Можно предположить, что Батый подвергал суровым испытаниям не всех князей, а только тех, кто не сразу ему покорился. Михаил Черниговский, как известно, сначала расправился с ханскими послами в Киеве, бежал в Венгрию, там женил сына на дочери венгерского короля, воевавшего с монголо-татарами. Потом он поехал к польскому королю, также вступившему в борьбу с Батыем. Только когда князь понял, что сопротивление бесполезно, он вернулся на родину и при ходатайстве внука, пользовавшегося покровительством хана, решил получить ярлык на свои прежние владения. Зная о поступках Михаила, Батый не был склонен ему верить, поэтому и подверг всяческим испытаниям: заставлял пройти через огонь, поклониться языческим идолам, в том числе и изваянию Чингисхана. Для православного человека все это означало отречение от христианской веры. Естественно, что Михаил Всеволодович не захотел стать предателем по отношению к вере предков и заслужить презрение со стороны современников, в первую очередь – старшей дочери. Поэтому он последовал ее совету и принял мученическую смерть.
Согласно тексту «Жития», Евфросиния не стала переживать по поводу смерти отца, поскольку он явился ей во сне в облике святого: в белых ризах и украшенном драгоценными камнями венце. Напротив, она порадовалась за него и рассказала о своем чудесном сне другим монахиням.[868]
Как уже отмечалось, в церковной литературе существует мнение, что Евфросиния Суздальская умерла в 1250 г. Однако в «Житии» отмечено, что еще при ее жизни хан Батый был убит в битве с венгерским королем и на время Русская земля вновь обрела свободу. Гибель ордынского правителя якобы была предсказана монахине ее отцом в очередном чудесном сне.[869] Известно, что Батый погиб в 1255 г., значит, в это время Евфросиния еще была жива.
В конце жизни суздальская святая, как утверждает «Житие», получила от Богородицы дар исцеления всех болящих. При этом недужным даже не нужно было встречаться с ней лично – достаточно было мысленно попросить о помощи. В итоге слава о ее чудесах, совершаемых еще при жизни, разнеслась по всей округе, многие суздальцы стали приходить к ней, чтобы выслушать наставление, поучение или добрый совет. Однако внешний вид монахини, ставшей святой при жизни, многих очень удивлял: иссохшееся тело, ветхая изодранная одежда, носимая даже в зимние холода. Некоторые богатые люди пытались подарить ей новые ризы и присылали еду и питье. Но Евфросиния от всего отказывалась, считая, что за земные страдания ее ждет вечная жизнь в раю.[870]
Вполне вероятно, что у автора «Жития Евфросинии» было мало фактов, касающихся реальной жизни монахини, поэтому он приписал ей чудо, связанное с утешением жителей Суздаля во время некоего страшного землетрясения.[871] На самом деле в Суздальской земле подобные стихийные бедствия едва ли были возможны. В летописях было описано лишь одно землетрясение 1230 г., когда в церквях заколебалось пламя свечей и закачались висящие на стенах иконы.[872] Назвать его страшным, конечно, было нельзя.
Реальным фактом, сохранившимся в составе предания о Евфросинии, могло быть исцеление ею бесноватой девочки 11 лет, дочери старейшины Суздаля.[873]
Григорий датировал смерть Евфросинии 27 сентября, но не указал год.[874] Возможно, что в этот день в Ризоположенском монастыре отмечалась ее память. Значит, даже в ХVI в. сведений о точной дате смерти монахини не было. Сейчас можно лишь предположить, что она умерла после 1255 г. и вскоре стала местночтимой святой, у гроба которой исцелялись многие больные и недужные.
Григорий описал одно из чудес исцеления, свидетелем которого был сам. Все произошло 1 мая 1558 г. В храм, где находились мощи Евфросинии, принесли больного, который из-за расслабленности всех членов не мог двигаться. После того как он с горячей молитвой припал к раке святой, произошло чудо – он встал и даже прошелся по храму.[875]
Суздальское духовенство смогло добиться официальной канонизации Евфросинии только в сентябре 1576 г., когда на церковный собор была представлена вторая редакция ее «Жития», написанная епископом Варлаамом. В ней к тексту Григория была добавлена «Повесть о посмертных чудесах Евфросинии» и описано празднество в ее честь.[876]
Таким образом, исходя из анализа содержания «Жития Евфросинии Суздальской», написанного в середине ХVI в. монахом Григорием, можно сделать вывод о том, что старшая дочь Михаила Черниговского была местночтимой святой в течение нескольких веков, монахини Ризоположенского монастыря в устной форме передавали друг другу сведения о ее исключительной учености, всевозможных добродетелях, истовом служении Богу, дарах предвидения и исцеления, о прижизненных и посмертных чудесах. Поэтому, начиная с середины ХIII в., Ризоположенский монастырь являлся местом паломничества болящих и недужных. В середине ХVI в. в связи с деятельностью митрополита Макария по канонизации русских святых суздальское духовенство стало собирать сведения о Евфросинии и направило их в Москву. Поэтому уже в 1548 г. в Церковном уставе появилось имя суздальской святой под 25 сентября, хотя умерла она, согласно преданию, 27 сентября. В уставе, видимо, была зафиксирована дата ее пострижения в монастырь.
Вполне вероятно, что у составителя «Жития Евфросинии» монаха Григория было мало реальных фактов о жизненном пути святой. Поэтому ему пришлось заниматься домыслами, заимствовать некоторые сюжеты из житий других святых, в частности «Жития Евфросинии Полоцкой». Ряд фактов он взял из «Слова об убиении в орде Михаила Черниговского и боярина Федора» и некоторых других агиографических сочинений. При этом он не пользовался летописями, поэтому допускал ошибки в хронологии и плохо ориентировался в родственных связях Евфросинии и ее отца.
Понимая, что у суздальской святой мало реальных заслуг перед православной церковью (она не строила храмы, не основывала монастыри, не делала щедрых вкладов и т. д.), Григорий прославил ее выдающиеся личные качества: высокообразованность («всем философам философ»), умение говорить проповеди, великолепно петь, предсказывать всевозможные события, исцелять больных. Кроме того, он подробно описал ее исключительно благочестивый образ жизни, постоянное служение Богу, аскетизм в еде и одежде. Вполне вероятно, что все эти данные содержались в предании о Евфросинии.
Следует отметить, что суздальскую монахиню почитали не только представители местного духовенства, но и знатные постриженницы Покровского монастыря. Так первая жена великого князя Московского Василия III Соломония-Софья Сабурова вышила покров на раку святой (в то время та еще не была официально канонизирована). Он дошел до наших дней и хранится в местном музее, мощи Евфросинии также не пропали, хотя Ризоположенский монастырь был закрыт после Октябрьской революции. Они находятся в одной из действующих церквей Суздаля.
Второй дочерью черниговского князя Михаила Всеволодовича была Мария, или Марья, выданная замуж за ростовского князя Василька Константиновича. Достаточно долго имя этой княгини не интересовало исследователей. Первым обратил внимание на то, что Марья Михайловна, вероятно, принимала участие в создании жития ее отца, был Н. Серебрянский. В проложной редакции «Жития Михаила и Федора Черниговских «он обнаружил такие строки: «Вложи Бог в сердце благочестивыма и правоверными нашима князема, внукома его, Борису и Глебу, брату его, и матери их Марии и создаста церковь во имя его, и уставиша праздновати месяца сентября в 20 день». Он решил, что в этом тексте содержится прямое указание на участие княгини в литературной деятельности.[877]
Д. С. Лихачев, изучая летописные статьи середины ХIII в. в Лаврентьевской летописи, обнаружил в них следы Ростовского летописца, в котором настойчиво повторялось имя княгини Марьи, вдовы Василька Константиновича. Это обстоятельство натолкнуло его на мысль об участии ее в создании летописца.[878]
Исследователь заинтересовался этой княгиней и собрал о ней различные сведения. В частности, он выяснил, что она была дочерью убитого в Орде черниговского князя Михаила Всеволодовича, что в 1227 г. была выдана замуж за ростовского князя Василька Константиновича и родила двух сыновей, Бориса и Глеба. В 1238 г. ее муж был убит по приказу Батыя после битвы на р. Сити, и княгине пришлось стать ростовской правительницей, поскольку сыновья были юны. Она с честью похоронила супруга и постаралась увековечить его имя на страницах Ростовского летописца. После этого она прославила имя своего отца, погибшего в Орде. В 1271 г. Марья Михайловна умерла, и ростовское летописание прекратилось, по мнению Д. С. Лихачева.[879]
Проанализировав статьи Ростовского летописца, исследователь выделил в них такие черты: всяческое прославление деятельности Василька Константиновича, рассказ о событиях в его семье, религиозно-нравственная окраска всего описываемого, выражение идеи крепко стоять за веру и независимость родины и не идти на компромисс с завоевателями.[880]
