Затем Германия огласила свои территориальные претензии. Кюльман уведомил Троцкого, что его страна находит требование России о заключении мира «без аннексий и контрибуции» неприемлемым и намерена оставить за собой оккупированные территории. Что касается предложения Чернина отказаться от всех завоеваний, оно теряет силу, поскольку ставит условием, что союзники России присоединятся к мирным переговорам, а этого не произошло. 5(18) января генерал Макс Хоффман развернул под недоверчивыми взглядами русских карту, на которой были представлены новые границы между двумя государствами31. Отделялась Польша, обширные территории на западе России, включая Литву и Южную Латвию, отходили к Германии. Троцкий заявил, что его правительство находит эти империалистические претензии абсолютно неприемлемыми. 5 (18) января, в день, когда большевики разогнали Учредительное собрание, он имел бесстыдство заявить, что советское правительство «придерживается взгляда, что там, где на карту поставлена судьба только что сложившейся нации, лучшим средством выражения воли народа является референдум»32.
Троцкий сообщил об условиях Германии Ленину, вслед за чем потребовал отсрочки политических переговоров на двенадцать дней и в тот же день отбыл в Петроград, оставив вместо себя Иоффе. Насколько занервничало правительство Германии при известии об отсрочке, можно судить по тому, что информируя Берлин, Кюльман настойчиво подчеркивал: требование большевиков об отсрочке не означает провала переговоров33. У Германии были основания опасаться, что срыв мирных переговоров может вызвать массовые волнения в индустриальных центрах страны. 28 января в различных частях Германии, включая Берлин, Гамбург, Бремен, Киль, Лейпциг, Мюнхен и Эссен, прошла организованная левыми социалистами волна политических забастовок, в которых приняло участие более миллиона рабочих. То там, то тут возникали «рабочие Советы». Забастовщики призывали к заключению мира без аннексий и контрибуций и к соблюдению права народов Восточной Европы на самоопределение — то есть к заключению мира на условиях России34. Нет сведений о прямом участии большевиков в организации этих забастовок, но влияние большевистской пропаганды на принимавших участие в них не вызывает сомнения. Германские власти ответили на забастовки энергичными, порой жестокими репрессиями, и к 3 февраля правительство овладело ситуацией. Однако волнения в стране были тревожным знаком и свидетельствовали, что независимо от того, как складывается обстановка на фронтах, внутренняя ситуация остается нестабильной. Народ хотел мира, а у русских, казалось, был ключ к нему.
* * *
Условия, выставленные Германией, разделили большевистское руководство на три противоборствующие группировки, которые затем преобразовались в две.
Бухаринская фракция выступала за прекращение переговоров и продолжение военных действий, преимущественно методами партизанской войны, и параллельное раздувание пожара революции в Германии. Позиция эта снискала популярность в рядах большевиков: и петроградский, и московский партийные комитеты выдвинули резолюции в этом духе35. Биограф Бухарина полагает, что эта политика, позднее получившая название «левого коммунизма», отражала чаяния большевистского большинства36. Бухарин и его последователи считали, что Западная Европа находится на заре революции: поскольку было общепризнано, что такая революция необходима для выживания большевистского режима, заключение мира с «империалистической» Германией представлялось им не только безнравственностью, но и пораженчеством.
Вторую фракцию возглавлял Троцкий, и расходилась она с левыми коммунистами в мелких нюансах тактики. Как и Бухарин, Троцкий отвергал германский ультиматум, но — во имя необычного лозунга «ни войны, ни мира». Россия должна была прекратить брестские переговоры и односторонне объявить войну законченной. Германия тогда вольна будет сделать то, к чему стремится (в любом случае Россия не сможет ей в этом помешать), — присоединить обширные территории по западной и юго-западной границе, но действовать в этом случае она станет без согласия и соучастия России. Подобные меры должны были, по мнению Троцкого, снять с России бремя утомительной войны, обнаружить грубую суть германского империализма и вдохновить рабочих Германии на восстание.
Ленин, которого поддерживали Каменев, Зиновьев и Сталин, возражал и Бухарину, и Троцкому. Его уверенность, что решение нужно принимать срочно и что у России нет возможности вести торг дальше, подкреплялась сведениями из донесения в Совнарком от 31 декабря (13 января) комиссара по военным и морским делам Крыленко. На основании ответов на анкеты, распространявшиеся среди делегатов Всеармейской конференции по демобилизации, Крыленко делал выводы, что русская армия (вернее, то, что от нее осталось) небоеспособна37. Не располагая силами, которые можно было бы назвать армией, невозможно противостоять дисциплинированному и хорошо оснащенному противнику, — такова была точка зрения Ленина.
7(20) января Ленин обнародовал свою позицию в «Тезисах по вопросу о немедленном заключении сепаратного и аннексионистского мира»38. В них говорилось, в частности, следующее:
1. Прежде чем достигнуть полного триумфа, советской власти следует покончить с периодом анархии и гражданской войной, ей нужно время для «социалистического преобразования».
2. России требуются хотя бы несколько месяцев, «в течение которого социалистическое правительство должно иметь вполне развязанные руки для победы над буржуазией сначала в своей собственной стране для налаживания <...> организационной работы».
3. Советская политика должна определяться внутренними причинами, поскольку нет уверенности в том, произойдет ли революция за рубежом.
4. В Германии заправляет «военная партия»: России будет предъявлен ультиматум с требованием территориальных уступок и денежных контрибуций. Правительство делало все возможное, чтобы затянуть переговоры, но эта тактика изжила себя.
5. Противники заключения немедленного мира с Германией на ее условиях неправы, когда говорят, что такой мир противоречит духу «пролетарского интернационализма». Если бы правительство продолжило войну против Германии, как того хотят оппоненты, оно не имело бы иного выбора, как искать помощи другого «империалистического блока», Антанты, и превратилось бы в пособника Англии и Франции. Продолжение войны, таким образом, не являлось бы шагом «анти-империалистическим», поскольку требовало бы сделать выбор между двумя «империалистическими» лагерями. Задача же советского правительства — не выбирать между «империалистами», а укреплять свои позиции.
6. Россия действительно должна вдохновлять революции за рубежом, но этого нельзя сделать без учета «соотношения классовых сил», — в настоящий момент русская армия бессильна остановить наступление Германии. Более того, «крестьянское большинство» русской армии высказывается за «аннексионистский мир», которого требует Германия.
7. Если Россия откажется принять предложенные Германией условия заключения мира, ей со временем придется согласиться на гораздо более невыгодные условия, но делать это придется уже не «социалистическому» правительству, а какому-либо другому, поскольку большевики тогда уже будут отстранены от власти.
8. Передышка даст правительству возможность организовать экономику (национализировать банки и тяжелую промышленность), что «сделает социализм непобедимым и в России и во всем мире, создавая вместе с тем прочную экономическую базу для могучей рабоче-крестьянской Красной Армии».
У Ленина, кроме того, было еще одно соображение, которое он не мог высказать вслух, не обнаружив, что, несмотря на все свои протесты, в действительности он желал, чтобы мировая война продолжалась. Он был совершенно уверен, что как только буржуазия Четверного союза и Антанты заключит мир, они объединят силы для войны против советской России. Во время прений о Брестском мире он намекнул на существование такой опасности: «Наша революция порождена войной; не будь войны, мы наблюдали бы соединение капиталистов всего мира: сплочение на почве борьбы с нами»39. Проецируя на своих врагов свойственную ему самому воинственность, он сильно переоценивал их решительность и коварство: в действительности после ноябрьского перемирия 1918 года никакого «соединения» не произошло. Однако, уверенный, что угроза существует, он стремился продлить войну и выиграть время для создания военных сил, способных оказать сопротивление натиску «капиталистов».
8(21) января 1918 года большевики созвали конференцию, на которую съехались партийные вожаки из трех цитаделей революции: из Москвы, Петрограда и с Урала. Ленин представил свою резолюцию о принятии ультиматума Германии: за нее проголосовали всего 15 человек из 63. Компромиссная резолюция Троцкого «ни войны, ни мира» получила 16 голосов. Большинство (32 делегата) проголосовали за резолюцию левых коммунистов, требующую бескопромиссной «революционной войны»*.
