возвышенностях (Бос, Бри, Суассонне) сохранился слой рыхлой наносной почвы, которая благодаря своей легкости для вспашки влекла к себе со всей Европы первые земледельческие народы доисторической эпохи.
Избыток населения здесь имел место уже к моменту крушения римской Галлии, что могло послужить сохранению «римских порядков». А затем благодаря изобилию населения Иль-де-Франс и соседние области послужили опорой для грандиозных «транснациональных» завоеваний Каролингов. Хорошая продовольственная и кормовая база обеспечили формирование тяжеловооруженной рыцарской кавалерии, которая, в свою очередь, стала основанием французского могущества вплоть до Столетней войны [49].
Итак, Париж мыслится географическим центром, вокруг которого концентрически располагается вся остальная территория: «первый круг» городов, которые он увлекает в своем движении – Руан, Амьен, Орлеан, Шалон, Реймс. Далее «внешний круг» – Нант, Бордо, Клермон-Ферран, Тулуза, Безансон, Мец и Страсбург. Париж «воспроизводит себя в Лионе» (этот «центр Юга», скорее, город Севера, чем Юга), чтобы достичь по Роне «эксцентрического Марселя». Этими кругами распространяется, по Мишле, «поток национальной жизни», наиболее интенсивный на Севере и ослабевающий к Югу [50].
Многообразие страны уже на заре современного страноведения вызвало к жизни попытки обобщения региональных различий, при этом экономгеографические подходы соединялись с культурно-историческими, а от типов хозяйствования или особенностей местных диалектов мысль исследователей восходила к полицивилизационности страны. Наиболее распространенным остается широтное деление Франции. Восходившая к Средним векам лингвистическая граница, проходившая к северу и к югу от Луары по линии от Ла Реоль на Гаронне до бассейна Вар и выраженная особенностями произношения «да» в северо-французском (ойль) и окситанских языках (ок), была осмыслена в цивилизационных категориях.
«В течение долгих столетий, – писал Бродель, – на нашей территории сосуществовали по крайней мере две могучие цивилизации, каждая в своем языковом пространстве; цивилизация ойль в конце концов победила, цивилизации ок суждено было превратиться едва ли не в колонию». Для историка, писавшего в конце ХХ в., фундаментальные культурно-исторические различия продолжали существовать: «На севере и на юге люди по-разному появляются на свет, живут, любят, вступают в брак, думают, веруют, смеются, едят, одеваются, строят дома и распахивают поля, держатся друг с другом» [51].
Генезис и эволюцию различий между Севером и Югом [52] прослеживает Ле Руа Ладюри. Вначале то были хозяйственные различия, и возникли они за 5–6 тысячелетий до н. э. Особенности этносов, участвовавших в двух волнах переселения народов – придунайской на Севере, средиземноморской на Юге – закрепились в различии систем земледелия. На Юге благодаря свойствам выращиваемого зерна раньше научились выпекать хлеб, здесь преобладали овцы и козы, пахали на быках, долгое время сохранялась соха, пашня и пар менялись ежегодно, формируя двухпольный севооборот. На Севере разводили коров и свиней, при пахоте использовали конную тягу и плуг, применяли трехполье.
В античную эпоху благодаря греческой колонизации, а потом римскому завоеванию на Юге появляются виноград и оливковые деревья; в сочетании с зерновыми они составили «классическую триаду» продовольственных культур. Обращенный в римскую провинцию Юг сполна черпает культурные достижения античной цивилизации, пожинает все выгоды тесных экономических связей и административные привилегии. В это время опережение Юга в развитии достигает максимума [53].
В Средних веках, по мере складывания военно-политического превосходства Севера положение радикально меняется. Феодальная экономика с крупным землевладением и серважем слабее внедрилась на Юге, где оставалось немало мелких собственников, поскольку, в отличие от Севера с его принципом «Нет земли без сеньора», здесь господствовал другой «Нет сеньора без титула», т. е. документально оформленного права на землю. В результате землевладение на Юге было более раздробленным, а дворянство более слабым. И в военных столкновениях «южное дворянство не шло в сравнение с… могущественными северянами, закованными в железо и жестокие идеи», самой могущественной из которых была идея централизации. На Юге, констатировал Ле Руа Ладюри, «не хватало централизаторской воли».
В Х – ХI вв. упрочивается культурное своеобразие Юга, первейшей основой которого становится размежевание лингвистических ареалов. Французский диалект ойль, пишет Ле Руа Ладюри, был «незаконнорожденным сыном латинских наречий», на которые местами «наложился кельтский субстрат (более ранний) и мощный франкский “суперстрат” (более поздний)». А на Юге местное наречие римлян, легионеров-язычников и христианских проповедников долгое время сохраняло чистоту латинского языка – на этой основе сложились диалекты «южного галло-романского языка», образовавшие зону ок. Несмотря на постепенное внедрение формировавшегося на Севере французского языка, даже в ХVIХVII вв. здесь еще процветала «строго диалектная литература». А в эпоху господства на Севере религиозного аскетизма Юг прославил себя поэзией трубадуров, воспевавшей любовь и иные земные ценности [54].
Культурные различия Юга и Севера отчетливо проявлялись и в области права – господство римского права на Юге и кутюмов на Севере. Еще в XIII в., отмечает Ле Руа Ладюри, в королевских указах «Франция писанного права» (Тулуза, Каркассон, Бокер, Перигор, Руэрг, Керси) отделялась от остальной части королевства, подчинявшейся обычному праву – кутюму (consuetudо). Предпринятая в XVI в. кодификация кутюмов превратила их в писанное право; однако некоторые существенные различия продолжали сохраняться: на Севере для ротюрье сохранялось равенство наследников, на Юге глава семьи сам определял наследника, следуя, как правило, принципу старшинства по мужской линии. Защищаемый римским правом постулат неограниченности владения и распоряжения частной собственностью препятствовал укоренению на Юге феодализма, а затем и торжеству абсолютизма [55].
Наиболее исторически значимыми и поистине трагическими для судеб Юга оказались религиозные различия. В античную эпоху здесь было распространено поклонение римскому пантеону, о чем свидетельствуют многочисленные сохранившиеся памятники. С Юга в первых веках н. э. начало распространяться в Галлии христианство, а тысячелетием позже здесь же возникли такие своеобразные феномены, как альбигойство (катарство) и вальденство, общей чертой которых было неприятие официальной Церкви, верховенства пап и особого статуса священства.
Реабилитация альбигойства как «внутрихристианского неортодоксального движения» [56] в новейшей историографии выглядит запоздавшей на несколько исторических эпох реакцией на его длительное шельмование и жесточайшее подавление. Объявленный против альбигойцев Крестовый поход возглавил в 1226 г. сам король Франции Людовик VIII. Последовавшие за упорным сопротивлением репрессии с многочисленными жертвами ускорили присоединение Юга к королевству.
Спустя три века религиозное своеобразие Юга проявилось при Реформации. Хотя были определенные созвучия между учением Кальвина и катарами в отрицании церковной иерархии и прямые связи между последователями Вальдо (Вальдеса) и гугенотами, важнейшую роль в религиозном сепаратизме Юга, как подчеркивает Ле Руа Ладюри, сыграла его отдаленность: «Католическая сила теряла свою мощь и смягчалась по мере удаления» от центров принятия репрессивных мер (королевского трона, Сорбонны, парижского парламента). Поэтому при наличии в регионе оплотов католицизма (в Оверни, Провансе, Руэрге, Жеводане) Юг прославился «гугенотским полумесяцем»: от Ла-Рошели до Нима через Тонне, Монтобан,
