Он и в самом деле пошел на поправку, коль с аппетитом стал уплетать уху с мелкими кусочками рыбы.
- А хлеба, можно хлеба? - напомнил он.
- Хлеба, однако, нельзя. Надо лечить мало-мало. Завтра будет хлеба.
Что ж, и на этом спасибо, мысленно поблагодарил Анатолий, доедая уху.
Лана вытерла ему полотенцем губы и отнесла на кухню посуду.
- Теперь снова лечить будем, - сказала, с лукавой улыбкой поглядывая на него. Но, чувствовалось, чего-то побаивается, не решается приступить к процедуре. Скорее спросила, чем сказала утвердительно: - Мало-мало погреть надо. - Осторожно приподняла одеяло, просунула руку под халат, провела ладошкой по груди, по животу. - Хорошо, совсем хорошо. - Коснулась голеней. - А здесь не совсем хорошо. - Подержала руку чуть выше колена. По-нанайски лечить будем. Знаешь... знаете как?
Анатолий помотал головой.
- Не боись, это не страшно и не плохо. - И стала раздеваться до гола, складывая одежду рядом на спинку стула. Юркнула к нему под одеяло, распахнула на нем халат. Плотно прижалась своим маленьким, худеньким тельцем к его телу.
Он вначале оторопел от неожиданности, окаменел от ощущения женщины, хотя это была ещё не женщина, ребенок. но её уже налитые женским соком маленькие груди с острыми сосками, упершиеся ему в живот, словно обожгли его, воспламенили кровь во всем теле; загорелось лицо, кончики пальцев рук, и огонь побежал вниз, к животу, ещё ниже. И боль, которую он чувствовал час назад, исчезла, вместо неё телом завладело желание.
Ему было стыдно, и он потянулся рукой вниз, чтобы прижать рукой разбуженный член, бессовестно упершийся в живот девочки, но она остановила его.
- Видишь, я хорошо лечила. Совсем скоро будешь бегать. Вон какой шустрый сынок. - Взяла рукой член, приподнялась и погладила. - Хороший сынок, однако. Жена дома ждет, дети? - спросила вдруг как взрослая.
- Тебе сколько лет? - пропустив вопрос мимо ушей, поинтересовался Анатолий.
- Пятнадцать, однако. Восьмой класс учусь.
- А откуда ты все знаешь? - кивнул он вниз живота.
- Что знаешь? - то ли и в самом деле не поняла она, то ли лукавила.
- Ну, про сынка, - улыбнулся Анатолий. - Ты не боишься его?
- Зачем бояться? Я не маленькая. Замуж пора, однако.
- Замуж? - удивился Анатолий. - У тебя и жених есть?
- Есть, однако. Плохой жених. Учитель...ница, - она с трудом выговорила это длинное слово, - говорил: нанай - слабый мужик. Дети слабый, нация слабый. Надо русский рожать, крепкий мужик будет.
- Хорошенькому же учит вас учительница. Она русская?
- Зачем русская? Русский школа училась, русский сынок родила.
- У вас в селе есть русские?
- Нет русские. В городе остался. Приморске.
- А как ваше село называется?
- Амба.
- Далеко от города?
- Далеко, однако. Лодкой надо плыть, морем.
- И куда приплывем?
- Находка. Там кораблей много. Русских много.
- А у вас, значит, одни нанайцы?
- Одни, - грустно вздохнула девочка. - Лечить, однако, надо. - И стала прижиматься к нему, тереться животом, грудью о его тело, возбуждая его все сильнее, и он еле сдерживался от желания схватить её за ягодицы и посадить на разбушевавшегося "сынка". А она будто ничего не замечала, терлась о него маленькой попкой, прикасаясь иногда влажными горячими губами и лукаво искоса заглядывая ему в глаза, нежно нашептывая: - Хороший сынок, крепкий сынок, дочку, однако, надо.
- Ты меня так и до греха доведешь, - застонал Анатолий.
- У нас нет греха. Шаман давно прогнал его.
- А что скажет твой отец?
- Спасибо скажет отец. Ты - хороший русский. Рыбак плохой. Он сделает хороший рыбак.
"Только этого мне не хватало", - с улыбкой подумал Анатолий. Наивность, откровенность и доверчивость девочки, в то же время серьезные, прямо-таки женские рассуждения, поражали его, загоняли в тупик, и он не знал, как быть - не хотелось и обидеть девочку, но и удовлетворить её желание значило злоупотребить гостеприимством хозяина. Как он все это воспримет? Возможно, у нанайцев и принято вступать в брак в пятнадцать, шестнадцать лет, от кого-то он слышал, что они созревают раньше и раньше умирают - не достигнув и пятидесяти лет, - но так ли это, он уверен не был.
- Хватит, - взмолился он, снимая её с себя. - Отец скоро придет?
- Скоро, однако, - девочка явно была огорчена. Быстро встала, набросила халатик. - Печку надо топить, ужин готовить. - И ушла в другую комнату.
Он слышал, как она одевается, хлопает дверью, гремит принесенными поленьями, и думал о ней - симпатичная, милая девочка, доверчивая и простодушная. Она, наверное, не знает еще, что такое обман, коварство, ненависть. И дай Бог, чтобы не узнала. Но вряд ли эти людские пороки минуют её. Розовые перспективы светят нам только в детстве.
Вечером вернулся отец Ланы. Несмотря на прорезиновый плащ, натянутый поверх фуфайки, на резиновые сапоги, он был промокшим до основания, руки и лицо красные, заскорузлые и потрескавшиеся до крови. Лана помогла ему раздетьcя и разуться, дала сухую одежду. Они поговорили на своем языке, и старик с улыбкой на лице подошел к Анатолию.
- Совсем карош. Дочка сказал, бегать, однако, надо. - Он говорил с ещё большим акцентом и тоже со словечком "однако". - Огненную воду пить будем, однако, душу греть. - Вышел в другую комнату, принес оттуда бутылку водки. - Лана, готовь уху, строгонину. Лечить будем, кушать будем. Тебя как зовут?
- Анатолий. А вас?
- Кешка, однако. Пассар. Так писал русский начальник. Всех писал, Кешка, Андрей, Гришка, Мишка.
- Русские часто у вас бывают? - спросил Анатолий, прикидывая, как и когда можно выбраться отсюда.
- Раньше часто. Теперь нет. Рыбы мало, соболь мало, белка тоже. Нет белка, нет меха, нет русски. Раньше плохо - русски рыбу, мех забирал, деньга мало платил. Теперь совсем плохо. Рыба есть мало-мало, соболь есть, шкурка мало-мало. Русски нет, деньга нет. Плохо, однако.
- Я вам много хлопот доставил, - виновато проговорил Анатолий. Поправлюсь, за все заплачу.
Кешка с хитроватой усмешкой почесал свою реденькую бородку.
- Рыбу не поймал, деньга не купил. Один остался, кто утонул?
- Не знаю, я случайно свалился за борт, - не стал откровенничать Анатолий. - Был шторм, ночью меня не нашли. Спасибо вам.
- Cильно замерз. Корошо, что грудь не замер, сердце не замерз. Я лечил, Лана лечил. Теперь совсем корошо.
Пока они говорили, девочка принесла из соседней комнаты небольшой фанерный столик самодельной работы, поставила на нем котелок с дымящейся ухой, вмиг наполнившей пряным ароматом комнату, хлеб, соленые огурцы и помидоры. Нарезала тонкими ломтиками репчатого лука.
Анатолий почувствовал как засосало внутри, пробуждая зверский аппетит. Значит, и в самом деле он выздоравливает, коль захотел есть. Он приподнялся. Голова закружилась, немного затошнило, но он усидел, и туман в голове рассеялся, тошнота пропала.
- Совсем хорошо, - одобрительно закивал Кешка и налил полрюмки водки. Другую полную, поставил около себя.
- Пусть мало-мало ухи покушает, - распорядилась совсем по-взрослому Лана и налила в тарелку ухи. Протянула Анатолию и ломтик хлеба. - Теперь можно и клеб.
Анатолий с аппетитом стал хлебать наваристую, с блестками жира и кусочками рыбьей мякоти жидкость.
- Кватит, - остановил его вдруг старик. - Выпить надо, однако. - И протянул Анатолию полрюмки водки. Взял свою и, приподняв торжественно, как при важном ритуале, выпил.
У Анатолия обожгло все внутри, будто и в самом деле он хлебнул огненной воды. Даже слезы потекли - так отвык он от этого волшебного напитка, снимающего боль, облегчающего душу от переживаний, от всевозможных невеселых мыслей.
Старик налил себе еще. Глянул на больного своими раскосыми с хитринкой глазами, погрозил пальцем.
- Твоя, однако, кватит. - Выпил, закусил и пустился в рассуждения: Бензин нет, лодка мало-мало ходить надо, рыба далеко, однако. Находка надо большой корабль плыть, бензин возить. Твоя где живет?
- В Приморске, - Анатолий обрадовался затронутой теме - есть возможность добраться на том корабле, который пойдет за бензином, до Находки. А там на любой попутке до Приморска доедет. - Когда вы за бензином собираетесь?
- Корабль большой нет. Находка придет, будем говорить.
- А когда он должен прийти?
Старик развел руками... Хотя какой он старик, наверное, и сорока нет. А что лицо изборождено морщинами - все время на ветру, на солнце. Потому и глаза у них узкие - постоянно приходится щуриться.
Кешка развел руками. Налил и выпил еще.
- Сапсем плехо большой корабль ходить стал - мал бензина. Русский часто приходил, рыбу забирал, деньги забирал - плехо был. Нет русский тоже плехо.
- А почему они забирали у вас рыбу, деньги?
- Они браконьер ловили, - пояснила Лана. - Штафоваль русский начальник.
- Штрафоваль, штрафоваль, - закивал Кешка. - Теперь сапсем плехо. Хотел налить еще, Лана отобрала бутылку.
- Хватит. Спать надо. Голова не надо болеть.
