытов пятисотниц, что если обещание дано партии и правительству, значит нужно его выполнить, иначе не будешь настоящим колхозником.
Г о л о с и з п р е з и д и у м а . Правильно. (Аплодисменты).
Л ы с е н к о . А я хотя и не колхозник, а рядовой ученый ...
Г о л о с и з п р е з и д и у м а . Вы в коллективе работаете.
Л ы с е н к о . Совершенно правильно. Так вот, если я не выполню задание, какое право я имею называть себя ученым?" (45).
Никаких сортов у него, разумеется, не получилось. Он еще несколько лет (вплоть до начала войны) продолжал упоминать о якобы размножаемых и всё еще доводимых до кондиций сортов яровой пшеницы, так и фигурировавших под четырехзначными номерами, но постепенно и в речах стал упоминаться только "сорт ╧ 1163", об остальных умалчивалось (46). Об этом "сорте" академики Константинов и Лисицын и профессор Дончо Костов писали:
"Зерно пшеницы 1163 слишком мучнисто и, по словам акад. Лысенко, дает плохой хлеб. Этот недостаток академик Т.Д.Лысенко обещает быстро исправить. Кроме того, сорт поражается и головней, Но если принять во внимание, что сорт селекционно недоработан, то-есть не готов и, кроме того, не прошел государственного сортоиспытания, то сам собою встает вопрос, для каких надобностей этот неготовый, неапробированный сорт размножается такими темпами. Едва ли семеноводство Союза будет распутано, если мы будем выбрасывать в производство таким анархическим путем недоработанные сорта, не получившие даже права называться сортом" (47).
Вердикт специалистов вскрывал также тот неприятный для Лысенко факт, что потуги его услужить властям, делом доказать правоту Постановления ЦКК и РКИ 1931 года, позорно провалились. Да и в постановлении речь шла не просто о быстрой селекции. Там указывалось, что свойства новых сортов должны быть лучше, чем у предшествующих. Ни одному из выставленных требований "сорта" Лысенко не отвечали.
"Шедевр" Лысенко так никогда и не был доработан. Это его детище не принесло пользы сельскому хозяйству, как, впрочем, не принесло и прямого вреда: сеять сорт не стали, а, значит, и убытков не понесли. Убытки были в другом: тактика обмана, фикции, имитации успехов, политического приспособленчества создала новую стратегию в науке. Исследования заменяла суетливая фальсификация под лозунгом борьбы за передовую советскую науку.
Неудача с летними посадками картофеля Повернувшись лицом к Сталину, Лысенко произнес с кремлевской трибуны 29 декабря 1935 года:
"Я буду изо всех сил драться, чтобы иметь право в будущем году рапортовать товарищу Сталину, что все 16 тысяч колхозов юга Украинской ССР уже решили проблему преодоления вырождения картофеля" (48).
По картофельному вопросу даже разгорелась дискуссия. Лысенко, желая еще больше заинтриговать руководителей страны своими разработками в этой области, сказал:
"Я обращаюсь, товарищи, к представителям южных районов СССР со следующей просьбой: расскажите наибольшему числу колхозников... о мероприятии летней посадки картофеля. Если на будущий год мы с вами по-настоящему возьмемся за дело, мы сумеем обеспечить весь юг Украины посадочным материалом" (49).
Тут из президиума раздался вопрос: "Заволжью поможете?" Лысенко ответил хитро:
"Поможем, но в 1936 году, к сожалению, еще немного. В районах Казахстана, Туркестана и других мы сможем развернуть массовые опыты только в 1937 году. Мы работаем в Одессе, дальность расстояния... является большим тормозом. Если вы найдете нужным, то я перееду туда работать. В этих районах своя специфика. По одной написанной инструкции этого дела не сделаешь, нужно самому посмотреть, проанализировать конкретные условия. Мы и не решаемся пока развертывать там массовые опыты" (50).
Из президиума снова раздался голос -- теперь одобрения такого подхода:
"Правильно!"
Однако, несмотря на готовность Лысенко переехать куда-угодно (а, может быть, он намекал, что ему в Одессе уже неуютно и тесно, и пора его перебазировать в какое-нибудь местечко получше), летние посадки картофеля не приобрели популярности. Ни на юге Украины, ни в других регионах страны с теплым климатом, сколько Лысенко не обещал, какие распоряжения не поступали сверху, летние посадки себя не оправдали: урожаи оказались низкими, причем скрывать это дальше стало невозможным. Надо было давать хоть какое-то объяснение, и Лысенко решил, что виновных в случившемся надо искать вне стен его института:
"В этом году плохой урожай картофеля не потому, что была засуха, а потому что поле засадили всяким сборным материалом с урожая летних посадок прошлого года" (51).
Но ведь раньше было торжественно провозглашено, что любой картофель станет оздоровленным и высокоурожайным, как только пройдет чрезвычайно полезную процедуру летних посадок, улучшающую даже наследственность. При чем же тут "всякий сборный материал"? Лысенко и здесь ищет руку врага:
"... посадочный материал из урожая летних посадок 1936 года во многих колхозах был разбазарен и не оставлен на семена только потому, что кому-то захотелось, чтобы колхозы не имели посадочного материала, а отсюда, конечно, и хорошего урожая... Картофелем уже можно было завалить юг, но, к сожалению, мы этого еще не добились" (52).
Не упустил он возможности кинуть камень и в огород ученых, не воспринимающих безоговорочно эту его новинку. Он зачислил в разряд ретроградов тех академиков и сотрудников аппарата президиума ВАСХНИЛ, которые, по его мнению, "по долгу службы знают, что это дело должно быть в их ведении (с какой стороны -- это другое дело)" (53), но мешали продвижению яровизации в практику и теперь препятствуют летним посадкам.
Между тем, несмотря на провал, Совет Народных Комиссаров отверг в приказном порядке все сомнения. 3 февраля 1937 года газета "Известия" опубликовала специальное постановление правительства СССР "О летних посадках картофеля по методу академика Т.Д.Лысенко", в котором говорилось: "Обязать Совнарком УССР с 1938 года прекратить в южной части Украинской ССР посевы картофеля вырожденными семенами и целиком перейти на посев картофеля невырожденными семенами"3. Это постановление выполнено не было. Вот, что писал сам Лысенко 1 апреля 1938 года:
"Для осуществления этого постановления в 1937 г. под летние посадки на Украине было запланировано 53 тысячи га. Фактически же было посажено 1...3 га, что составляет 25% к правительственному заданию" (55).
На следующий год правительство СССР, опасаясь, видимо, нереальности раздутых Лысенко цифр, было вынуждено сократить план и в очередном постановлении "О мерах по повышению урожайности картофеля в 1938 году", принятом 19 марта 1938 года, план был снижен до 49,8 тысяч га. Чтобы мероприятие не сорвали и на этот раз, в важном государственном документе для каждой области Украины теперь был задан объем посевов, записанный отдельной строкой. Но и скорректированный план остался невыполненным. Уже после войны Лысенко признал, что к 1940 году, по его собственным подсчетам (а мы уже знаем его страсть к завышению результатов) в стране было всего 7,3 тысячи гектаров летних посадок (56). Выяснились также многие нежелательные стороны этого "чудодейственного" агроприема:
"... летом сажать картофель под плуг [как это делали и делают повсеместно и в России и на Украине -- В.С.] нельзя, необходимо сажать под лопату, а лучше специальной картофелесажалкой, сконструированной специалистом Института селекции и генетики А.И.Нижняковским при участии А.М.Фаворова", --
пишет Лысенко в апреле 1938 года (57), так как сажалка эта "не иссушает почву". Но вот вопрос: а где её взять? И сколько она будет стоить? И где гарантия ее хорошей работы? Сажать же под лопату означает в десятки раз увеличить затраты ручного труда. Кроме того:
"Сразу же вслед за посадкой поле необходимо забороновать: ни в коем случае нельзя допускать глыбистой поверхности почвы, так как это приведет к чрезмерному и быстрому ее иссушению, а в практике летних посадок 1937 года были случаи, когда из-за непроведенного рыхления почвы последняя изобиловала трещинами, что чрезмерно иссушало ее, и в результате был получен низкий урожай" (58).
