Текст сразу заставляет вспомнить самый крупный черноморский остров - Левку («Белый»). Расположенный в тридцати пяти километрах против центра дунайской дельты и окруженный грядой рифов, он был широко известен в древнем мире как место погребения Ахилла и один из входов в преисподнюю. На нем никогда никто не жил, единственной его постройкой был храм Ахилла, а единственными обитателями - жрецы этого храма. Днем к его северному и восточному берегам приставали корабли, привозившие богатые дары, иногда устраивались поминальные игры. При северо-восточных ветрах остров был отрезан от мира: его западный и южный берега обрывисты, а в остальных местах якоря переставали держать дно. Ахилл считался наряду с Диоскурами покровителем плавающих в Понте. Поэтому нетрудно представить, сколько даров скапливалось на острове. Каждый грек или эллинизированный варвар почитал за высочайшую честь оказать помощь святому месту, если даже она была сопряжена с опасностью для жизни. Во славу этих людей высекали почетные декреты, а сами они оставляли посвятительные надписи.
Не повествует ли надпись Посидея как раз о таком рейде? Признать это мешают сомнения географического порядка. Могли ли полудикие сатархеи, ведущие только меновую торговлю, иметь корабли, достаточно мореходные для того, чтобы дважды пересечь Понт в широтном направлении? Зачем им понадобилась столь далекая и опасная экспедиция, да еще через надежно охраняемый пролив, если они равнодушны к золоту и серебру, а рядовые товары меновой торговли можно было раздобыть в любом прибрежном селении или на проходящих кораблях? Как им удалось благополучно и притом дважды миновать воды тавров, имевших явно более совершенные корабли, а также боспорцев и херсонесцев, чьи флоты, безусловно, вмешались бы в столь кощунственное предприятие?
Вопросов много, а ответов может быть только два: либо это не сатархи, либо это не Левка. Скорее всего - второе, и вот почему. Остров (его название в тексте не сохранилось), по всей вероятности, располагался в Азовском море: это мог быть, например, участок суши в дельте Дона. Тогда понятно и то, что помощь пришла из скифского Крыма: если скифы держали флот в Азовском море, он должен был первым откликнуться на призыв о помощи. Боспорским царям, неустанно боровшимся с пиратством у своих берегов, оставалось лишь сделать вид, будто они ничего не знают о «подвигах» своих подданных. Возможен, правда, и третий вариант: всех черноморских пиратов могли называть сатархами, если это было самое разбойничье племя на понтийских берегах, как всех средиземноморских пиратов называли тирренцами и позднее киликийцами. Но сведений об этом нет.
Однако Левка грабилась, причем неоднократно. В ее водах орудовали как фракийские племена, так и тавры. Обнаруженный на острове почетный декрет оль- биополитов, очевидно принимавших участие в карательных санкциях против пиратов, повествует об опустошении Левки на рубеже IV и III веков до н. э. - ровно на сто лет раньше упомянутого рейда сатархов. Позднее такие набеги, очевидно, стали нормой, а в эпоху императорского Рима Левка была даже оккупирована пиратами. Но если в надписи Посидея упомянут этноним и отсутствует топоним, то в надписях Левки дело обстоит наоборот: о племенах, совершавших эти налеты, нет ни слова. Возможно, они перечислялись в утраченных частях надписей. Это могли быть пиратские народности, обитавшие в северо-западной части черноморского бассейна, или объединенные пиратские флоты вроде тех, что хаживали на Египет при Эхнатоне и блокировали Рим при Цезаре...
В 85 году до н. э. бесславно для Митридата закончилась первая его война с Римом, а сразу за ней и вторая. Подобно лидийскому царю Крезу, Митридат, перейдя Галис, разрушил великое царство (Геродот сообщает, что Крез отправил посольство в Дельфы вопросить, следует ли ему идти войной на персов. Пифия ответила, что перейдя пограничную реку Галис, Крез разрушит великое царство. Лидийцы вторглись в земли персов и были наголову разбиты. Предсказание оракула исполнилось, но не так, как ожидал Крез: разрушенным оказалось его собственное царство.). Но он не терял надежды вернуть потерянное. Собравшись с силами, понтийский царь сделал в 74 году до н. э. третью попытку завоевать мировое господство - попытку, растянувшуюся на десять лет и стоившую ему жизни. С ужасом наблюдая, как флоты его союзников один за другим гибнут или сдаются на милость Помпея, как остатки его армий в панике ищут убежища в неприступных горах, как одна за другой склоняются перед римлянами завоеванные им области, как римская сеть разом накрыла дичь на двух морях (через два десятилетия после того, как сеть Митридата накрыла римлян на всем Востоке), этот талантливый и страшный человек бежал в Пантикапей, чтобы собраться с силами и вновь идти на ненавистный Рим. В 63 году до н. э., когда восстали боспорские города, блокированные римским флотом, а сын Митридата Фарнак переметнулся к римлянам с частью армии, «понтийский Ганнибал» принял яд в своем дворце на пантикапейском акрополе. Оттуда он видел затуманенным взором бескрайнее море, усеянное римскими кораблями. Яд не подействовал, и верный раб Митридата вонзил в своего господина милосердный меч. Узнав о его смерти, Помпей, осаждавший в это время Иерусалим (это было первое вторжение римлян в Иудею), поспешил в Понт и провозгласил его римской провинцией.
Понтийские пираты, составлявшие наряду с киликийцами заметную часть Митридатова флота и вербовавшиеся в основном на берегах Боспора Киммерийского, последнее убежище нашли в Меотиде. Там же к ним присоединились остатки разбойничьих эскадр, в течение двух лет противостоявших римской осаде в Амисе, Синопе и Гераклее. Став властителями Понта Эвксинского, римляне очутились в положении человека, поймавшего медведя, но бессильного подчинить его своей воле, потому что тот его «не пускает». В 48 году до н. э. Фарнак опустошил Колхиду, имея целью преимущественно Диоскурию - самый северный город на кавказском берегу, перешедший под римское владычество; примерно столетие спустя, в первой половине I века, гениохи столь же основательно разграбили Питиунт; в 57 году скифы осаждают Херсонес - ключевой пункт в Тавриде.
После этого набега римляне расквартировали свои войска в важнейших городах Крыма и Кавказа. Иосиф Флавий приводит слова иудейского царя Агриппы II о том, что причерноморские и приазовские племена, в том числе боспоряне, гениохи, колхи, тавры «держатся в повиновении тремя тысячами легионеров, и сорок восемь военных кораблей полностью усмирили прежде неприступное и суровое море». Эти корабли крейсировали вдоль побережий, охраняя устья судоходных рек и короткий путь через море. Важнейшие гавани защищались солдатскими гарнизонами. Пираты были вынуждены довольствоваться береговым разбоем, нападая на потерпевших кораблекрушение. Рассказ Тацита, относящийся к последним дням Митридата, о том, как тавры напали на отнесенную к их берегу римскую эскадру и убили префекта когорты и множество воинов, мог бы быть датирован любым более поздним временем и прилагаться к любому племени в любой точке побережья Понта Эвксинского. Например, ко II веку, когда разбойничий отряд фракийских или сарматских пастухов-костодоков вторгся в Грецию и дошел до Элатеи, где был разбит фокидским ополчением, собранным олимпиоником Мнесибулом.
Безопасность судоходства немедленно сказалась на оживлении захиревшей было торговли, игравшей не последнюю роль в жизни Римской республики, а затем империи. Расцветают Гераклея, Диоскурия, Ольбия, Пантикапей, Синопа, Танаис, Тира, Херсонес. Торговля стала всеобщей. Второе рождение переживают Буго- Днепровская, Волго-Донская, Дунайская, Рионская и другие речные водные системы, связывающие морской бассейн и внутренние районы в единое целое. Создаются крупные торговые корпорации, на средиземноморских рынках появляются новые диковинные товары. Возникают и быстро становятся популярными культы Посейдона Сосинея («Спасителя кораблей») и Афродиты Навархиды («Судоначальницы»), почти затмившие культ Диоскуров. Эти боги стали общеримскими.
Вплоть до III века римляне оставались господами Понта Эвкинского. Потом пришел конец.
В 30-х годах III века, при Александре Севере, страшному опустошению подверглась Горгиппия; через десять лет, когда Рим с помпой праздновал свое тысячелетие (21 апреля 247 года),- Танаис. В течение последующего тридцатилетия готы, захватившие бос- порский флот, взяли штурмом Питиунт, осадили Фасис, но не желая тратить времени на бесплодную осаду, ринулись дальше и овладели Трапезунтом. Осколки пиратских эскадр, теснимых римлянами на море и готами на побережьях, искали спасения на севере. Скапливаясь в устьях больших рек, они наспех зализывали раны, усиливались за счет разоренных готами скифов и неуловимыми страшными смерчами проносились по побережьям Понта, прежде чем римляне могли принять меры, и даже грабили берега Пропонтиды и Эгейского моря, как это было в середине III века. Отдельные флотилии понтийских пиратов заплывали в Кипрское море, промышляли на берегах Ликии и Памфилии и проникали во внутренние области до Каппадокии. До сих пор эти рейды носили грабительский характер, но с середины III века пиратство становится частью великого переселения народов, начатого готами с низовьев Дуная. В третьей четверти того же столетия некоторые пиратствующие племена фракийского берега терроризировали Балканы.
