Н. П. Благоев подверг критическому разбору известия Льва Дьякона о Болгарии и вслед за русскими историками выявил некоторую тенденциозность византийского автора, ограниченность его сведений. Так, историограф Василия II не знал о двукратном появлении Святослава в Болгарии, нет у него ясности и относительно истинных причин болгаро-византийского конфликта в 966 году. Н. П. Благоев обратил внимание на условность хронологических сведений Льва Дьякона50. В то же время автор некритически воспринимает действительно тенденциозные оценки Львом Дьяконом действий руссов в Болгарии, оценки, корректируемые другими византийскими хронистами51
А. Стоукс исследовал хронологию событий и отметил правильность их датировки русской летописью, проанализировал ход военной кампании Святослава и сравнил отдельные сведения византийских хронистов, показав противоречивость их известий, особенно в части русско-болгарских отношений в 970–971 годах, когда негативные оценки этих отношений не подтверждаются историческими фактами, приводимыми теми же хронистами52.
Отдельные источниковедческие наблюдения были сделаны отечественными и зарубежными историками в процессе изучения истории балканских походов Святослава. Об этих наблюдениях мы скажем в историографическом обзоре.
Ознакомившись с источниковедческой базой проблемы и анализом источников, предпринятым отечественными и зарубежными учеными на протяжении 100 с лишним лет, попытаемся с определенной долей вероятности установить достоверность сообщений византийских хронистов и русских летописей по интересующей нас теме. Что касается метода установления этой достоверности, то он в основном правильно определен в предшествующих источниковедческих работах: сопоставление сведений независимых друг от друга источников, их взаимодополнение, соответствующее общей намеченной в них канве событий.
С этих позиций следует еще раз вернуться к сопоставлению, во-первых, сведений Льва Дьякона и Скилицы, а затем Зонары, и, во-вторых, сведений византийских хроник и русских летописей.
Византийские хронисты, касающиеся исследуемого вопроса, начинают описание событий с болгаро-византийского конфликта. Причем Лев Дьякон показывает внешнюю причину конфликта - оскорбление болгарских послов, а Скилица и вслед за ним Зонара вскрывают внутреннюю подоплеку событий - двусмысленную политику Болгарии в отношении венгерских рейдов, ее возможный тайный сговор с уграми. Учитывая постоянную враждебность угров по отношению к Византии в это время, их участие в антивизантийской коалиции, организованной позднее Святославом, их нападение на Фессалонику (об этом сообщает Лиутпранд), можно сделать вывод о досто верности факта, сообщаемого Скилицей и Зонарой. Все трое хорошо знают и о дальнейшем развитии болгаро-византийского конфликта, и о миссии Калокира к Святославу. Однако относительно миссии Калокира нам лишь известно, что он действительно был направлен на Русь. Оценка же его усилий, сделанная византийскими хронистами, может быть принята лишь с большими оговорками, так как нет конкретного подтверждения действий Святослава по наущению византийского правительства. Зато мы знаем из сообщения Яхьи Антиохийского о войне между Византией и Русью до первого появления Святослава на Балканах. Учитывая это последнее сообщение, необходимо тщательно взвесить известие византийцев о побудительных мотивах похода Святослава на Дунай. Во всяком случае безапелляционная трактовка этого сюжета Львом Дьяконом и Скилицей нуждается в серьезной исследовательской проверке.
Что касается описания дальнейших событий, то, учитывая схожесть византийских и русских известий, мы должны признать достоверность сообщений византийцев о появлении русского войска на Дунае, разгроме им болгарской армии, пребывании Святослава в захваченной им части Болгарии, в Переяславце и об отсутствии военных действий между греками и руссами до вступления на престол Иоанна Цимисхия, то есть практически до весны 970 года. Лев Дьякон, как и русский летописец, говорит о многократных переговорах правительства Иоанна Цимисхия с руссами до начала открытой войны в 970 году. И Лев Дьякон, и Скилица сообщают о битве греков во главе с Вардой Склиром против союзных войск под Аркадиополем и о победе греческого отряда, а затем дают сходную канву событий весны и лета 971 года.
Греческие хронисты убедительно изображают порабощение Болгарии Византией после ухода руссов на родину. Довольно определенно говорят они и о случаях насилий и репрессий, учиненных русским войском в период первого похода на Дунай, а также в 970 году - в Филипполе и Доростоле. Факт расправы Святослава над своими противниками подтверждает и Устюжская летопись, рассказавшая о казнях, которым Святослав подверг изменников во вновь захваченном Переяславце.
Вместе с тем апологические оценки «Истории» Льва Дьякона, данные Чертковым, Багалеем, Успенским, безоговорочное следование большинства историков, в том числе и советских специалистов, сообщениям этого византийского хрониста нуждаются в серьезных коррективах. И Лев Дьякон, и Скилица многого не знали, о многом умолчали, многое исказили.
Не знали они о втором походе Святослава в Болгарию, хотя и зафиксировали хронологическую паузу в русско-византийских отношениях с начала первого похода до 970 года, что косвенно подтверждает правильность сообщения русской летописи о двукратном появлении руссов на Дунае.
Молчат византийские хронисты и о нападении печенегов на Киев, о чем сообщил русский летописец. Вместе с тем Скилица упомянул о посольстве Иоанна Цимисхия в 971 году к печенегам с рядом просьб, в том числе с просьбой пропустить остаток русского войска с Дуная на родину. А это значит, что в данный период и именно в связи с русско-болгаро-византийскими отношениями существовали контакты между Константинополем и печенегами, что также косвенно подтверждает возможность инспирированного либо греками, либо болгарами (по наущению греков) печенежского набега на Киев.
Сообщения византийцев о характере русско-болгарских и болгаро-византийских отношений весьма противоречивы, поэтому трудно принять их версию о том, что с 970 года руссы принудили воевать болгар против империи, и о том, что болгарское население якобы высказало полное сочувствие греческой армии. При этом Болгария в изображении византийских хронистов предстает как политически единое государство, сломленное русским нашествием и вернувшееся затем к союзу с Византией. Греческие историки настойчиво подчеркивают ужасы русского нашествия, в первую очередь отразившегося на болгарах, которые, по словам Льва Дьякона, даже взялись за оружие в союзе с руссами лишь для того, чтобы отомстить ромеям, навлекшим на них русскую угрозу; они говорят о стремлении Святослава подчинить Болгарию своей власти, хотя приводят факты и противоположного свойства.
Вместе с тем ни один из них не скрывает фактов разграбления Болгарии византийскими войсками и печальной участи этой страны под гнетом Византии после ухода руссов из Доростола. Поэтому версия о захвате руссами Болгарии, настойчиво повторяемая Византийскими хронистами, не находит подкрепления. Все трое, говоря о русско-византийском договоре, заключенном под Доростолом, отмечают, что он означал восстановление мирных и союзных отношений двух стран. Большего они не знают. Неизвестен им русско-византийский договор 971 года, хотя его основной смысл - возвращение Руси в лоно «друзей» империи - они передали точно.
Некоторые эпизоды событий на Балканах в 970–971 годах византийские хронисты, видимо, умышленно замолчали. М. Я. Сюзюмов совершенно верно заметил, что Лев Дьякон ни слова не говорит о результатах сражений с руссами патрикия Петра во Фракии. Не говорят они и о набегах угров на Фессалоники, о чем сообщил под 968 год кремонский епископ.
Все это требует весьма критического подхода к византийским источникам, общая концепция которых довольно далека от реальной картины описываемых ими событий.
Столь же дифференцированный подход необходим и к русской летописи.
Мы не разделяем скептического взгляда на «Повесть временных лет», выраженного в работах А. А. Шахматова, а также общей оценки, данной этому источнику Д. И. Багалеем, А. Чертковым и позднее Ф. И. Успенским, М. В. Левченко и некоторыми другими историками.
Конечно, в русской летописи многие события тех лет выпущены, многого русский автор не знал. Совершенно очевидно, что летописец не осведомлен ни об истинных причинах, ни о поводе первого русского похода на Дунай, ни о посольстве Калокира. Не знает он хода русско-византийской войны в 971 году. Неизвестны летописцу сведения о боях за Преславу, об отходе Свенельда из этой крепости. Русско-болгарскими отношениями этого периода русский летописец не интересуется вообще. В текст летописи вкраплены явно восходящие к народным преданиям легенды об испытаниях Святослава подарками - золотом, а позднее оружием, хотя сам факт переговоров подтвержден византийскими источниками, а это значит, что версия о дарах русскому князю, переданных от имени Иоанна Цимисхия, вполне правомерна. Мы не можем апеллировать к сведениям летописи о речах Святослава во время посольских переговоров с греками или перед боем, поскольку они имеют литературный характер, хотя и позволяют представить атмосферу событий, которую, видимо, передали в своих рассказах русские воины, пришедшие из Болгарии.
