— Что будем делать? — спросил Василевский.
— Что будем делать? Что будем делать? — задумался Сталин. — Будем завидовать!»)
Командующим 2-го Белорусского фронта был назначен генерал-полковник Г.Ф. Захаров, который считался «человеком своенравным и не в меру горячим». Это отмечают почти все, имевшие счастье с ним служить. Бывший начальник политуправления фронта генерал-лейтенант А.Д. Окороков отмечает, что: «Новый командующий оказался прямой противоположностью спокойному в обращении, мягкому и дружелюбно настроенному И.Е. Петрову и, как мне кажется, уступал своему предшественнику в военной эрудиции. К тому же Г.Ф. Захаров был излишне резок с подчиненными». О деятельности этого военачальника в должности заместителя Жукова на Западном фронте хорошо запомнилось и кавалерийскому генералу П.А. Белову: «Он щедро расточал угрозы, прибегал к самым крутым мерам… Вообще командиры стремились избегать встреч с Захаровым».
Обеспечивающий введение Захарова в должность и подробности предстоящей операции генерал Штеменко даже обеспокоился такой высокой концентрацией «горячих людей» в одном штабе: «Я очень опасался, что он начнет по-своему трактовать уже утвержденный Ставкой план операции, осложнит отношения с начальником штаба фронта генерал-лейтенантом А.Н. Боголюбовым, работником опытным, но тоже вспыльчивым. К тому же и Л.З. Мехлис оставался здесь…» Опасения оказались не напрасными: с первых дней Захаров, никогда до этого самостоятельно фронтом не командовавший, начал «по-своему трактовать», не дав себе труда побывать на местности, «пытался опротестовать направление главного удара» и, «как мы и ожидали, не замедлил объявить, что до него здесь все было плохо и ему-де придется долго исправлять чужие грехи». На совещании с командирами корпусов и дивизий командующий подтвердил свою репутацию полководца жуковской школы. Обматюкав всех скопом и каждого по отдельности, он объявил: «Здесь говорить буду я, а вам надлежит только слушать и записывать мои указания». Одним словом, фронт попал в твердые руки.
Лишь категорическое заявление представителя Генштаба о том, что план утвержден Ставкой и не может быть изменен без ее ведома, заставило воспарившего к вершинам стратегического планирования военачальника успокоиться и заняться делом. Впрочем, «Георгий Федорович зла не держал и был отходчив», но теперь генерал-лейтенанту Мехлису пришлось подыскивать новое «место работы». Кстати, Захаров откомандовал около четырех месяцев и в ноябре был понижен на должность командарма.
2-й Белорусский фронт прорывал оборону силами одной 49-й армии генерал-лейтенанта И.Т. Гришина четырехкорпусного состава на участке 12 км с задачей рассечь на две части армию генерала Типпельскирха и лишить противника возможности снять силы с центрального направления для стабилизации положения на флангах. Соседи получили приказ удерживать занимаемые рубежи и быть готовыми перейти к преследованию противника при его отходе.
Особенность прорыва заключалась здесь в том, что он осуществлялся с форсированием реки, имевшей широкую заболоченную пойму.
Для нанесения мощного удара по переднему краю фронтовые умельцы сконструировали «летающие торпеды»: «На реактивный снаряд М-13 с помощью железных обручей крепилась деревянная бочка обтекаемой формы. Внутрь бочки заливался жидкий тол. Общий вес такого устройства достигал 100–130 килограммов. Для устойчивости в полете к хвостовой его части приделывался деревянный стабилизатор. Стрельба производилась из деревянного ящика с железными полозьями в качестве направляющих. Ящик этот помещали предварительно в котлован и придавали ему нужный угол возвышения. При желании можно было запускать сериями по пять-десять штук. 9 июня мы провели опытную стрельбу. Выпустили 26 торпед одиночным порядком и сериями. Дальность их полета достигала 1400 метров, а взрывы были такой силы, что в суглинистом грунте образовались воронки по шесть метров в диаметре и до трех метров глубиной. Командование фронта считало целесообразным применить в процессе артподготовки, по крайней мере, 2000 этих устройств». Для сравнения, снаряд М-13 без «насадки» создавал воронку диаметром 2 метра и глубиной до 1 метра.
Бурную деятельность, важность которой современному молодому поколению не понять, развили «мехлисы» и «окороковы»: «Неоценимую помощь в период подготовки к наступлению, подготовки скрытой и потому особенно трудной, нам оказали специальные бюллетени Главного политического управления об опыте партийно-политической работы в боях под Сталинградом и на Курской дуге. Все мы не только ознакомились с постановкой политической работы в войсках, но и помогали проводить собрания, митинги, беседы, активно вникали в дела армейской печати… В те части 49-й армии, которым предстояло в первую очередь прорвать позиционную оборону гитлеровских войск, назначили наиболее опытных политработников. Проследили за тем, чтобы во всех стрелковых ротах были созданы партийные и комсомольские организации… Особое значение придавалось подбору и воспитанию парторгов рот».
23 июня в ходе артиллерийской подготовки специально выделенные усиленные роты форсировали реку Проня и захватили первые три траншеи. Вслед за ними по наведенным саперами штурмовым мостикам переправились к концу артподготовки и главные силы дивизий. Однако танки и самоходные установки при преодолении заболоченной поймы встретили большие трудности, что сказалось на замедлении темпа атаки. К исходу 23 июня войска генерала Гришина, нанося удар на фронте в 12 км, продвинулись вперед на 5–8 км. Но отдохнуть им не пришлось. Судя по воспоминаниям генерала Окорокова, сонмы политработников спать солдатам вообще не давали ни перед наступлением, ни в ходе его: «В ночь на 22 июня мы получили текст исторического документа Советского правительства «Три года Отечественной войны Советского Союза», и тотчас же политработники стали организовывать собрания, на которых бойцам разъяснялось содержание этого документа. А на рассвете 23 июня, за два-три часа до начала наступления, во всех частях и подразделениях прошли митинги…» После целого дня боев становится еще интереснее: «Политическая работа в наступающих войсках шла непрерывно, в буквальном смысле и днем, и ночью. В подразделениях, подсвечивая себе карманными фонариками, политработники, парторги рот, члены партийного бюро выпускали газеты-молнии, писали короткие листовки — их передавали из рук в руки. А в частях и подразделениях второго эшелона, которым под утро предстояло вступить в бой, политработники проводили митинги, там проходили партийные и комсомольские собрания».
На следующий день войска 49-й армии с боями преодолели еще 12–14 км.
В ночь на 25 июня немцы начали отход за Днепр. В преследование перешли соединения 33-й армии генерал-майора А.П. Пенчевского и 50-й армии генерал-лейтенанта И.В. Болдина. 26–27 июня войска 2-го Белорусского фронта вышли на восточный берег Днепра, форсировали его и к 28 июня освободили города Могилев, Шклов и Быхов. В районе Могилева была уничтожена оборонявшая «крепость» 12-я пехотная дивизия противника. Остатки гарнизона вместе с командиром дивизии генералом Бамлером и комендантом Могилевского укреплённого района генералом фон Эрмансдорфом сдались в плен. В сражении погиб командир 39-го армейского корпуса генерал артиллерии Мартинек и сменивший его генерал Шинеманн.
В это время штурмовая авиация фронта нанесла мощный удар по колоннам немецких войск, отходивших на Минск и преследуемых частями 49-й армии. Советские дивизии устремились к Березине.
БОБРУЙСКАЯ ОПЕРАЦИЯ1-й Белорусский фронт генерала армии К.К. Рокоссовского включал в себя 3, 28, 47, 48, 61, 65, 69, 70-ю полевые, 2-ю танковую, 6-ю и 16-ю воздушную армии, 1-ю армию Войска Польского, а также конно-механизированную группу в составе 1-го механизированного и 4-го гвардейского Кубанского кавалерийского корпусов и Днепровскую военную флотилию. Всего — 90 дивизий, 4 укрепрайона, 6 танковых, 1 механизированный корпус, 1 кавалерийская, 1 стрелковая, 3 танковых, 2 самоходно-артиллерийских бригады, 11 отдельных танковых и 27 самоходно-артиллерийских полков — 1 153 300 человек, 15 500 орудий и минометов, 900 реактивных установок, около 1000 танков.
Замысел проводимой правым крылом фронта Бобруйской операции, предложенный Рокоссовским, заключался в нанесении противнику ударов по сходящимся направлениям из районов севернее Рогачева и южнее Паричи в общем направлении на Бобруйск с целью окружения и уничтожения бобруйской группировки и дальнейшего продвижения на Пуховичи, Слуцк. Сталин и его заместители на майском совещании настаивали на том, чтобы нанести один главный удар с плацдарма в районе Рогачева. Командующий фронтом, исходя из недостаточной оперативной плотности плацдарма и условий местности, не позволявших действовать достаточно крупными силами, настаивал на своем варианте — два удара и «оба — главные». Верховный дважды предлагал Рокоссовскому выйти в соседнюю комнату и обдумать предложения Ставки, но в конце концов утвердил план фронта.
