Азеф ушел в бега вместе со своей любовницей — певичкой Хедвигой Клепфер. Тоже интересная дама. До того она хороводилась с великим князем Владимиром Кирилловичем и даже ездила с ним на русско — японскую войну, а потом связалась с террористом. Любительница экстрима, наверное…
Первоначально за Азефом была сохранена зарплата в 1000 рублей в месяц, однако со временем его лишили жалованья и даже объявили в розыск. Правда, как и революционеры, жандармы искали вяло, так что Азеф, не особо скрываясь, жил в Германии. Но его цветущую жизнь подсекла Первая мировая война. Дело в том, что он хранил свои сбережения в русских ценных бумагах и после начала войны остался нищим. Кроме всего прочего, в 1915 году его арестовали германские власти как опасного революционера. Азеф провел два года в тюрьме, откуда его выпустили только после Октябрьского переворота. Вскоре он умер от болезни почек.
Что любопытно, он имел и «посмертную жизнь». Во время мятежа левых эсеров в Москве в 1918 году те распространяли листовки, что, дескать, к большевикам приехал Азеф. Вряд ли это было простое вранье, скорее, кто‑то из эсеров видел похожего человека. Так что легенда, пусть и «черная», была жива…
Ночью думы муторней. Плотники не мешкают.
Не успеть к заутрене — Слишком рано вешают. Лучше ляг да обогрейся — Я, мол, казни не просплю… Сколь веревочка ни вейся — А совьешься ты в петлю!
(Владимир Высоцкий)
Когда вспоминают чрезвычайную жестокость Гражданской войны, редко задумываются: а почему так происходило? Причин, конечно, много. Но одна из них в том, что крестьяне и рабочие, воевавшие на стороне красных, в детстве или в юности были свидетелями действий карательных отрядов и столыпинских воен- но — полевых судов во времена революции 1905–1907 годов. Жители деревень и рабочих предместий платили по старым счетам. С процентами.
Хотя Столыпин был прав: «Сперва успокоение, потом реформы». Только вот вышло из этого… Потому что действовали по принципу: «Разберись, кто виноват, и накажи кого попало».
Ответный ходЛавину крестьянских восстаний можно было остановить лишь двумя способами. Первый — провести‑таки аграрную реформу. Но российские власти оказались на это не способны, потому в 1917 году и кончили так бесславно. Второй способ — пресечь беспорядки военной силой. По всей Руси великой «на подавление» двинулись карательные отряды. Действовали они предельно жестко. Вот, к примеру, как происходило «умиротворение» в окрестностях Москвы.
Командир лейб — гвардии Семеновского полка «полковник Мин выделил шесть рот под командой 18 офицеров и под начальством полковника Римана. Этот отряд был направлен в рабочие поселки, заводы и фабрики по линии Московско — Казанской железной дороги. Отправляя эту часть полка в кровавый поход, полковник Мин отдал приказ, в котором предписывалось буквально следующее: "…арестованных не иметь и действовать беспощадно. Каждый дом, из которого будет произведен выстрел, уничтожать огнем или артиллериею"».
Жесткость Мина понять можно — дело происходило сразу после Декабрьского вооруженного восстания. Другое дело, что офицеры, мягко говоря, несколько увлекались карательными мерами, особо не разбираясь, кто прав, кто виноват. И так происходило по всей стране.
«По приезде на станцию Перово несколько солдат, под личной командой Римана, штыками закололи пом. нач. станции. Как фамилия жертвы — мне не известно. Во время взятия в штыки начальника станции присутствовал.
Со слов офицеров полка слышал, что на ст. Голутвино был расстрелян машинист Ухтомский и еще 30 человек. В расстреле Ухтомского, если не ошибаюсь, участвовали солдаты и офицеры 9 роты, под командой капитана Швецова. Как зовут Швецова — не помню. Из разговоров офицеров мне было известно, что особыми зверствами отличался Аглаимов — адъютант одного из батальонов. Аглаимова зовут Сергей Петрович. Зверство его выражалось в том, что собственноручно из нагана расстреливал взятых в плен, за что получил высший орден Владимира 4–й степени. Наряду с Аглаимовым такими же зверствами отличались братья Тимроты. Из разговоров с Поливановым или Сиверсом в ДПЗ узнал, что они находятся за границей».
(Из протокола дополнительного допроса обвиняемого Шрамченко Владимира Владимировича, произведенного в ПП ОГПУ в ЛВО, г. Ленинград, 27 ноября 1930 года.)
Поясню. «Взятие в штыки» означает, что солдаты ворвались на станцию и перекололи всех, кто не успел убежать.
На селе все происходило примерно так же.
«В деревню прибыл карательный отряд. Его командир, уланский ротмистр, приказал выдать зачинщиков. Когда его приказание не было выполнено, солдаты схватили нескольких крестьян и повесили. Хотя двоих из них, братьев Семеновых, вообще не было в деревне во время разгрома усадьбы. После всех мужчин подвергли порке».
(П. Колосов)
Что‑то знакомое, не правда ли? Именно так во время Гражданской войны действовали и красные, и белые. Опыт имелся.
Чрезвычайные мерыПришедший на пост премьер — министра Петр Иванович Столыпин понимал, что подобный беспредел необходимо вводить в какие‑то рамки. 19 августа 1906 года он подписал указ о введении военно — полевых судов. Вообще‑то указ должна была утвердить Государственная дума, но действовать он начал сразу же после подписания.
Сам Столыпин обосновывал свой указ так.
«Власть — это средство для охранения жизни, спокойствия и порядка… Где аргумент бомба, там естественный ответ — беспощадность кары. Государство может, государство обязано, когда оно находится в опасности, принимать самые строгие, самые исключительные законы, чтобы оградить себя от распада. Это было, это есть, это будет всегда и неизменно. Этот принцип в природе человека, он в природе самого государства. Когда дом горит, господа, вы вламываетесь в чужие квартиры, ломаете двери, ломаете окна. Когда человек болен, его организм лечат, отравляя его ядом. Когда на вас нападает убийца, вы его убиваете».
Власти всех уровней отнеслись к новому закону с большим одобрением. Через шесть дней после его издания, 26 августа, Николай II повелел военному министру объявить командующим войсками его требование о безусловном применении закона о военно- полевых судах. Вместе с этим командующие войсками и генерал- губернаторы предупреждались, что они будут лично ответственны перед «его величеством» за отступления от этого закона.
Региональные власти не отставали. Так, например, Прибалтийский генерал — губенатор 14 декабря 1906 г. писал: «В настоящее трудное время от всех без исключения офицеров надлежит требовать проявления мужественного сознания необходимости действовать решительно в постановлении приговоров, суровость коих нужно признать необходимою для пресечения преступной деятельности отбросов населения, стремящихся поколебать основы государственного строя».
Что же представлял из себя военно — полевой суд? Эти суды были двух видов: военно — окружные и собственно военно — полевые. В первом случае каждый из таких судов состоял из 5 строевых офицеров, назначаемых начальником гарнизона. Обвинительный акт заменялся приказом о предании суду. Заседания военноокружного суда проходили при закрытых дверях, приговор выносился не позже чем через двое суток и в течение 24 часов приводился в исполнение по распоряжению начальника гарнизона. Во втором варианте все было точно так же, но судей назначал командир полка, осуществлявшего карательную операцию на данной территории. Разница происходила из‑за того, что часто на «умиротворение» бросали части, прибывшие из других мест. Прежде всего — гвардейские, которые не желали подчиняться местному начальству.
Вот как оценивал деятельность этих структур один из современников.
«Военно — полевой суд не был стеснен в своей деятельности процессуальными формами. Он являлся прямым отрицанием всего того, что носило название "гарантии правосудия". Вместо публичности заседания была введена исключительная замкнутость всего процесса разбирательства при недопущении на заседание даже и тех немногих лиц (например, родных подсудимых), с присутствием которых мирилось рассмотрение дела при закрытых дверях в обычном суде. Отменялось объявление приговора в присутствии публики. Вместо обвинительного акта представлялось краткое распоряжение генерал — губернатора о предании военно — полевому суду. Не было судоговорения, так как исключалось присутствие на заседании как прокурора, так и защитника. О независимости судей из числа офицеров, назначенных по усмотрению начальства, не могло быть и речи. Они были связаны требованием политики царизма выносить приговоры к смертной казни. Известно, что попытки не подчиняться этим требованиям влекли за собой репрессии для некоторых членов военно — полевого суда».
